Танец Хаоса. Иллюзии

Пот градом катился по лицу и на этот раз вовсе не от жары. Невыносимое наслаждение сворачивало все в узлы внутри нее, и от этого хотелось кричать, хотелось стонать, хотелось падать на землю без сил и вытягиваться всем телом, когда трещали переполненные силой клетки, когда позвоночник стал раскаленным столбом из сладости. Но Вель терпела, упрямо сжав зубы и глядя только перед собой. И мысленно молила Данку о прощении. - Теперь подхвати плеть из Духа и аккуратно добавь ее вот сюда, - звучал рядом мягкий и бархатистый голос Найрин, и каждый раз, когда Вель слышала его, у нее перед глазами возникала одна картина: пушистый уютный халат, медленно сползающий с обнаженного женского плеча. – Только не перепутай, - добавила Найрин, и Вель вздрогнула, силой заставляя себя смотреть на то, что она делает. – Обязательно помести эту плеть над узлом с внутренней стороны, а не с внешней. Если ошибешься, щит не раскроется наружу, а схлопнется внутрь, и ты сгоришь. - Я поняла, - с трудом протолкнула сквозь зубы Вель. - Тогда повтори. Соединяться и так-то было не слишком легким делом, и связь не так уж и часто устанавливалась для Вель с первого раза и без труда. Но делать это в седле во время походного марша, когда с серого неба над головой без конца моросит дождь, а от вони лошадей режет глаза, было просто невмоготу. Ты только и делаешь, что жалуешься. Только ноешь, что устала, что больна, что не хочешь быть здесь. Работай, а не ной. За тебя никто работать не будет. Ее серый жеребец послушно шагал вперед по мокрой, отмытой от пыли и грязи дороге, что змеилась меж холмов и зеленых рощиц на запад, в сторону Бруенина. Обзор перекрывал изогнувшийся впереди холм, но разведка докладывала, что они уже почти приехали. Осталось всего несколько часов, и они окажутся в Бруенине. И тогда одним крохотным камушком на плечах станет меньше. Это нисколько не ослабит давящую их к земле гору, но хотя бы чуть-чуть полегче будет, хотя бы на один вздох. И что ты будешь делать с этой легкостью? Она поможет тебе отвести прочь тоску? Вель только криво усмехнулась своим мыслям. Одна ее часть только и делала, что умоляла, просила, без конца выпрашивала хоть какого-то облегчения, хоть какой-то возможности отдохнуть. Но эта часть была слабой и эгоистичной, эта часть была человеком, а не Аватарой Создателя, той, что любила себя. А вот Аватара в ней любила Данку и без конца твердила об одном: сделай все, чтобы заглушить боль от ее ухода, иначе ты умрешь. Сделай все, чтобы к ее возвращению ей не пришлось страдать, бояться, нести на себе ответственность. Сделай все так, чтобы ваша совместная дорога с ней стала легче вздоха ветра над уснувшим ночным полем. И тогда у тебя не будет времени тосковать, а от всей этой муки хотя бы будет прок. Аватара была права, она не могла тратить время, ни секунды не могла терять. Вель подняла руки и сосредоточилась, позволяя наслаждению, текущему сквозь каждую ее пору, начать обретать форму. И умоляя Данку о прощении. Та ведь сейчас испытывала нестерпимую боль. Так работала связь между ними: когда одна из них использовала энергию и переживала наслаждение, другая ощущала лишь невыносимую боль, и наоборот. И выходило, что когда она училась выживать и защищать их с Данкой, она одновременно с этим и мучила ее. Как жесток ты был, Создатель, когда придумывал для нас законы и правила! Как невыносимо злораден в том, какой будет наша судьба! По сравнению с тобой Сет мальчишка, так чего же мне тогда бояться его? Последние четыре дня они только и делали, что занимались с Найрин с утра до вечера ровно столько, сколько длился дневной переход войска. И это начало давать плоды. Вель уже не приходилось по пять-шесть раз осекаться, пытаясь установить связь с Источниками через малхейн. Теперь она хватала их с первого, максимум со второго раза, теперь она правильно открывалась, позволяя энергии течь вдоль двух позвоночных каналов, как называла их Найрин, напитывая ее силой от макушки до пят. Ощущение это было невероятным: сладость, ослепительная бесконечная сладость, такая сильная, что тело от нее уставало едва ли не сильнее, чем от беспрестанной физической нагрузки. И откат за это тоже был, как саднящие мышцы на утро после того, как таскал на плечах мешки с песком. Только откат гораздо более серьезный, чем боль в растянутых мышцах. Но сейчас думать надо было не о том. В конце концов, боль была ценой за наслаждение, а страх – за счастье. Все это было ценой за Данку, и по сравнению с Данкой становилось такой ерундой, что и слова лишнего не стоило. Вель отмахнулась, прогоняя все мысли. Ради одной возможности взглянуть в твои