Я боюсь поднять глаза и понять, что это все не сон.
Вздрагиваю от дуновения холодного ветра, который пробирает до костей и все же нерешительно поворачиваю голову в сторону надгробия.Это не сон, а реальность.
Такая жестокая и грустная, что с ней невозможно свыкнуться. Тихо, почти шепотом, начинаю читать слова, которые выгравированы на сером граните умелой рукой мастера. — Матсуказе Тенма. Дата смерти 5 ноября ХХХХ года… На большее меня не хватило. Слезы сами полились из глаз и бесшумно падали на землю. Тишину снова разрушили, но в этот раз не песнопения, а крик. Полный безграничной боли и горького отчаяния, мрачной скорби и глубокой обиды. Стая воронов взмыла в небо, создавая подобие грозовой тучи, хотя небо действительно хмуро. В тот момент я сам не узнал свой голос, но мне было все равно. После этого горло сдавило и больше ни одного звука не могло вырваться из него без боли. Я падаю на колени, забывая про то, что в школьной форме, про то, что она может испачкаться. Сейчас мне на это плевать. Волосы лезут в глаза, прилипая к мокрым щекам, а я все плачу.Почему… Почему ты покинул меня?
Как же плохо. На твоих похоронах я просто стоял и до последнего надеялся, что это все ложь. Детский розыгрыш, выдумка, фантазия, глюк. Надеялся, что ты сейчас встанешь и снова улыбнешься мне. Улыбнешься своей маме, сестре, остальным ребятам. Успокоишь всех и вернешь в команду прежнюю атмосферу, которая пропала после объявления о твоей смерти. Но ты не встал. Не открыл свои прекрасные серые глаза, не засмеялся. А я все равно ждал. Ждал даже тогда, когда бросал цветок на гроб, когда его опускали в землю и засыпали землей. Тогда я не понимал, что это последний день, в который я видел твое лицо, пусть и очень бледное. Не помню как в тот день дошел до дома, ведь в моих ушах только и звучали крики друзей. Тсуруги, Шинске, Аой, Кирино, Кария… Все. Они плакали, кто тихо в сторонке, а кто не стесняясь. Тем не менее сегодня я тут. Сижу на коленях у твоего надгробия и плачу, потому что только понял, что ты больше не со мной. Никогда не обнимешь меня, а твои губы не коснутся моих, сплетаясь в жарком поцелуе. Не знаю, сколько времени прошло с моего прихода. Час, два, все равно. Ноги уже давно затекли, а слезы кончились и перестали течь из глаз, которые давно распухли. Осторожно встаю и, шатаясь, иду прочь, но не пройдя двух шагов — оборачиваюсь. — Прости меня, любимый, прости. Я не смог тебя уберечь, не смог спасти, — Мой голос звучало тихо и хрипло, но я не сомневался, что мои слова дойдут до него.До человека, которого я люблю и буду любить всегда, не важно, что его больше нет на нашем свете.
— Но я вернусь завтра, обещаю, и принесу твои любимые цветы. — Произношу это и ухожу. А на кладбище потихоньку опускается туман, скрывая и дерево, и надгробие. Дохожу до своего дома и примяком иду в свою комнату, не обращайся внимание на слуг, которые обеспокоены моим видом. Закрываюсь на замок, что бы никто не мог побеспокоить мой покой, и сажусь за пианино. Помню, ты любил сидеть и молча слушать, как я играю. А потом тихо подходил и обнимал сзади, как бы благодаря. Но сегодня этого не будет. Этого уже никогда не будет, никогда. На глазах снова появляются слезы и из-за них я больше не вижу нот, но это ерунда. Мои пальцы сами перебирают клавиши, играя мелодию, в которой сочитается все: Моя радость — в тот момент, когда ты ответил на мои чувства; Любовь — которую я испытывал в то время, пока мы встречались; Боль — от понимания того, что ты меня покинул; Обида — На себя за то, что не смог уберечь самое дорогое, что у меня было; Воспоминания о том, что было, о наших играх вместе, на одном поле, в одной команде. Песня вышла красивая, но грустная и одновременно веселая. Я сам не могу сказать, как так получилось. Закончив играть, я закрыл глаза, в надежде просто уснуть, хотя стул и не был для этого подходящим местом.Но вдруг я почувствовал, как что-то холодное касается моей оголенной шеи.
Вздрогнув, поворачиваюсь к окну, которое должно быть закрыто, но увиденное застало меня широко раскрыть глаза и рот. Около кружевных штор стояла полупрозрачная фигура подростка и с улыбкой смотрела на меня. Даже не вглядываясь я понял, кто это, но не сразу смог поверить. — Это ты, Тенма? — Губы двигались сами по себе, а голос так и не восстановился после того крика. — Да. Рад тебя снова видеть, Шиндо, — И он улыбается. Так красиво, так солнечно, так привычно… — Но… Но как такое возможно? — Он, не убирая улыбки с лица, снова подходит ко мне и обнимает. — Я пришел попрощаться, Шиндо, — Я пытаюсь коснуться его, но не могу. — Но не сдавайся, милый. Моя смерть не должна сломать тебя, — До боли кусая губу я с отчаянием в глазах смотрю на это милое привидение. — Но что я должен сделать? — Жить дальше, Шиндо. Продолжай играть в футбол, иди с ребятами снова на соревнования. Не бросайте все, что так любите. — Прошу, не уходи сейчас, прошу…- Снова перехожу на шепот, но это не важно. Уже не важно. — Я не могу. Такова уж судьба, — Он грустит, я чувствую это, но ничего не могу сделать. Ничего. — Прости меня за все, Шиндо. Я очень тебя люблю, правда, но не могу остаться более. Прости, пожалуйста, и прощай, любимый, — Он улыбнулся в последний раз, коснулся моих губ своими и исчез. Теперь уже навсегда. Вдруг все завертелось и, открыв глаза, я понял, что это был лишь сон. Осторожно касаюсь своих губ, потом плеч и осознаю, что он действительно приходил. Пусть и попрощаться, но он был со мной. Поднимаюсь и иду в ванну, что бы привести себя в порядок. Я больше не буду убегать, плакать и впадать в уныние. Тенма прав, как всегда прав. Нам нужно идти вперед, не смотря ни на что и уверен, что он будет за нами наблюдать с небес. *** После того дня я полюбил небо. Часто оставаясь наедине с собой я смотрю на него и все плохое уходит на задний план. В такие моменты у меня создается ощущение, что я и Тенма разговариваем. Вернее он, как обычно, болтает без умолку, а слушаю. Так было раньше, так происходит сейчас и будет потом. Он никогда не покинет меня, что бы не говорил, ведь я чувствую. Мое солнышко рядом и уже не уйдет.