От Лимба до Коцит

Девять. Черны и смертельны воды этой реки, подобны памяти дней давних, часов вчерашних. Уперев руки в бока, с грозным взглядом - такой она была, его Илиена, не только в пять лет, всегда. Маленькая, готовая защищать сухие, ломкие вишни. Или детей. Или его. И Льюса позже. Всех, кто отчаянно нуждался, даже не подозревая о своей нужде. Восемь. Воздух застыл в ожидании бури, небеса за окном скручивались багровыми смерчами, а у земли стояло безветрие. Сама жизнь, горячая и заразительная, текла в её венах, озаряя светом, вовлекая в круг у костра всех, кто был рядом. Его. Льюса. Семь. В долине повисла удушливая вонь, густая настолько, что холодом обжигала лёгкие. Илиена была рядом, когда мир пошатнулся. Её плечо, всё в веснушках, поддерживало, когда он сам был готов сдаться. Она стала его светом, а потом… не только его. Льюсу всегда не хватало просто женщин и почестей. Шесть. Чёрные от плесени и сырости страницы книг леденили пальцы, дышали гнилью. Жадно, как голодающий, вчитывался он в предложения, — и те язвами оседали на внутренностях. Тогда плечи Илиены поникли, а руки опустились. - Я хочу детей, Барид, — сказала она голосом, охрипшим от спора, - хочу настоящую семью. Я не настолько сильна, чтобы ждать ещё триста лет. И он отступил. Пять. Внутренности жгло, как от раскалённого металла, слова и предложения со страниц отравляли разум болотными ядами. Наступало время последнего сражения, время гнева и мести. Когда началась война, он предлагал планы, дающие шанс на победу, а Льюс отвергал их. Слишком рискованно, слишком опасно, так много жертв. - Ты окончательно спятил, Медар! Нельзя биться с врагом его же оружием, только не с ЭТИМ! Но чтобы убить зверя, порой нужно самому стать зверем. Необходимо чем-то жертвовать, рисковать. И Льюс уступил. Четыре. Он был готов подождать, сделаться призраком, готовиться, пока не придёт его время. И люди умирали целыми городами, потому что он вёл войска не той стороны. Он запретил себе думать об Илиене, о маленьком, самоотверженном сердце, что билось в её груди и истекало кровью, раненое им. Но силы Света начали побеждать. Потому что он был по ту сторону. Три. За окнами чадили костры троллоков, наступал вечер. Захлёбываясь, лаяли Гончие. Запах горелого мяса вяз на зубах. Пока троллоки жрали целые семьи — он был там. Смотрел, как два города исчезают в звериных утробах, и ждал — смерти, молнии, разверзающейся под ногами земли. Когда Илиена проклинала его, было почти нормально — как шаг в пропасть. Зато она проживала ещё один день, с любимым мужем и детьми. Это давало причины дышать дальше. Сейчас Демандред задыхался. Два. Под сомкнутыми веками плясали огненные всполохи с фигурами, скрюченными в агонии. Льюс Тэрин всегда умел нравиться людям, внушал чувство надёжности: умный, весёлый, смелый, самовлюблённый, но искренний. Тот единственный, кому доверишь не только свою, но и жизнь самого важного человека. Тот, кому Барид Бэл Медар мог доверить жизнь и счастье Илиены. Лжец. Один. Под тенью Великого Повелителя царил холод, он ломал кости и зубы, он ослеплял и дарил забытье для умирающего Барида Бэла. Двум сущностям тесно в одном теле, двум генералам не вести одну армию. Когда-то Барид Бэл поверил Льюсу Тэрину. А потом поклялся служить Великому Повелителю. Но в дороге из лжи и чужих смертей последним камнем легла Илиена. Она должна была жить долго и счастливо, но приняла смерть из рук человека, который клялся защищать её любой ценой. Льюс Тэрин убил её. Ноль. Книги вспыхнули и обратились ничем. Демандред позволил уличному холоду влиться в кровоток, сковать морозным обручем горло, достигнуть головы. Мысли обрели ледяную чёткость и остроту. Он провёл пальцами по лицу, словно снимая маску из жирного пепла. Пронзительный, подобный несущимся вниз камням ветер скатился с гор в окно и унёс пепел куда-то на юг. Туда, где Дракон возродился. Льюс Тэрин должен умереть.