глаза я бы согласилась вечность гореть в бездне мхира. И это стоило бы того. Теперь она уже видела потоки внутри серой энергии Источников. Разноцветные нити стихий, одновременно с этим умудряющиеся оставаться серыми. Они переливались разными цветами изнутри, образуя общий узор энергии: красный Огонь, синяя Вода, черная Земля и желтый Воздух. И белый Дух, ослепительно белый, будто первый снег. Теперь она могла вытянуть нити стихий из общего клубка Источников, как вытягивает одну нитку из мотка пряжи мастерица. И рисунки, которые она создавала, больше не были спонтанными воспоминаниями Энерион Руонской, той, кем она когда-то была. Теперь Вель знала, что хочет сделать, и делала именно это. Найрин действительно учила ее, и впервые за долгое время обучение давало свои плоды. Сложный узор формировался между ее рук, похожий на разноцветный клубок пряжи, каждая нить в котором занимала строго отведенное ей место. - Хорошо, - одобрила нимфа, внимательно глядя на рисунок в руках Вель. Она ехала на рыжей кобыле слева от нее, сидя в седле как-то неровно и кривовато, без конца ерзая и морщась. Впрочем, Вель держалась не лучше, только выхода другого у них не было. – Теперь осторожно накладывай Дух. Стараясь не смотреть на нее прямо, Вель взялась за прядь Духа и аккуратно поместила ее на то место, где она и должна была находиться. На Найрин невозможно было смотреть, это было выше ее сил, и каждый взгляд вызывал внутри острую невыносимую тоску. И желание. А потом – жгучий стыд, такой сильный, что хотелось собственными руками разорвать свою грудь, вытащить это бесполезное грязное сердце, посмевшее ощущать желание к кому-то, кроме Данки, и растоптать его ногами по плитам дорожного полотна. И никакие слова Крол о том, что нимфы так влияли на всех, ей не помогали. Соберись, животное, и делай то, что должна делать. Узор сложился, и щит возник перед Вель: ярко-алый с серебряным краем, но при этом серый, будто утренний туман. Она удовлетворенно вздохнула, разглядывая его. Впервые получилось правильно, только с пятой попытки, хоть Найрин и говорила, что Вель быстро схватывает. Она вообще много чего говорила: что ведьмы учатся соединяться долгие годы, что невозможно познать всю глубину Источников за несколько месяцев, что очень опасно для жизни форсировать обучение и гнать себя так, как гнала Вель. Непривыкшее к нагрузкам тело может не выдержать, говорила она, внутренние органы лопнут от перенапряжения, и наступит смерть. Но Создатель не потрудился предоставить Вель такой роскоши, как время, когда отправлял ее биться на Танец Хаоса. Как и защиты, как и помощи, как и умения и всего остального, что ей приходилось с такой бешеной скоростью выгрызать у мира самой. А значит, приходилось просто делать свою работу, раз уж других вариантов у нее не было. - Отлично, Вольторэ! – с неподдельным удовлетворением в голосе проговорила Найрин. – Все именно так, как и нужно. - Благодарю, - кивнула та в ответ, с усталым вздохом отпуская рисунок и позволяя ему исчезнуть. Этот трюк они тоже учили слишком долго, гораздо дольше, чем нужно было бы, но сейчас он давался почти без труда. - Еще раз будем прогонять или запомнила? – вопросительно взглянула на нее Найрин. Вель старалась не смотреть на нее в ответ, но это было сложно, потому что целыми днями они ехали пообок и без конца занимались. Краем глаза она видела эти серебристые волосы, изумрудный блеск глаз из-под густых черных ресниц, мягкие формы ее сильного и гибкого тела, так плотно обтянутого белой формой Боевой Целительницы. И стоило Найрин сказать хоть слово, как все внутри переворачивалось – это ее голос медом тек по внутренностям Вель, омывая ее сладостью, пьяня и сводя с ума. … Это все потому, что она была нимфой. Я помню ее. Ей стоило посмотреть на меня своими фиалковыми глазами, невероятными, неземными, невыносимыми, ей стоило только посмотреть, и ноги подкашивались подо мной. Я помню, как пропускаю серебро ее волос сквозь пальцы, и оно течет по моей руке, словно тончайший атлас. Я помню жар и мягкость ее кожи под подушечками пальцев и то, как искренно и всей собой она отзывается на каждое мое касание. Я помню ее губы, горячие и сладкие, самые мягкие губы на свете, которые… - С тобой все в порядке, Вольторэ? – в голосе Найрин проскользнули тревожные нотки, и это заставило Вель немного прийти в себя. Вместо ответа она отвела глаза, шмыгнув носом и пытаясь управиться с бешено колотящимся в груди сердцем. Все чаще это случалось, все сильнее. Словно плотина, что разделяла ее память на фрагменты двух разных жизней, начала потихоньку истончаться, подтачиваться бурливыми и строптивыми волнами сознания