***
Пока ребята ехали до Сашиного холостяцкого гнёздышка, Лёша успел рассказать ему всё: и как Антона угораздило влюбиться в Смолова, и как он стал свидетелем неприятной сцены, благодаря чему и выяснил, что Феде тоже нравятся парни. Всё началось в мае, на сборах, перед чемпионатом мира. Миранчук бы соврал, если сказал, что не замечал, как странно начал вести себя его брат в присутствии нападающего «Краснодара». Сначала ему казалось, что дело в Федином характере — чего греха таить, Смолов ещё тот пафосный позёр, любой в его присутствии стушевался бы. Но когда Лёша заметил, как Антон смущённо отводит взгляд от только что вышедшего из душа коллеги в одном полотенце (хотя при других ребятах младший никогда не был скованным), Миранчук понял — что-то не так. Окончательно пазл сложился тогда, когда он застукал своего брата за просмотром гей-порно. После всего выясненного его захлестнула какая-то глупая обида. Они всегда доверяли друг другу, о секретах не могло быть и речи, а тут Антон молчит о таком важном. Возможно, уже несколько лет. Но когда Лёша представил себя на его месте, понял — страшно о таком говорить. Даже самым близким. Что уж там, самому себе в этом бывает трудно признаться. Да и зачем говорить о чём-то сокровенном, если шансов, что всё сбудется — ноль? Фёдор Смолов — главный красавчик сборной России. Это факт. А ещё, он бабник, каких стоит поискать. Тоже факт и все об этом знают. Лёша не был исключением, пока случайно не подслушал один телефонный разговор. Он уже собирался ехать домой, как вдруг вспомнил, что оставил в раздевалке ключи от машины. Поднимаясь обратно по лестнице, парень услышал громкие крики и обрывки фраз. Осторожно заглянув в помещение, он увидел Федю, сидящего на скамейке возле шкафчиков. Смолов выглядел очень подавленным и обеспокоенным. — Да, мы расстались, — донеслось до Миранчука, — потому что она мне не нравится. Они мне все не нравятся, пап! Какое-то время царило молчание. На том конце провода мужской голос что-то гневно кричал. — Я устал себя ломать и быть тем, кем не являюсь! Просто позволь мне быть собой. Позволь мне любить того, кого хочу я, — на последних словах голос Феди сорвался. Снова тишина, но на этот раз не такая долгая. Видимо, ответ был очень кратким. — Если тебе не нужен такой сын, то мне не нужен такой отец, — сказав это, Федя положил трубку и, больше не сдерживаясь, яростно швырнул телефон на кафельную плитку и обхватил колени руками. Голова была опущена, тело дрожало. Он плакал. Так Лёша стал хранителем тайн двух своих близких людей — брата и лучшего друга. С тех пор его жизнь перестала быть спокойной. Во-первых, он мучился от того, что ощущал себя каким-то жутким сталкером — ведь ни Антон, ни Федя не догадывались о том, что Лёша знает их секреты. Во-вторых, ещё больше его гложило то, что он никак не может помочь хотя бы кому-то из них. Всё так бы и продолжалось, если бы не гениальная идея, пришедшая в голову Лёше, когда тот узнал, что Саша собирается устроить посиделки у себя дома в честь трансфера в «Монако». Конечно, Миранчук сомневался, всё ли у него получится, ведь он понятия не имел, нравится Феде Антон или нет, но почему-то внутри него все равно теплилась надежда.***
