Сигизмунд Дийкстра пишет письмо...

      Душный и тёплый весенний вечер заглянул в крошечные полуподвальные окна маленькой каменной комнатушки. В ней почти не было мебели и прочих вещей, лишь за, на удивление, добротным, изящно вырезанным дубовым столом сидел немолодой грузный и лысый человек в порченном молью бархатном костюме. Сведущему глазу сложно было бы не узнать в нём графа Сигизмунда Дийкстру, архишпиона, бывшего грозу и владыку «de facto» Реданского королевства. Однако, было в лице и позе этого человека, простившегося с прежними именами, титулами и положением, что-то совершенно новое и неузнаваемое.       Жёсткие, властные складки на лбу и возле тонких губ смягчились под розовато-романтичным флёром закатных лучей, а пронизывающе-умные холодные глаза светились нежностью и печалью.       На тёмной полированной древесине между его крупными руками покоился девственно-чистый лист. Возле черепаховой чернильницы застыло в томительном ожидании гусиное перо.       Сигизмунд Дийкстра собирался написать письмо. Возможно, главное письмо в своей жизни, переполненной кипами донесений, доносов, докладов и прочих «до» и «после»…       Как же начать?.. «Возлюбленная Филь»?.. «Милейшая Филь»?.. «Дорогая Филиппа»?.. Нет, к чёрту, всё не то! Как хорошо, что он пишет сам, ведь его, ныне покойный, секретарь Ори уже внёс бы полный разлад в и так разбредающееся стадо мыслей своими смешками и вечным сухим кашлем…       О, кажется, вот и оно!.. «Вы знаете, мой друг, Бывает, как сегодня: До странности легко Строка целует лист; Трепещет в клетке рук, Как птичка, вечер поздний – И мысли далеко, А разум – странно чист!»       …Странно… Никого и никогда он не называл другом. Какие уж могут быть дружки-приятели у человека с его амбициями, умениями и хваткой! Неужели Филиппа Эйльхарт – чародейка, фактическая соправительница и пособница, союзница и интриганка, противница и любовница, и даже убийца… - единственная, к кому он нашёл в своей душе силы так обратиться? «Мой друг»… Однако, перо, обгоняя мысли, уже само покрывает пергамент дальше каллиграфически-изящным почерком: «Я вам пишу письмо – Зачем мне повод лишний? Перо бежит само Извивами строки… А дома по весне Цветет шальная вишня, Роняя, будто слезы, лепестки.»       …И верно, возле его дома был вишнёвый сад. И в детстве он любил бродить по этому саду весенними ночами, а деревья молча скользили мимо благоуханными призраками невест… Ох, рассвспоминался тут, не к добру это - будить мирно спящее прошлое… «Цветущих вишен обманный рай – Воспоминаньям сказать «прощай» Я не сумел – скомкал слова Сердца усталый бег. Их возвращенья не запретить, Память, как пряха, ссучила нить: Лица, слова… Дрогнут едва Окна закрытых век.»       …Курва! Я что, это ещё и написал?!..       Рука Дийкстры судорожно потянулась к листу с намерением его скомкать и отбросить прочь, но тут же бессильно обмякла.       Это самое важное письмо. Без черновиков, без исправлений и дополнений. Раз написалось именно так, пусть будет…       Сигизмунд представил себе изумление и недоверчиво вздёрнутую тонкую бровь Филиппы, когда она получит это оригинальное «посланьице»… «Поймете ли меня, Решите ль удивиться – Мне, право, все равно: Я нынче – свой двойник… Но вы, тоску кляня, Способны хоть напиться, А я уже давно От этого отвык!»       Он живо увидел, как в её изящных пальцах слегка дрогнет тонкая ножка бокала. Густое, тёмно-красное вино скользнёт нервным глотком по горлу, оставив на губах маленькую сладкую капельку… Что ж, этот тост он бы с ней выпил, хоть уже и забросил давно эту пагубную для здоровья привычку. Хотя, сложно представить, что у них будет повод встретиться и, тем более, выпить с той, кого он не видел уже столько долгих лет.       ...