Энерион. То и дело воспоминания мертвой Аватары вливались в голову сквозь трещины в этой плотине, и вместе с ними приходило все, что было ею. Ненависть и ярость ко всем, кто не соглашался с ней, слепящая и сильная, с которой Вель не в состоянии была справиться. Бесконечная тоска по Элонор, невыносимое желание полного эмоционального и физического соединения с ней и ее прикосновений, которые изводили теперь и Вель, тоскующую по Данке. Ожесточенное стремление вперед, к концу Танца, подпитываемое желанием, чтобы все это закончилось раз и навсегда, чтобы настал вновь такой долгожданный покой вечной черноты, в которой они с Элонор дремали, обнявшись и приникнув друг к другу так сладко… Энерион хотела умереть, и порой вместе с ней хотела того и Вель. Были ли они разными существами? Или одним существом с двумя лицами и двумя жизнями? Чем они были? И кто из них был Аватарой Создателя на самом деле? Наверное, я просто схожу с ума. Или, наоборот, прихожу в него, собирая по частям все, что было во мне разбито. И что же тогда получится, когда все кусочки встанут на место? - Покажи мне рисунок блока против сети, - устало проговорила Вель, прогоняя прочь мысли и изо всех сил пытаясь заблокировать эмоции, которые вызывало присутствие нимфы рядом. Которые вызывали воспоминания Энерион об Элонор, воспоминания самой Вель о Данке. – Мне нужно защититься, если кто-то попробует отсечь меня от соединения. Найрин молча поглядела на нее долгим взглядом вместо того. Вель заерзала в седле, чувствуя себя не в своей тарелке. Ей нужно было работать, чтобы избавиться от всего этого бесконечного кошмара, что терзал ее тело. Ей нужно было как-то отгородиться от собственных эмоций и собственного бытия всего лишь куском плоти, чтобы стать Аватарой, которой она и должна была быть. - Тебе нужно отдохнуть, - тихо сказала, наконец, Найрин, и Вель в ответ только угрюмо вздохнула. – Ты загоняешь себя, и мне кажется, что с тобой происходит что-то не слишком хорошее. - Мне просто нужно научиться, - твердо ответила ей Вель, стараясь не испытывать раздражения. – Я не умею ровным счетом ничего и не могу вспомнить, что умела когда-то. Мне нужно научиться, и все будет хорошо. - Сны продолжают мучить? – спросила Найрин совсем тихо, и Вель вздрогнула, инстинктивно оборачиваясь через плечо. Об этом нельзя было рассказывать, как и обо всем остальном. Потому что никто не должен был знать, насколько на самом деле она устала, насколько она слаба сейчас, когда Данки с ней не было. Любая ее слабость становилась уязвимостью, которую могли использовать против нее. И теперь уже Вель не была уверена в том, был ли хоть один человек в ее окружении, который не попытался бы этого сделать. Все они, даже Спутники, что принесли ей клятву, даже те, кто искренно и всем собой разделял ее дорогу и поддерживал ее, все они имели свое собственное мнение на счет того, как именно нужно было вести Танец Хаоса. О, они слушали ее и делали так, как она приказывала, но Вель не питала иллюзий. Они будут делать это ровно до тех пор, пока она сильна. Стоит ей лишь на миг проявить слабость, и кто-нибудь обязательно попробует навязать ей свою волю и заставить идти туда, куда ему будет нужно. Но совсем не доверять никому она не могла, и вот это и было центральной ее проблемой. Нужно было доверять хотя бы чуть-чуть, хотя бы кому-нибудь, и после долгих раздумий Вель доверилась Найрин. Та была ведьмой, способной соединяться с обоими Источниками энергии, единственной, кто действительно мог обучить Вель, потому что от уроков Каярди Варда толку было не так много, как она ожидала. И Найрин была анай, а анай, в отличие от всех остальных в окружении Вель, действительно чистосердечно шли за ней туда, куда она их вела. Анай заслуживали доверия, она чувствовала это. Но анай не были Данкой и не делили с ней пополам все это. А значит, они не могли понять до конца. Сейчас возле них никого не было. Вель приказала остальным Спутникам держаться в стороне от них с Найрин на расстоянии не менее десяти шагов, пока нимфа учила ее соединяться. Спутникам это не слишком сильно понравилось, особенно Ренону, который в последнее время старался не отходить от нее ни на шаг. Так и получилось, что они с нимфой ехали во главе колонны, растянувшейся на добрый километр за их спинами, а еще дальше полз неимоверно длинный обоз. Вель поймала острый взгляд Ренона, что держался на своем сером скакуне в первом ряду вместе с Салданом Вааром и Крол с Китари, и отвернулась. Все равно кто-то мог подслушать их разговоры, да и ведуны запросто могли увидеть рисунки, которым ее обучала нимфа, но хотя бы часть информации от них она могла