Закупившись алкоголем, чипсами, шоколадом и прочими вредными вкусностями, ребята ввалились в новенький лифт с огромными зеркалами. Саша нажал кнопку, над которой светилась цифра «23», и они поехали. Когда парни переступили порог шикарной пятикомнатной квартиры, Головин сказал им чувствовать себя как дома, указал на диван, кресла и мягкие пуфики, а сам достал айфон, чтобы позвонить в доставку суши и пиццы. В ожидании курьера футболисты, поудобнее устроившись, непринуждённо болтали на отвлеченные темы, пили красное полусладкое и коротали время за игрой в «Uno». Согласно Лёшиному плану, нужно было начинать, когда все уже будут достаточно пьяными, чтобы всё происходящее не казалось таким безумным. И вот, когда уже вся пепперони была съедена, когда Марио сладко дремал на плече у Черышева и когда уже даже Дзюба на пару с Акинфеевым перестали горланить новую песню Лободы, Миранчук понял — пора. Посмотрел на Сашу, тот одобрительно кивнул, вернее, попытался кивнуть. Он тоже уже был довольно поддатым. — Ещё вся ночь впереди, а вы сидите никакие, — не спеша начал подводить к теме Лёша, — давайте в «Правду или действие» сыграем что ли, взбодримся. Послышались одобрительные крики, ребята придвинулись ближе к друг другу и образовали подобие круга. Артём закинул ноги на Игоря, хотя тот и пытался поначалу сопротивляться, но в итоге смирился со своей нелегкой судьбой и с ещё более тяжелыми ляжками Дзюбы. Фернандес, как и всегда, был рядом со своим переводчиком и верным другом в одном лице. Саша пристроился возле Лёши, а Федя, словно по мановению волшебной палочки, оказался рядом с Антоном. При виде этой картины внутренняя сваха старшего Миранчука готова была завизжать от восторга, и он почувствовал себя увереннее, потому что всё каким-то образом шло так, как надо. — Я начну, раз уж предложил. Тоша, братик, — футболист лукаво посмотрел на своего близнеца пьяными глазами, — правда или действие? Сейчас всё решится. Лёша ощущал себя, как канатоходец, который прошёл уже почти всю дистанцию и осталось совсем немного и он может либо побить рекорд, либо сорваться прямиком вниз. Третьего не дано. Антон всегда выбирает действие, и остается только надеяться, что и в этот раз он не отойдет от традиции. — Действие, — улыбнувшись, ответил младший Миранчук. «Ну, понеслась вода в хату. Ты мне ещё спасибо за это скажешь, братик». — Посчитай все Федины татуировки, — коротко произнёс Лёша. — И всё? Раз плюнуть, — сказал Антон, и как бы он не пытался сделать голос ровным и даже пренебрежительным, нельзя было не заметить, что он порядком нервничает. — Ты меня недооцениваешь, — засмеялся старший, — я знаю, что ты когда считаешь что-то, всегда дотрагиваешься до этого указательным пальцем, чтобы проще запомнить было. Так вот сейчас тебе руками пользоваться нельзя. Только носом. Все тут же заулюлюкали и начали переглядываться. Игорь и Тёма одарили старшего Миранчука взглядом, подразумевающим, мол, ну ты и прохвост, над младшеньким так издеваться. Марио дергал Дениса за рукав футболки, прося всё перевести, и когда Черышев сказал то же, что и Лёша, но на испанском, Фернандес издал лёгкий смешок. У Головина же возникло желание прибить друга прямо здесь и сейчас. Это было рискованно. А что, если Федя откажется или скажет что-то грубое? Они ведь не знали наверняка, взаимны ли чувства Антона или нет. Сильно пьяный, как и все остальные, Смолов взглянул на младшего близнеца. В отличие от спокойного и, казалось, предвкушающего Феди, Антон выглядел взвинченным и жутко смущённым, хотя и всячески пытался это скрыть. Дрожащие руки его выдавали. — Ты, блять, извращенец, Лёш, — сказал заплетающимся языком второй Миранчук, готовый убить брата. — Но...вам ведь совсем необязательно делать это у нас на виду, — вмешался Саша, не дав начаться междоусобной ссоре, — у меня тут одна комната под гардеробную сделана, там довольно свободно, только два шкафа, и всё. Можете пойти туда, типа как в «Семи минутах в раю», и просто видос снять, чтобы пруфы были. Ну или можно без этого даже, мы вам и так поверим. — Я — нет, поэтому мне нужны доказательства, — встрял Лёша, кажется, пытающийся разозлить брата ещё больше, — плюс я это потом за такие деньги смогу продать! — Ага, только я скажу всем, что это ты на записи, и посмотрим, что ты будешь делать, идиот, — съязвил Антон. После этой фразы все засмеялись. — Ладно, правила есть правила, — произнёс Федя и посмотрел Антону в глаза, — пойдем. — Там по коридору и направо, — сориентировал их Саша. Смолов и младший Миранчук поднялись и, слегка пошатываясь, направились к двери. — Удачи, братик, — прокричал им вслед Лёша, но быстро замолк, потому что Саша пихнул его локтем под рёбра. Хотя сам, в глубине души, Головин тоже очень радовался происходящему и надеялся на чудо.***
