sweet sin

      Летний жаркий вечер, солнце уже давно зашло за горизонт, еще оставляя на небе прекрасные оранжевые цвета. Маленькая уютная церквушка, расположенная вдали от шумного и чрезвычайно душного города, стоит около небольшого соснового леса, из которого доносятся прекрасные щебетания различных птиц. Внутри здания тишина, иногда прерываемая противным скрипом открытого окна, через которое просачивается свежий лесной воздух, бодрящий до глубины души. Аромат свечей, отсутствие здесь людей, шелест листьев за окном и приглушенный свет придают всему спокойную, комфортную атмосферу.       — Господи, дай мне сил и удачи на последующие матчи, — шепотом, почти не слышно, произнес Антон, смотря на икону перед собой, а затем быстро перекрестился, при этом закрыв глаза.       — Мне кажется, вы делаете что-то неправильно, — с ухмылкой и очень неожиданно, разрезав тишину, доносится за спиной у парня басистый, но довольно приятный для ушей мужской голос.       Резко вздрогнув и задев подсвечник, стоявший рядом с ним, Антон издал непонятный от испуга звук, больше похожий на писк. Поймав и поставив конструкцию на место, парень с облегчением выдохнул. Он явно не ожидал, что кто-то будет тревожить его в такое позднее время. Развернувшись, он увидел перед собой молодого священника в черном подряснике. В руках тот держал маленький молитвенник, из которого торчала неприметная закладка красно-зеленого цвета примерно на середине книги.       — Извините, я похоже вас напугал, — делая короткий шаг назад и прикладывая правую руку к груди, расторопно сказал священник, слегка краснея.       — Ничего страшного, — улыбаясь, ответил все еще напуганный Антон. — А что именно я сделал неправильно?       — Для меня странно видеть человека, который молится, левой рукой. — смущенно опустив глаза к полу, вполголоса отозвался священник.       Оглядев собеседника сверху вниз, Миранчук заметил, что на руках у работника церкви надеты перчатки. В голове пронеслось сразу несколько вопросов: почему перчатки? Зачем? Разве они нужны?       Затем, Антон перенес взгляд на лицо молодого человека. В его зеленых глазах отсвечивались огоньки еще не затухнувших свечей. Улыбка была сдержанной, можно было даже сказать, что ее не было и вовсе. И что-то в этом священнике было очень притягивающим, но что — было сказать трудно. Может быть, все?       — Оу, — приглушенно издает Антон. — Я правда не знал, что это нужно делать именно правой. — он врет, конечно, знал. С самого детства он посещает церковь вместе со своим братом. Просто в этот послематчевый день у Миранчука голова, похоже, «поехала», сил не было ни на что. Но не приехать в свое любимое укромное местечко он категорически не мог.       — Я мог бы вам показать, мне не сложно, — делая небольшой робкий шаг вперед, прошептал священник, который последнюю минуту неистово теребил левую перчатку. От волнения? Предвкушения?       — Да, будьте добры, — любопытство переполняло Антона, ему было безумно интересно узнать, что же скрывает под этими перчатками парень, стоящий перед ним. Или Миранчук просто хочет раздеть его полностью и согрешить в том месте, где это даже не положено?       «Как бы я хотел с ним согрешить сейчас…» — эта мысль в голове у Антона проскочила моментально, заставляя того покраснеть, как самый спелый помидор на грядках. Но вылететь она также быстро не смогла, к счастью или сожалению?       Сделав еще один шаг и встав вплотную к молодому человеку, которому на вид было лет двадцать, священник аккуратно повернул того спиной к себе, не дожидаясь, пока это сделает сам парень. Слегка нагнувшись, он обжег ухо Антона горячим дыханием:       — Вы не против?       «Господи, да как я могу быть против, когда ты так близко?» — очередная тривиальная мысль пронзила разум парня, заставив его сжать кулаки, чтобы не выдать себя в это же мгновение.       А в ответ поступил лишь короткий кивок головой. Миранчук, возбужденный до кончиков пальцев, не в состоянии уже был адекватно ответить священнику, стоявшему в паре сантиметров позади него, да и против он никак не мог быть. Всего несколько минут, а он уже полностью сошел с ума из-за этого работника маленькой уютной церквушки. Почему Антон никогда не видел здесь этого парня? Что же все-таки скрывают эти перчатки? Да и почему ему вообще может как-то нравиться работник этого здания?       Молодой священник аккуратно взял правую руку парня и легким движением начал медленно показывать, как правильно креститься.       — Сначала берем указательный, средний пальцы и прикладываем их к большому… Да, вот так, — все также обжигая горячим дыханием ухо молодого человека, шептал священник, — а затем сюда ко лбу, потом вот сюда вниз. Ага, правильно, а сейчас вправо, и в конце влево.       — Почему у вас перчатки? — резко спросил Антон, немного повернув голову влево по направлению к лицу священника, стоявшего совсем-совсем близко, всего в паре сантиметров.       — А почему… вы спрашиваете? — удивленно раскрыв глаза и рот, заколебался тот.       — Просто любопытство, извините, — смущаясь и опуская руки, которые до сих пор были на весу, Антон мысленно проклял себя за то, что решился на этот вопрос, никак не касающийся его.       В какой-то момент подул сквозняк, и несколько свечей потухли, погружая церковь в еще больший мрак. Атмосфера стала куда более напряженной и интимной. Молодым людям стало гораздно труднее рассматривать черты лица друг друга. Священник, сделав очень глубокий вдох, начал:       — Психологи говорят, что тату — это подсознательное желание, — он остановился на секунду, медленно стягивая с левой руки перчатку, и на мгновение поднял глаза на Антона, — наказать самого себя.       Переведя дыхание и биение сердца на нормальный ритм, молодой парень резко стянул и другую перчатку, а затем убрал ее, как и предыдущую, в карман своего подрясника, в котором уже лежал молитвенник. Теперь Антон мог спокойно увидеть, что же скрывалось под аксессуаром, который обычно не носят священники церквей. Татуировки. Ими были покрыты абсолютно все кисти. В полутьме было трудно разглядеть рисунки, покрывавшие тело, но очертания все же были видны.       — И не только здесь… — прерывая тишину, сообщил священник.       — Что? — отходя от увиденного, выпалил из себя Миранчук.       — Они не только на кистях, — стеснительно улыбаясь, ответил парень. — Все руки, грудь и часть ноги покрыта ими…       — Но как? У Вас столько татуировок и Вы работаете в церкви? — явно не понимая, что происходило в тот момент, хмыкнул Антон.       — Ну, так вышло, — смущенно отводя взгляд куда-то в кромешную тьму и пожимая плечами, коротко буркнул работник церквушки.       — А покажешь остальные? — Миранчук сам не понял, как так вышло, что он резко перешел на «ты» с незнакомым ему человеком.       — Что? — теперь не понял вопроса священник. Он широко раскрыл свои зеленые глаза и сжал руку с перчатками у себя в кармане.       Делая небольшой шаг, Антон почти вплотную встал к парню в подряснике так, что их стали разделять всего каких-то пара жалких сантиметров. Миранчук аккуратно и очень медленно приблизился лицом к левой щеке священника, а затем нежно поцеловал мочку его уха, перед этим проведя по ней языком. Сам того не желая, работник церкви издал короткий, приглушенный стон.       «Боже мой, Миранчук, что ты творишь, черт возьми…» — выпалил про себя парень.       — Я не могу, мне не позволительно, — начал махать руками священник, пытаясь показушно отодвинуть от себя парнишку.       — Но татуировки же позволили тебе устроиться на эту работу, — ехидно улыбаясь, не сдавался Антон.       Перехватив руки работника церкви, Антон резко опустил их и открыл доступ к шее молодого человека, позволяя себе покрывать ее короткими, но очень нежными и одновременно страстными поцелуями, которые по-видимому очень заводили священника.       — Я… я, кстати, Федя, — тихо простонал тот.       — А я вообще-то Антон, — оторвавшись от шеи и ухмыльнувшись ответил Миранчук. — приятно познакомиться.       Слегка толкнув священника к стене, перед этим убедившись, что тот не получит никаких травм, даже самых малейших, Антон снова подлетел к нему, прижал к поверхности и стал очень медленно, дразня, расстегивать пуговицы подрясника, оголяя грудь парня, на которой красовалась крутая татуировка, в виде кирпичной стены и словом «faith». Все это выглядело очень эстетично и гармонично…       «Но все же… тут кое-чего не хватает» — широко улыбнувшись и посмотрев на пару секунд в глаза молодому священнику, Миранчук слегка наклонился и оставил небольшой засос малинового цвета сначала на идеальной шее парня, а затем чуть ниже, в области не менее прекрасной груди. Федя издал протяжный стон, а затем запустил левую руку в волосы Антона, а правую положил на его щеку, будто бы прося, чтобы тот поднялся для очередного нежного поцелуя.       — Я ведь и правда не могу, — отрываясь от безумно желанных губ Миранчука, прошептал Федя.       — Это же всего лишь поцелуй, я большего не прошу, — довольно грустно мурлыкнул Антон, заглядывая в глаза священнику, в которые в тот момент стало смотреть очень стыдно.       — Проблема в том… — нервно сглотнув, не закончил Федя.       — Во мне?       — Да что ты, совсем нет! — запричитал священник, кладя обе руки на плечи Миранчука. — Проблема лишь в том, что пришел я сюда, чтобы больше не грешить, а в итоге… Снова сорвался, — выдохнул тот.       — Извини, наверное, это была правда глупая идея… — Антон положил свои руки на грудь Феди и стал быстро застегивать пуговицы, расстегнутые ранее.       Остановив парня, священник прижал Антона к себе максимально близко, а затем резко прильнул к его немного пухлым и покрасневшим от недавнего поцелуя губам. Федор не хотел, чтобы это заканчивалось. Он закрыл глаза и молил Бога дать ему возможность быть рядом с этим человеком, который ворвался так быстро в его жизнь, что в это было сложно поверить, скорее даже невозможно.       — Я хочу, чтобы ты был моим единственным грехом… и самым сладким.

Your lips upon my lips Your fingertips on my fingertips Your skin upon my skin Would be the sweetest sin That would be the sweetest sin, yeah