«Ты должна быть самой красивой и умной, Джози. Помни, ты не стоишь их»
Слова матери всякий раз эхом стучали в голове, когда Пай начинала жалеть о сорвавшихся с её губ едких фразах. И всё же ей удавалось выглядеть как чистый невинный цветок, в то время как дикие розы царапали внутренности до глубоких ран, разрастались и гнили внутри неё. Она не подпускала к себе никого, гордо вскидывая подбородок и усмехаясь, оглядывая всех ненавистным взглядом, который был способен отравить всё в радиусе ста метров. Её мраморное красивое личико олицетворяло для всех лишь лицемерие и двуличность, хотя многие находили его прекрасным, полагая, что внутри, за этой прекрасной внешностью, нет ничего. Они были не правы. Внутри была терпкая колючая ненависть, которая была способна затопить весь остров принца Эдуарда, но также за этим милым личиком была боль. Пронизывающая, ломающая на части, парализующая. Холод сковывал сердце, вонзая острые иглы в хрупкое тело, заставляя всякий раз хмуриться от боли, конечно же, так, чтобы никто не заметил её слабость. Одиночество разъедает постепенно. За год жизнь Джози стала невыносимой. Виной этому стала мать молодой девушки, которая, кажется, просто постепенно сходила с ума, изматывая дочь новыми безумными идеями. Ей приходилось терпеть резкие приступы гнева и агрессии, от которой она не могла скрыться или уйти. Миссис Пай запирала её дома, не давая выходить на улицу, а порой даже за пределы собственной комнаты. Пожалуй, многие рады её мукам. Начиная от Ширли, которая бросала на светловолосую ненавистные взгляды, и заканчивая Гилбертом Блайтом, от которого её уже тошнит. Джози не винила их в таком отношении к себе, прекрасно понимая, что она вполне заслужила это. Рады были все, за исключением одной милой девчонки Гиллис, которая время от времени обращала на Пай своё драгоценное внимание, подсаживаясь за их когда-то общую парту, игнорируя осуждающие взгляды лучших подруг. Но Джози Пай не нужна жалость. Ни Руби, ни чья-либо ещё. Она не хотела ни с кем сближаться, потому что боялась, что через её фальшивую и, пожалуй, самую красивую улыбку будет видно всепоглащающую печаль и тоску. Пай ревновала Гиллис страшно. Эта ревность разжигала в ледяном, замёрзшем сердце яркий огонь. Джози чувствовала себя брошенной, обманутой и преданной. Поэтому прямо сейчас делала вид, что вовсе не обращает внимания на её взволнованный, зафиксированный на себе взгляд светлых небесных глаз. Слишком открытый. Слишком искренний. Слишком понимающий и сочувствующий. Слишком. Слабо втянув носом родной, запомнившийся ещё с детства запах цветов и воздушного клубничного зефира, исходящий от Руби, она отвернулась, поправляя и без того идеально выглаженную ткань своего белоснежного передника, показывая всем своим видом, что не настроена сейчас на разговоры, но Гиллис не сдалась: она знала её как никто другой. Она знала точно одно: эта девушка была готова разорвать всех в клочья, втоптать в грязь за неё. Руби знала это точно, потому что всякий раз, когда её хрупкое влюблённое сердце раскалывалось на части, при виде того, как мило беседуют Гилберт и Энн, стоя за школой и полагая, что их быстрый разговор на публике останется незамеченным, после уроков она шла в одно место. И хоть в сердце Джози таила обиду на подругу детства, в тяжёлые моменты она всегда была рядом, стискивая ту в тёплых объятиях. Гладила золотистые волосы тонкими пальцами и шептала, что Гилберт Блайт не достоин даже её взгляда. Для Руби дом — это не место. Дом — это её нежный успокаивающий голос и две руки, мягко оборачивающиеся вокруг неё. Дом — это её смешные истории, которые Джози могла слушать, тихо хихикая в подушку целую вечность, спокойный стук сердца, когда она лежит на ней, плавно