Они вошли в плохо освещённую просторную комнату, где по одну сторону стояли белые большие шкафы, а по другую — зеркала. Антон нажал на выключатель, но в гардеробной было по-прежнему тёмно. — Чёрт, кажется, останемся без света, — пробормотал Миранчук, потупив взгляд и всячески пытаясь не смотреть Смолову в глаза. — Ну, зато ничего снимать не придется. Пусть эти развратники по-другому свои влажные фантазии утоляют, — обнажая белые зубы, сказал Федя. Антон рассмеялся. Ему всегда нравилось Федино чувство юмора, и сейчас эта шутка неплохо разрядила атмосферу. Правда, ненадолго. Вскоре к футболисту снова вернулась тревога. — Слушай, если тебе правда неприятно, я...мы можем просто наврать им и ничего не делать, — тихо произнёс парень, всё так же избегая зрительного контакта. — Мы можем начать с рук. И потом, — Смолов подошёл чуть ближе и приподнял подбородок Миранчука, чтобы взглянуть в шоколадные глаза, — если ты расслабишься и перестанешь быть таким скованным, я сниму футболку и мы перейдем к остальным. Антон нервно сглотнул, но всё же кивнул в знак согласия. Он наконец посмотрел на Федю, его взгляд задержался на пухлых, персикового цвета, губах. Миранчук даже задумался, какие они на вкус, но быстро отогнал эти мысли. — Вытяни руки, — попросил он парня, возвращаясь из страны грёз в реальный мир. Футболист послушно поднял обе руки на уровне груди Антона. Тот принялся тщательно изучать их от кончиков пальцев до предплечий. Спустя несколько минут, когда Миранчук закончил считать, он коротко сообщил: — Всё. После этого Федя стянул с себя черную футболку, демонстрируя накаченный пресс и невероятно красивые ключицы. Антон почувствовал, как низ живота начал предательски изнывать. Он приблизился к парню напротив, провёл носом по плечу, а потом, наплевав на всё, прильнул пылающими губами к его груди. — Я тоже люблю нарушать правила, — прошептал ему на ухо Смолов, обжигая мочку горячим дыханием. Он запустил руки в темно-каштановые волосы Миранчука и поцеловал его. Сначала осторожно, нежно, а потом, полностью отдаваясь желанию, толкнулся языком в чужой рот. Антон жадно ответил на поцелуй, затем отпрянул и опустился на колени. Он принялся целовать живот Смолова, опускаясь всё ниже, а после, дрожащими пальцами расстегнул его джинсы.***
Они лежали на холодном паркете и не могли перестать смотреть друг на друга. Вокруг была разбросана одежда, в комнате смешались разные запахи — вина, мятной жвачки, пота и одеколона. Федя обнимал Антона, ласково поглаживая его по спине. — Думаю, мне стоит набить ещё одну. На память, — прошептал Смолов, — всегда об этом мечтал. — Серьёзно? — Антон, казалось, не мог поверить своим ушам. — Ты давно мне нравишься. Только смелости не хватало сказать. Ну, сам понимаешь, — футболист виновато отвёл взгляд. — Да, да. Да, я понимаю, — ответил Антон. И не соврал. — Ну, спасибо твоему брату. Если бы не этот засранец, так бы и мучились. Парни рассмеялись. Первый раз за долгое время для каждого из них это был искренний и счастливый смех. Хотелось пролежать так целую вечность. Конечно, потом им придется вернуться к остальным и придумывать отговорки — рассказывать о севшей батарее айфона или о захлопнувшейся двери. Но сейчас они только вдвоём. И у них всё хорошо.