Доверчивый шинки

— Ято, это правда ты? — не веря своим ушам, спросил блондин. Неужели его хозяин вернулся и сейчас сидит перед ним? — Конечно это я, Юки… — прошептал Бог с надеждой, словно пытался уверить подростка в этом. И чтобы окончательно заверить его в том, что он настоящий Ято, брюнет улыбнулся. Искренней улыбкой, которая одновременно раздражала шинки, и в то же время заставляла любоваться ею. — Ято… — мальчик опустил взгляд и быстро заморгал, чтобы остановить поток слез, который с каждой секундой становилось сдерживать всё сложнее, — т-ты вернулся… В следующий момент, Бог ещё ближе притянул своего котёнка к себе и обнял его. Обнял так крепко, будто делал это в последний раз, но не так сильно, чтобы навредить ему. И тут светловолосый дал волю слезам. Он вдруг вспомнил слова Ято, что иногда, когда хочется, лучше поплакать, а не держать всё в себе. Чтобы не навредить хозяину и чтобы самому не было так тяжело. Голубоглазый нежно гладил того по голове, спине, тем самым успокаивая. Сейчас ни к чему допросы, они решат всё позже, и в этот раз он обязательно признаётся своему возлюбленному в чувствах, ведь теперь он точно уверен, что они взаимны. Хоть он ещё и совсем ребёнок, хоть он и не понимает многого, и для него всё подобное в новинку, но он чувствует это к Богу.

***

— Так ты дал имя Казуме, потому что боялся, что если возьмёшь меня в бой с магом, то я сломаюсь? — Ага… — Д-дурак! — встрепенулся мальчик и покраснел. — Неужели ты думаешь, что я настолько слаб? Если Казума с ней справился, то и я смогу! — негодовал Юкине, но в глубине души, там, куда даже Ято не мог проникнуть, ему было приятно, что Его Бог беспокоился за него. И пускай он совершил даже такое предательство. А Ято лишь улыбался. Он был рад тому, что вернулся, что пробудился от столь долгого сна. Он объяснил Юкине, как всё произошло, и что его возвращению поспособствовала смерть Казумы, так как одним из самых памятных его воспоминаний было омовение, когда Бог и шинки чуть не погибли, но смогли пережить это совместными усилиями*. — Иди сюда… — Ято позвал к себе подростка. Он сидел на подоконнике и смотрел на звездное небо (они почти весь день пробыли в комнате, так как очнулся Ято только ближе к вечеру). Юкине послушно встал и присел рядом с Богом, вновь давая ему возможность себя обнять. Раньше такую привилегию брюнет не имел, поэтому решил пользоваться ею почаще. Янтарноглазый поведал ему и о том, как попался в ловушку мага, что чувствовал тогда, как ему было страшно и одиноко. Ято слушал и смотрел на лицо своего мальчика. Он рассказывал это так эмоционально, словно совсем малое дитя, которое увидело что-то невообразимое и хочет об этом поговорить. «Совсем ещё ребёнок…» — пронеслось у него в голове. — Я больше не поведусь на её уловки, буду тренироваться в два, а то и в три, раза усерднее, помогу тебе стать величайщим Богом Удачи и мы одолеем твоего отца, вместе с Норой, ведь так?! — Юкине говорил и говорил, а Ято всё соглашался, кивал головой и улыбался. Он прижал к себе поближе мальчишку, устроил его поудобнее. Блондин сначала смутился и пытался выкарабкаться, но быстро смирился со своей участью и утихомирился. Ему было радостно, что его Бог вернулся, что они могут вот так сидеть в комнате вместе и говорить о чём угодно. Юкине больше не нужен ночник, чтобы спокойно уснуть, ведь с Богом погрузиться в сон гораздо проще, что он и сделал после непродолжительного созерцания ночного неба. Ему было неважно, что случилось с тем Ябоку, хоть и было всё ещё не по себе от того, что произошло за не такой уж и длинный промежуток времени. Ему было всё равно, он старался больше не думать о нём, постарался забыть его, ведь по-настоящему любит он именно Ято, Бога, который дал ему имя, который не отказался от него и никогда не сделает этого, который так дорожит им… Вскоре и Ято заметил, что его малыш заснул. Он устроил того поудобнее, так, чтобы свет луны падал на его лицо, и он мог любоваться им целую ночь. Брюнет погладил того по макушке, зная, что мальчик не любит когда Бог делает так, поэтому решил сделать это сейчас, пока Секки спит. «Какой же ты глупенький, Юки, какой доверчивый… — думал Бог, — но милый, мой милый, и я тебя никому не отдам, даже Ему.»*