укрыть. И очень надеялась, что этого будет достаточно. Найрин смотрела пристально и сосредоточенно, и Вель кивнула, не найдя в себе сил поглядеть ей в глаза в ответ. Она чувствовала стыд и перед ней: Боевая Целительница анай учила ее, а Вель в ответ испытывала эмоции, которых не должна была испытывать по отношению к своей наставнице. И никак не могла справиться с этим пока еще. - Да. Опять та женщина, что искушает меня, - она зачастила, ощутив, как загораются щеки от румянца. Но и от гнева тоже. Как ей осточертело, что ей не дают покоя в снах эти твари, с которыми она ничего не могла поделать! Гнев помог, наваждение отступило, и Вель договорила: - И еще очень много тех, кто пытается обмануть меня, кто пытается заставить меня что-то делать. - В мирах без солнца? – уточнила Найрин, и Вель кивнула. После ухода Данки сны стали еще ужаснее яви. Каждый вечер она часами крутилась на своей постели, пытаясь заставить себя уснуть, и, несмотря на чудовищную усталость, глаза слипались только уже ближе к утру. Но в снах она не отдыхала. В снах она видела все ту же тьму, что и раньше. Только до ухода Данки все это происходило гораздо реже, все это не наваливалось на нее вот так, бесконечной чередой кошмаров, в которых прожорливые сущности только и делали, что пытались обмануть, изувечить, испугать ее. Одно присутствие Данки защищало ее от роя темных иссушающих видений. А теперь этой защиты не было. - Там никогда не бывает солнца, а небо темное, словно вечером или поздней ночью, - приглушенно заговорила она, не в силах больше молчать, не в силах носить все это в себе. – Я вижу войны и разрушения, я вижу мертвецов, кровь и бойню. Я вижу зверей, что кидаются друг на друга и на людей, что преследуют меня. И еще ту жуткую женщину с голодными глазами, которая пытается… - договорить Вель не смогла. Произнести это вслух было почти так же страшно, как просыпаться среди ночи в ледяном поту за миг до беды. Пока еще Вель успевала открыть глаза вовремя, но как долго продлится это «пока»? С каждым днем сны становились все темнее, а присутствие в них беси все вещественнее. Долго так продолжаться не могло. - Это бывает, - проговорила Найрин, и ее тихий голос как-то странно успокаивал Вель. – Чем глубже контакт с чистыми энергиями, чем сильнее они проникают в тело, тем сильнее поднимается взвесь и муть со дна. Как будто ты льешь кристально-чистую воду в сточную канаву. Вся грязь всплывает на поверхность, но она всплывает для того, чтобы уйти навсегда, Вольторэ, поверь мне. - Эта грязь – часть меня? – взглянула на нее Вель, боясь услышать ответ. Сейчас все ее существо так замерло от страха, что даже тягучая притягательность нимфы на какое-то время отступила прочь. - И да, и нет, - ответила ей Найрин, задумчиво вглядываясь в ее глаза. – Мы – то, что горит в нашей груди, то сияющее золото, ослепительное и яркое, то бессмертное и прекрасное, что ты уже успела найти, а кто-то ищет всю жизнь и слышит лишь его тихий-тихий шепот. Но мы же – и все то, что наросло на нас в этой жизни и предыдущих, вся та боль, вся та грусть, весь тот страх и ненависть, что мы испытали и несем с собой как вечный груз. Все это оставляет рубцы, незаживающие саднящие раны, и каждая такая рана – трещина, сквозь которую нас могут начать мучить и изводить все те сущности, что живут в тонких мирах, о которых мы имеем довольно расплывчатое представление. Они сильнее всего в те моменты, когда стена, выстроенная нашим разумом и позволяющая нам жить в объективной реальности, истончается и падает, и мы попадаем в тонкие миры снов. Так скажи мне тогда, Вольторэ, виновато ли дерево в том, что на его коре есть трещины, сквозь которые внутрь пробираются жуки-древоточцы? - Как от этого защититься? – устало взглянула на нее Вель. – Стать сильнее? - Стать цельной, - Найрин смотрела ей в глаза, и что-то в ее взгляде заставляло Вель верить ей, несмотря ни на что. Она знала эту женщину какие-то короткие четыре дня, но ровно с тем же она верила этой женщине сильнее, чем кому-либо в своей жизни, кроме Данки. Почему так? Чем она отличается от всех остальных? Что-то внутри подсказывало ответ, но он все еще не желал сформировываться в слова. – Ты должна зарастить в себе все свои трещины, Вольторэ. Тогда они не смогут пройти. Дело не в силе. - А в чем? Как мне их зарастить? – нагнула голову Вель, готовая вцепиться в любую возможность, какой бы призрачной та ни была. Невозможно было дальше жить разрываемой на части своими собственными личностями, личностями из прошлых жизней, какими-то голодными сущностями, что терзали ее в то время, как не терзала себя она сама. Она чувствовала, как остро нуждается