Интересно, найдёт ли хотя бы письмо своего адресата? Куда бы не посылал ныне Сиги Ройвен, и среди преступного мира Новиграда сколотивший надёжную шпионскую сеть, своих людей, внятного и прямого ответа о местоположении госпожи Эйльхарт не мог дать никто… «Что холод, что жара – От вас вестей не слышно; Шпионы нагло врут, Не зная ничего, А в комнатах с утра До ночи пахнет вишней… Надолго ли? Спросить бы у кого…»       …И опять эта вишня! Он прекрасно ведь знает, что духи Фили – лаванда и фиалки (хоть иногда, граф мог поклясться, она пахла корицей с нардом, а на её роскошных платьях и по-мужски скроенных костюмах оставался шлейф ароматов красной розы и мускуса, ландыша и жасмина и чёрт его знает чего ещё! – негласных свидетелей её страстных встреч с «подругами»)… Да и здесь, в его потайной «берлоге» возле новиградского порта пахнет (а, вернее было бы сказать, смердит) чем угодно, только не цветущими вишнями… Что же он тратит драгоценные чернила и не менее драгоценное время на какой-то вишнёвый вздор?.. «Цветущих вишен густая тень – Неразличимы и ночь, и день; Я не сказал все, что хотел – Кончен запас чернил; Следом за вами лететь вперед – Время жестоко, но хоть не врет: Короток век мелочных дел И человечьих сил.»       …Теперь вспомнил. В тот день, когда он впервые увидел Филиппу, блистающую во всём великолепии жемчужины Третогорского двора в королевском саду, тоже цвели фруктовые деревья. Один из опавших лепестков белым мотыльком коварно скользнул в её глубокое декольте – грех было не воспользоваться ситуацией! «Госпожа придворная чародейка! Позвольте Вам помочь в этом затруднительном положении! Знаете, у меня весьма ловкие пальцы…» Так и познакомились… Но о чём же таком он хотел всё-таки написать?.. «Вы знаете, мой друг, Я извожу чернила, Чтоб просто в цель попасть, Как свойственно друзьям: Похоже, всех вокруг Изрядно утомила Что ваша страсть, Что холодность моя.»       …М-да… Страстный нрав госпожи Эйльхарт и её жажда власти не довели ни до чего хорошего, когда на трон взошёл этот малолетний щенок Родовид. Хотя, его, Дийкстры, осторожность и трезвый расчёт привели к точно таким же последствиям: королевская немилость, изгнание, баланс на грани жизни и смерти… Однако, уже стемнело!..       Достав из ящика стола заранее припасённую свечу, Сигизмунд зажёг её фитиль и при неровном желтовато-бледном свете маленького язычка пламени продолжил писать: «Огонь свечи дрожит И саламандрой пляшет, И помыслы мои Заключены в слова: Не дай вам Бог дожить, Когда победы ваши Усталостью на плечи лягут вам!»       … Старый дурак, оказывается, до сих пор влюблён, как мальчишка! Может быть, дай он волю чувствам, не превращая, по своему обыкновению, их роман в тонкую, тщательно выстроенную игру, Фили сейчас была бы с ним? Но ведь она точно так же расчётливо и продуманно играла с ним, как опытная хищница с мышью! Хотя… Как же великолепно сочетался в её игре логически-отстранённый ум с невероятной, сводящей с ума, страстью! О, эта женщина достойна править всем миром, раз смогла завоевать и приручить Сигизмунда Дийкстру! И она вполне может добиться предела своих мечтаний. Чародейки живут долго, в отличии от простых смертных. Будет ли место на её золотом троне сожалениям и воспоминаниям об их несбывшейся совместной жизни?.. «Цветущих вишен влекущий яд, Воспоминаний зовущий ряд – Я не сказал все, что хотел – Краток подлунный срок! Сонная ночь залита вином – То, что не «завтра» – всегда «потом»… Все, что сказать я не посмел – Увидите между строк.»       …Всё, пора заканчивать. Посыпать песочком, просушить, просмотреть. Что же это получилось?.. Исповедь? Поэма? Любовное признание? Завещание?!. Ну уж нет, дудки темерские вам в глотку, Сиги жил, Сиги жив, Сиги будет жить! Мертвецы писем не отправляют, да…       Из давно сгустившихся весенних сумерек в подслеповатое окошко постучали. Бывший граф Дийкстра проворно дотянулся и приоткрыл маленькую створку. Вспугнув свечное пламя шуршанием крыльев, в каморку протиснулась крупная красивая птица. Сова. С умными и проницательными глазами, в зрачках которых тлели страстные жёлтые искры.