проваливаясь в сон, и её звонкий, такой редкий заливистый смех, когда удержать его у неё нет сил. Для Руби дом — это человек, и с Джози она по-настоящему дома. Чувство комфорта и удовлетворённости обволакивало всё тело, словно тёплое мягкое одеяло, когда они были рядом. Это такое ощущение, словно всё вдруг встало на свои места. Они вдвоём, а так и должно быть. Вот только каждая из них не понимала, почему же всякий раз не хочется уходить. Почему же каждый шаг даётся с трудом, дышать вдруг становится как-то сложнее… Почему вновь возвращается это неприятное ощущение волнения и беспокойства, заставляющее хмуриться? И почему последнее объятие — словно нож по сердцу? Возможно, ответ слишком прост. Всё потому, что они больше не будут общаться на протяжении какого-то времени, и каждая из них понимала это слишком ясно. Руби, со своим вновь зажившим сердцем вернётся к Энн, Диане и Коулу, и те, Джози точно знает, будут кидать на неё непонимающие взгляды, услышав о том, что она провела замечательный вечер со старой подругой. Пай же будет сидеть в гордом одиночестве, всеми покинутая (не сказать, что вины её в этом нет). И останутся лишь быстрые тёплые взгляды и случайные касания, от которых щёки наливаются пунцовым румянцем. — Джози, поговори со мной, пожалуйста, — слишком мягко. Так приятно, что девушка зажмуривается ровно на секунду, а после всё же оборачивается, ловя желанный взгляд на своём лице. — А что изменится? — после небольшой паузы скалится Пай, тут же мысленно ругая себя. — Встретимся после школы? — вопросом на вопрос и ледяное молчание в ответ, хотя лицо блондинки рядом смягчается, она опускает взгляд, мазнув ресницами по бледным щекам. — Об этом опять никто не узнает? — улыбается Джози как-то нахально, смотря на такую уверенную в себе девушку рядом. — Зачем тебе это, Гиллис? Своих проблем не хватает? — Ты — моя главная проблема, Пай, — она сжимает её руку под партой прохладными пальцами, чувствуя, как внутри всё трепещет от этого действия. Руби не отталкивают её насмехающиеся над ней нотки в голосе, ведь она знает, что стоит пробить эту стену, которую Пай каждый раз строит, день ото дня складывая кирпичик к кирпичику и делая её всё крепче, и там, за маской, плотно сидящей на её красивом лице, она встретит ту девушку, которую знала, которую по-настоящему и так искренне любит. Золотовласая поднимает на неё удивленный взгляд небесно-голубых глаз, пряча первую за несколько недель улыбку на розовых губах. Уговорить Джози, оказывается, не так уж и сложно, если это делает Руби Гиллис. — И ещё ты знаешь, что важна для меня. Я хочу быть рядом. — В пять тридцать у нашего дуба, — деловито поджав губы, наконец произносит она, а после вновь улыбается, уже не в силах сдерживаться. — Порой ты бываешь слишком настойчива. — Тебе не всегда нравится «мягкая Руби», — хихикает она, но замолкает, видя серьёзное выражение лица подруги. — Она моя любимая, вообще-то. — До встречи, — напоследок шепчет Гиллис, едва касаясь губами блондинистых волос, чуть огладив предплечье, скрытое светлой тканью платья, а после быстро чмокает в щеку тёплыми сухими губами, уходя, но оставляя после себя сладкий аромат и замершую в одном положении Джози. Ей не нужен был ответ. Гиллис знала, почему Пай не откажет.golden girl
2 февраля 2019 г. в 12:45
Джози Пай — золотая девочка Эйвонли, на которую возложены надежды родных. Она любит кружевные вставки на платьях, запах после дождя и туманный лес. Её взгляд — ледяное лезвие ножа, проведя которым по коже, алая кровь выступает яркими бусинами, а на языке — яд сказанных слов и привкус отвращения к себе. Груз мечт и надежд родителей грубо лежал на хрупких бледных плечах, мешая ей вдохнуть ледяной воздух полной грудью и выпрямиться.