в том, чтобы собрать себя по кусочкам в одно целое, словно разбитый на мелкие осколки кувшин. И если Найрин могла сказать ей, как это сделать, то это, скорее всего, значило едва ли не столько же, сколько обучение обращаться с Источниками. - Ты должна найти себя, Вольторэ, - Найрин смотрела в самую ее душу и, казалось, видела все ее сомнения, тревоги, несчастья. – Ты должна сделать так, чтобы золото в твоей груди, то бессмертное и вечное, чем ты и являешься на самом деле, вышло вперед и заменило поверхностную человеческую личность со всеми ее слабостями и уязвимостями. Как только ты это сделаешь, ничто уже не сможет навредить тебе. - Но как? – Вель понимала, что нимфа права, чувствовала это всей собой, но дальше понимания дело не шло. Она как будто наталкивалась на непроходимую стену, за которой лежал ответ, самый простой и самый важный ответ на свете. Но для того, чтобы его найти, нужно было проломить стену размером со всю гряду Эрванского кряжа. - Ты уже делала это, если правда все, что мне о тебе рассказывали, - взгляд Найрин стал оценивающим, очень внимательным. – В те моменты, когда на тебя нисходила Милость, когда ты была едина с Великой Мани, что ведет тебя. Ты ведь веришь в Нее, так? - Я верю в то, что есть сила, способная превозмочь все, сила, что нисходит в мир и в меня и ставит вещи на то место, где они и должны быть, - твердо ответила Вель, глядя на нимфу. – Это я испытала на собственной шкуре. И мне нет особого дела до того, как она называется. - Что ж, это правильно, - кивнула Найрин. – И это значит, что ты сама знаешь, что тебе делать дальше. - Всегда находиться в контакте с этим? – уточнила Вель. – Ты это имеешь в виду? - Да, - просто пожала плечами Найрин. – Отдайся этой силе, стань ею, и ты будешь абсолютно неуязвима. - Но как мне это сделать? – Вель готова была смеяться над собственной глупостью и абсурдностью всей ситуации. Она знала, что делать и зачем, но она понятия не имела, как. Хоть уже и не единожды делала это. - Точно так же, как ты делала и раньше, - вполне закономерно ответила нимфа, и Вель все-таки не удержалась от горького смеха. Найрин тоже улыбнулась и тоже совсем невесело. – Что же ты, ждала, что я скажу тебе, как это сделать? Вроде: встань на голову, пошевели пальцами ног, и случится чудо? Нет, Аватара, так не получится. - Почему? – взглянула на нее Вель, чувствуя обиду и странное злорадство одновременно. – Потому что ты знаешь, как, и не расскажешь мне? - Потому что ты сама знаешь, как, ты знаешь это для самой себя. Не может быть одного универсального способа для всех потому, что все мы разные, и у каждого свой способ. Когда птице нужно научиться летать, она раскрывает крылья и учится это делать. Никто ей не объясняет, никто не пишет для нее учебники, никто не поддерживает ее и не показывает, как. Она просто это делает, потому что умрет, если не взлетит. - Но анай же учатся летать у наставниц? – уточнила Вель, окончательно теряя надежду. - Да, - кивнула нимфа. – Но летают они сами, а не наставницы это делают за них. – Видимо, вид у Вель был таким бестолковым, что Найрин даже рассмеялась и сочувственно погладила ее по руке. – Наставницы могут рассказать о воздушных потоках, о плотности крыльев, об их температуре, о небе. Но крылья все равно придется раскрывать тебе самой и потоки ловить в них – тоже. Я говорю тебе, Аватара, ищи в собственной груди саму себя. Заставь то золото, что в ней горит, то, что делает тебя тобой, то, где связь с Данкой, то, что называют малхейном, то, через что ты соединяешься – заставь это выйти вперед и заменить собой твою поверхностную личность. Для этого нужно позволить Великой Мани прорасти в тебе и стать тобой. Тогда ты станешь цельной и неуязвимой, тогда все твои беды, страхи и страдания закончатся. Считай, что я рассказала тебе о свойствах неба. Теперь тебе нужно просто открыть крылья и взлететь. Несколько мгновений Вель вглядывалась в ее глаза, чувствуя себя усталой и абсолютно изможденной. А еще почему-то – очень-очень легкой, словно перышко на ветру. Найрин сказала множество слов, которых она не могла понять и услышать. Но Найрин сказала и еще что-то, что она все-таки услышала, что-то, что лежало за всеми ее словами и объяснениями. И вот это – действительно могло помочь. - Знаешь, за что мне нравятся анай? – улыбнулась ей Вель. - За что? – с интересом прищурилась нимфа. - Вы никогда не говорите мне, как надо делать, в отличие от всех остальных. Вы говорите мне: «Сделай сама, бхара проклятая». И каким-то странным образом я это делаю. Нимфа засмеялась легко и звонко, и на этот раз этот смех не вызвал внутри Вель волны ноющего и тяжелого