Первый снег

      Её направили в Антарктику. Без лишних слов, без обсуждений. Практически не спросив её мнения. «Да и ладно, Антарктика тоже должна быть довольно интересной!» — пронеслось в голове у девушки. Она шла по длинным коридорам, из офиса в офис с документами, на которые надо поставить штамп, которые надо заменить на другие, на которых надо расписаться. Словом, обычные формальности. Обычные побегушки. Собачья работа.       Трудный день, который уничтожил ещё одну порцию нервов. Трудный день, который подарил головную боль. Трудный день, который надо пережить. Глава организации, лидер, суперсолдат и командир. Много титулов, а человек один. Один человек, который несет на себе такой большой груз. Такой молодой и испытывает боли в голове, чуть ли не мигрень. Так и морщинам появиться нескоро. Но важна ли красота, когда на грани распад одной из мировых организаций?       Она бежит. А может, несётся? Нет, бежит. Чего-чего, а правилу «не бегать по коридору» её научили ещё во время школьных будней, но сегодня сделано исключение. А почему она бежит? Потому что уже вечер, едва ли не ночь, и последний офис, который надо посетить, совсем скоро закроется, а находится он в другом конце здания. Итак, наша героиня бежала сдать последние документы и облегченно выдохнуть, а в скором времени и вылететь в Антарктику. Но видимо, судьба не совсем этого хотела.       «Бегать по зданию нехорошо», — сказал бы сейчас командир Джек Моррисон и дал хорошее наказание. Но не сегодня. Сегодня судьба веселится во славу.       Мэй Лин Чжоу уже неслась, сломя голову, осталось пять минут до закрытия. Но внезапно из двери в коридоре выходит фигура в светло-синем костюме, которая окончательно запутала мысли и ноги. Мэй бежала и не могла остановиться, а его неожиданное появление очень некстати.       Бум. Бах. Столкновение довольно болезненное. Документы разлетелись в стороны, кое-какие помялись, где-то чуть-чуть порвались. Упасть на лидера организации было не самым лучшим исходом. Через мгновение оба смотрели на друг-друга. Мэй уже понимала, что надо собирать чемоданы, но не на Экостанцию, а назад, в Китай. Такую неосторожность проявить, да и в самом первом дне в организации — а вы человек рискованный.       Тысячи извинений разом налетели в сторону Моррисона. «Простите!», «Извините!», «Я не хотела!». Оба поднялись и блондин поднял с пола один из документов, попутно спросив: — Какого черта вы бежали?       Он, нахмурившись, прошелся глазами по листу. — Ах, так вы тот самый учёный из Китая, Мэй Лин Чжоу? — Да, сэр, это я. Простите ещё раз, мне надо бежать в… — Она не закончила, как её оборвали: — Тот отдел, куда вы так спешите, уже закрыт, но я могу вам помочь. Пройдемте со мной. — Джек, прочитав документ, понял, что к чему. — Что? А… сейчас-сейчас! — Китаянка присела в один миг собрала документы и поспешила за командиром. Вскоре они подошли к двери, на которой были инициалы Моррисона. Он жестом указал ждать, а сам вошёл, и через несколько секунд вышел с тем самым документом, только на нем уже стоял штамп. — Это?... — удивлённо посмотрела на лист учёная, на что блондин молча кивнул. Мэй медленно улыбнулась и отблагодарила Моррисона. — Я могу чём-то помочь вам? — Вообще-то у меня побаливает голова и я хотел выпить чая… — Протянул тот, почесав затылок. Доктор Чжоу от одного упоминания чая взбодрилась и оптимистично ответила: — О-о-о, мы в Китае очень хорошо завариваем чай! Я могу заварить вам зеленый горячий и с мятой! Боль пройдет, обещаю! — Что вы, не надо, идите к себе… — вполне спокойным тоном отказал командир, но учёная, видимо, его уже не слушала. Они вместе спокойным шагом пошли в сторону столовой.       Осень, а холодно, будто декабрь. Желтые, красные, коричневые листья лежат на серо-зеленой травке и хрустят под ногами, словно чипсы. А птиц все меньше, никакого бодрого пения. Никакого яркого солнца по утрам: с каждым днем темней и темней. А вечером и подавно полнейший мрак. Лишь лампочки освещают пустые коридоры, которые так старательно отмывают уборщицы после ещё одного дня. Но столовая, или даже комната отдыха — они открыты всегда и для всех. Заходишь и тут же в глаза бросается небольшой диван, напротив которого открытое окно. Где-то в ночи слышны сверчки. Слева от входа небольшой кухонный гарнитур с холодильником, кофеваркой и микроволновкой. Мэй тут впервые, но женская интуиция никогда не врёт, и она даже без помощи командира отыскала пакетик зелёного чая довольно популярной марки, а потом и несколько листиков мяты. Сам же Моррисон уселся за небольшой стол, который был совсем в углу, подальше от кухни-студии и окна. Там одиноко горела лампа, освещая все вокруг в радиусе нескольких метров. А между мебелью было небольшое свободное место. Для чего — непонятно.       А чай через некоторое мгновение уже выпускал пар и грел руки. На столе, рядом с лампой, в прозрачной кружке, зеленый красивo блестел и переливался. Внутри плавал маленький листочек мяты. Тихо. Спокойно. Умиротворяюще. Только нечастые звуки глотков. И все те же сверчки. — В Цюрихе всегда так холодно? — Внезапно оборвав тишину, спросила китаянка, потирая предплечья в попытках согреться. — На самом деле, погода тут нестабильная. Иногда может подняться до +35, а иногда опуститься до -35. Сейчас не особо удачный период. — Тем же спокойным голосом ответил Джек. Он потянул чай ко рту, но рука зависла в воздухе на мгновение, и Чжоу услышала тихое «Спасибо», на что молча кивнула. Неловкая, мрачная тишина снова затянулась. Дабы прервать молчание, Моррисон решил поинтересоваться: — А как там в Китае? По слухам, вас не сильно затронуло Восстание Машин.       Мэй данный вопрос поставил в ступор. Она на секунду посмотрела прямо на командира и в тот же момент отвела взгляд в сторону окна. С минуту помолчав, она наконец сказала: — С виду кажется, будто все в порядке. Но… внутри страны паника. Даже несмотря на довольно большое население, людям страшно. Им страшно за свою семью. За свой дом. За свою страну. Взрослые не разрешают детям гулять, держат важные документы и деньги под рукой. Собрали чемоданы. Они готовы в любой момент уехать куда угодно. Но правительство делает вид, что все в порядке. Проводит праздники в том же духе. Все происходит так, будто ничего не случилось. Но в глубине души даже они боятся. Даже военным страшно. Ведь кто знает, когда омники доберутся и до наших домов.       Мэй невольно пустила слезу и тут же попыталась её скрыть. Тяжелые воспоминания больно врезались в сердце, поражали его, как яд. Ей самой страшно, даже будучи на другом конце Земли. — Ох… это... это очень плохо. Мы постараемся помочь миру любой ценой. И Китай не останется без защиты, я вас уверяю. — Моррисон покончил с довольно вкусным и приятным чаем, чье сладкое послевкусие ещё долго чувствовалось на языке. Конечно, многие мужчины не любят чай с мятой, но Джеку было все равно, если не «похрен». Уже через некоторое время головная боль снижалась, а там и вовсе прошла. — Мне очень жаль, что у вас такие дела в Китае. И я бы попросил прощения за этот вопрос, если он вас затронул.       Из раскрытого окна внезапно начали доноситься звуки красивой музыки. Она успокаивала, настраивала на хорошее настроение. Струны гитары и красивое пение хора завораживало, а язык, на котором исполнялась песня, был очень красивым. Командир поднялся со стула и выглянул в окно. Источник звука невозможно разглядеть в кромешной тьме, поэтому Джек хотел было закрыть окно, как вдруг Мэй подала голос: — Пожалуйста, не закрывайте. Песня довольно красивая. Она на китайском. Yī quān yī quān yī nián yī nián... — напевала учёная, устремив взгляд в ночное небо. — Так уж и быть. — На самом деле командиру тоже довольно понравилось исполнение. Моррисон, заложив руки за спину, постоял пару секунд у окна, и подошел к китаянке. Наклонившись, он протянул свою правую и взяв руку девушки, поцеловал её и спросил: — Не хотите ли станцевать вальс?       Чего Мэй меньше всего ожидала, так именно этого. Она слегка подскочила на месте, но руку не отдернула. Слегка порозовев, она замявшись, ответила: — Но я не умею танцевать… — Уметь не надо, главное — получать удовольствие. — Процитировал давнего учителя хореографии Джек. И всё-таки блондин смог уговорить китаянку. Выйдя на «танцпол», Чжоу нерешительно положила руку на плечо командира, а тот на её талию. Через секунду те легко кружились в танце. А Мэй лишь сухо сказала: — Потом не нойте, если я наступлю на вашу ногу. Я вас предупредила. — То же самое могу сказать и вам, — незамедлительно съязвил Моррисон, после чего можно было услышать тихий смешок китаянки.       Так оно и продолжалось: поворот, шаг влево, поворот, шаг вправо и вдруг любопытство Джека берет вверх и он все же спрашивает: — О чем же эта песня? — О. Хм… — учёная задумавшись уставилась в окно, прислушиваясь. Вскоре она медленно пропела. — «Nǐ shuō nǐ zuì ài xuě yè». Или же «Ты сказала «люблю», когда пошел первый снег». — О… мило. — Выдавил из себя командир. На самом деле, милое он не особо любит. — Да… — Лин грустно улыбнулась и наконец набралась храбрости посмотреть на Моррисона. Его усталое от жизни лицо, на котором появились легкие морщинки, а на макушке уже слегка блестит седина. В глазах читалась раздраженность и усталость. Человеку нужен отдых, он переутомлен. — Вы довольно сильно устали, — выдала наконец Чжоу после некоторого молчания. — Почему вы так мало отдыхаете? — Работа, дорогая моя, работа. — ответил Солдат, делая шаг влево. — Нападения, переговоры, убийства. Никакой тишины. А командира Рейеса это совершенно не волнует. Надулся, словно ребёнок на то, что лидером поставили меня, а не его. Он неисправен. — Ох... Но все же вам надо постараться высыпаться. Сон — важная часть дня человека, нельзя же жить на одних кофе и энергетиках! — Чжоу беспокойным взглядом оглядела лицо Моррисона, остановив танец. А песня уже подходила к концу. Мэй осторжно взяла за щеки Джека и попыталась скривить их в веселой гримасе. Коротенький смешок. А потом опять этот взгляд, полный переживаний. Полный беспокойства. Легкого осуждения. Она не торопилась убирать руки от его лица. Командир взял её руку. Они глядели друг на друга, когда же за окном внезапно начали падать первые снежинки. — Nǐ shuō nǐ zuì ài xuě yè...       Маленькие слёзы сострадания и больших переживаний стекались по лицу девушки. Она медленно встала на цыпочки, но блондин одной рукой «поставил» её на землю, а сам потянулся. Их губы соприкоснулись в нежном поцелуе.       Выпал первый снег.