желания, всегда смешанного со стыдом и болью, и тоской. На этот раз ей просто захотелось улыбнуться в ответ, и это было славно. - Ну так в этом и весь смысл, Вольторэ! – отсмеявшись, тепло поглядела на нее Найрин. – Как ты можешь научиться чему-то, пока кто-то делает это за тебя? Только сама, иначе никак. - Удивительно, но ты права, - кивнула Вель. Ей стало спокойнее, тише, светлее, как-то правильнее. Так, как было, когда Данка была рядом, и когда они вместе тянулись к чему-то гораздо большему, чем они сами. И все страхи, все тревоги отступили, слегка разжимая свою хватку на ее сердце. - Знаешь, - неожиданно для самой себя заговорила она, - я все время мечусь из одной крайности в другую. Стоит оказаться на одной стороне, и со всех сторон наваливается страх, боль, ненависть, столько всего ужасного, столько беспросветного. А прикосновения той силы кажутся сказкой и чем-то, что было не со мной, чем-то, что больше никогда не повторится. Потом я выбираюсь из этой ямы, и внутри устанавливается покой и свет. И тогда уже вся моя боль и страдания выглядят глупостью и пылью, которую уносит прочь ветер, тем, что не имеет силы надо мной и никогда больше меня не тронет. И вот вечно я колеблюсь между этими двумя крайностями, падая то в одну, то в другую. - Ну так именно так все и происходит, - невозмутимо заявила Найрин, глядя на нее. – То, о чем мы говорили в начале. Приходит свет, проливается в грязь, поднимает муть и пену, и вся эта пена выходит из тебя наружу. Потом приходит еще чуть больше света, он проникает еще глубже в тебя и поднимает новый пласт грязи. Это как если бы ты выдавливала очень глубокий нарыв: часть гноя выходит и наступает облегчение. И рано или поздно ты выдавишь все до последней капли, и никакого нарыва больше не останется. - Тебе говорили, что ты очень мудрая женщина? – взглянула на нее Вель, улыбаясь. - Да здесь не нужно никакой мудрости, - рассмеялась Найрин, с теплом глядя на нее. – Любой дурак захочет выдавить нарыв, когда тот вскочил. Какая уж тут мудрость? Странные они были, эти анай. Такие искренние и честные, такие простые. Без бесконечных сомнений, без надломов, без раздумий, словно птицы небесные: открывали свои крылья да летели, раз за разом, вновь и вновь открывая то, что до них открывали тысячи тысяч их предков. Кажется, они и отличались от людей тем, что не особенно задумывались и терзались сомнениями, а просто делали. Также должна делать и ты. Данка говорила тебе о том сотни раз. Делай, а не думай. - И вот еще что я хотела тебе сказать, нерожденная, - Найрин поглядела на нее странным долгим взглядом, и Вель под ним слегка оробела, внутренне готовясь услышать то, что ей не слишком понравится. – Ты не первая, кто не может смотреть на меня без смятения, - совершенно легко сказала Найрин, и Вель вздрогнула всем телом, будто ее ледяной водой облили. – И дело здесь не в том, что ты слабая или какая-то неправильная. Дело в моей крови. Я нимфа, а нам на роду написано вызывать желание у окружающих. Это такая же особенность моей крови, как у тебя – способность говорить с Тенями, у эльфов – использовать энергию мира, у ильтонцев – петь камням. Так что не думай, что ты в чем-то виновата передо мной, или что я специально это делаю, чтобы помучить тебя. Все есть, как есть, и со временем ты привыкнешь ко мне, как и все остальные. Надо просто подождать. Некоторое время Вель молчала, борясь со смущением и робостью, с грызущим чувством стыда от того, что только что услышала. Но Найрин смотрела на нее в ответ открыто и спокойно, словно ничего страшного и не происходило. И, наверное, так оно и было на самом деле. - Элонор была нимфой, - негромко проговорила Вель, наконец, справившись с собой. Но голос все равно звучал сипло и как-то рвано. – Я помню ее, вернее, ее Энерион помнит, и поэтому… - слова кончились. - Элонор – это Данка? – поглядела на нее Найрин. - Да, - кивнула Вель. При воспоминании о Данке внутри поднялась невыносимая боль и такая лютая тоска, что выть хотелось. Но была в ней и нежность, словно лепестки цветка среди грозных, отданных на волю ветрам неприступных скал. Только молю тебя, будь осторожна, моя душа! Береги себя, береги каждое мгновение и возвращайся ко мне поскорее! Мне без тебя невыносимо. - Каково это – помнить, кем ты была раньше? – взглянула на нее Найрин с задумчивым интересом. – Конечно, если тебе больно об этом говорить, не отвечай. Просто я даже не могу себе представить, как это. - Это… странно, - ответила Вель, внезапно ощутив желание рассказать ей. Никогда раньше она об этом не говорила, да и в слова-то не могла обратить это ощущение. Люди спрашивали ее обычно о совсем иных вещах, и теперь от простого участия Найрин стало как-то… тепло. Постаравшись правильно подобрать слова, она заговорила. – Я не помню все в подробностях, большую часть времени, честно говоря, не помню вообще ничего, кроме собственной жизни. Но порой что-то всплывает изнутри. Как будто морок, как воспоминание о сне, расплывчатое, но так сильно дрожащее внутри. Буквально захватывающее меня всю. И тогда я на мгновение вспоминаю что-то: какие-то отдельные события, лица, мысли той, кем я была. Это тоже была я, наверное, только очень-очень злая и доведенная до всех мыслимых пределов отчаянья. И еще приходит боль, словно старая незаживающая рана, которая ноет и ноет, тревожит меня, хоть я и не понимаю, откуда она. - Мне это знакомо, - пробормотала Найрин, прислушиваясь к ее словам. - А Данка… Я просто помню ее, - Вель улыбнулась, чувствуя, как в груди распускается диковинный цветок, золотой, будто солнце в небе, которое сейчас укрывали серые моросящие облака. – Когда я в первый раз увидела ее, я уже тогда знала, что знаю ее. Я всегда ее знала, понимаешь? Как себя, а может, и лучше. Словно свое отражение или вторую половину себя. - Вы с ней похожи в чем-то, - Найрин взглянула на Вель и рассмеялась. – Да не смотри ты на меня так, я правду говорю! Понятное дело, что она – мягкая и нежная девочка, добрая до такой степени, какую и представить сложно, а ты вечно будто рассерженный пес без конца клыки на всех скалишь и смотришь волком. Но я чувствую от тебя похожую энергию, хоть и не могу пока объяснить, какую именно. - Говорят, она вторая часть моей души, - осторожно отозвалась Вель, сберегая слова нимфы в своей груди, как настоящую драгоценность. Знать, что и в ней есть что-то от бесконечной доброты и света Данки, было очень дорого и так важно! Сама-то она думала, что ничего в ней не осталось, кроме тьмы и ненависти. - Есть и еще кое-что, - взгляд Найрин стал внезапно острым, проникающим прямо в самое нутро, очень тяжелым. – Не знаю, говорила ли она тебе о моем видении… Но договорить она не успела. Что-то сверкнуло впереди над гребнем холма, на который они уже почти поднялись, и Вель взглянула туда, прищурившись. Буквально на глазах вырастал перед ней город, и от сердца слегка отлегло. Первым показался высокий золотой шпиль городского храма, за ним – тонкие флагштоки над башнями ратуши, над которыми развевались белоснежные знамена. Затем поднялась и монолитная серая крепостная стена, укрепленная тяжеловесными башнями, из-за которой виднелись черепичные городские крыши. Въездные ворота стояли распахнутыми настежь, и возле них виднелось какое-то движение: суетились люди, выезжали всадники. Издали донесся звук рога, а следом за ним послышался и приглушенный расстоянием колокольный звон. - Похоже, нас заметили, - проговорила нимфа, вглядываясь вперед. Вель обернулась через плечо. Поймав ее взгляд, Алеор Ренон первым пришпорил своего жеребца, а следом за ним двинулись и Салдан Ваар со Спутницами. Дальше в седлах тряслись жрецы и жрицы. Им, непривычным к долгим переездам, поездка давалась особенно тяжело, но это играло на руку Вель. Усталые и вымотанные, они не так активно совали носы в ее дела, да и сил на то, чтобы спорить с ней, у них тоже оставалось гораздо меньше. Зато ведунам все было нипочем. Вель разглядела сразу же следом за Алеором гнедого мерина Идиль, которая в последнее время упорно держалась рядом с Вель, не отходя ни на шаг и пытаясь добиться ее доверия. Они так и не поговорили еще ни разу с тех пор, как Идиль сбежала, никого не предупредив, в тот момент, когда была нужна Вель больше всего. Да, сбежала, чтобы привести помощь, но это не умаляло того факта, что перед этим нужно было хотя бы поставить Вель в известность о том, что она собиралась это сделать. Рядом с Идиль держался и высокий Нгуен Шанит от Говорящих с Тенями Латайи, который тоже настойчиво демонстрировал ей свою верность, видимо, надеясь занять место подле нее. Как же я устала от всех этих игр! Алеор остановил своего коня рядом с Вель, одним небрежным движением кисти потянув поводья, и прекрасно вышколенное животное подчинилось приказу. Взгляд его ледяных синих глаз как всегда был слегка насмешливым и снисходительным, но Вель на этот раз не стала обращать на это внимание. - Как прошло занятие, нерожденная? – осведомился эльф таким голосом, будто ему и правда было до этого дело. – Есть ли успехи? - Есть, - ровно кивнула та. Сейчас она слишком устала, чтобы огрызаться. - Вот и славно, - осклабился эльф с таким видом, словно именно он нанял ей Найрин в качестве наставницы и теперь проверял ее работу. – Что прикажете касательно войск? Вряд ли всю эту ораву удастся разместить в стенах города. - Пусть встают лагерем на берегу, - распорядилась Вель, обежав взглядом большое свободное пространство вокруг крепостных стен. – Командование вместе со мной остановится в городе. - Никогда еще не был в городской ратуше Бруенина, но всегда мечтал побывать, - сообщил ей Алеор, как ни в чем не бывало. – Кстати, нас намереваются встречать по всем правилам. Кажется, это госпожа Хатор собственной персоной. Вель прищурилась, пытаясь разглядеть получше группу всадников, которая как раз в это время выезжала из арки крепостных ворот. Их было человек десять, выстроившихся в цепь по двое, все они были одеты в белое и везли с собой белоснежное знамя на длинном шесте. Впереди ехала фигурка, выглядящая на фоне остальных всадников гораздо миниатюрнее, и Вель внезапно ощутила теплую радость внутри. Гайда Хатор была надежной и верной своему слову в отличие от большинства окружающих Вель людей. А еще – она была первой, кто присягнул им с Данкой, самой первой Спутницей из всех, и это казалось очень важным для Вель. Будто связало их навсегда невидимой нитью. И сейчас в груди в районе малхейна, где лежало их с Данкой золотое сердце, внезапно стало тепло. Вель всем нутром ощущала, как приближается Гайда, это ощущение накатывало на нее по связи между ними, странно непривычное, доселе никогда раньше не испытываемое. Она могла бы закрыть глаза и пальцем указать направление, в котором двигалась Гайда, могла бы даже сказать, сколько метров пространства все еще разделяло их, и с какой скоростью это расстояние уменьшалось. Интересно, придет день, когда каждого из своих Спутников я смогу чувствовать так? Или это только оттого, что она по-настоящему предана нам? Подъехавший Салдан Ваар спросил Вель о разрешении дать приказ остановиться, и та рассеяно кивнула, погруженная в собственные мысли. Следом за этим протрубил рог, по рядам Спутников за ее спиной прозвучал передаваемый из уст в уста приказ. Заговорили о чем-то негромко мужчины, окружившие ее со всех сторон, а Найрин отвела коня в сторону, присоединяясь к Крол и Китари, держащимися неподалеку от Вель. Но она не видела всего этого. Она лишь рассеяно потирала грудь, дивясь на эту непривычную золотую радость и поджидая, когда встречающий отряд из Бруенина подъедет к ним. Гайда улыбалась еще издали своей широкой открытой улыбкой, так удивительно смягчающей простоватые черты ее лица. По правую руку от нее ехал здоровенный Хаднан Заир, а из-за его плеча виднелись вперемешку знакомые и незнакомые лица мужчин, одетых в белую форму Спутников. И все глаза с интересом разглядывали Вель, взвешивали ее, оценивали. Она уже и успела позабыть, как чувствует себя простой человек, на которого никто не смотрит. А разве же ты вообще когда-нибудь знала это? Еще в твоей родной деревне все таращились на тебя, будто на дикого зверя только потому, что ты не вела себя как остальные женщины. Всадники приблизились и остановили своих лошадей в двух шагах от Вель и ее Спутников. - Ну здравствуй, Аватара! А где Ниера? Вель почти физически ощутила, как навострили уши окружающие ее Спутники. Из всех них только Алеор знал, куда ушла Данка, все остальные только без конца судачили о том, предлагая варианты один другого хлеще. - Она отбыла на некоторое время, - ровно ответила Вель то же самое, что на этот вопрос отвечала всегда. – Пока что Спутников веду я. - Что-то не больно ты торопилась! – ухмыльнулась Гайда, разглядывая Вель. Ее вороной жеребец нервничал, перебирая ногами и танцуя на месте, будто чувствовал настроение всадницы. - Были кое-какие дела, - в тон ей отозвалась Вель, впервые за долгое время ощущая теплую щекотную радость в груди. – Надо было доделать. - Доделала? – улыбка Гайды стала еще шире. - Вроде того, - кивнула она. - Тогда добро пожаловать в Бруенин, - Гайда картинно повела рукой, слегка склоняясь в насмешливом поклоне. – Город ваш, Аватара Создателя. Вель еще раз оглядела открытые ворота, массивные крепостные стены, флаги над башнями, Спутников, окружавших ее со всех сторон. Полгода назад у меня было двенадцать медяков, огарок сальной свечи и старая отцовская рубашка на плечах. - Веди, наместница Хатор, - проговорила Вель, трогая поводья своего коня. Гайда начала представлять своих Спутников, и те кланялись, рассыпаясь в улыбках и заверениях вечной преданности, но Вель не особенно слушала все это, лишь рассеяно кивая в ответ. Она ехала вперед, глядя, как приближаются распахнутые ворота Бруенина, слыша колокольный звон и песни труб, приветствующих ее. Ехала и думала, что все это происходит не с ней. Кто же из нас Аватара Создателя, Энерион, ты или я? И кто – я?