шоколадный медвежонок

Кофе — напиток прекрасный, больше всего подходящий для сентября, но, к сожалению — совсем не постоянный. И Джинхо убедился в этом на своём собственном горьком опыте. На улице — дождь, а он даже из квартиры не может выйти, чтобы купить хотя бы растворимого, боится заболеть. И разум, конечно, штука вредная, твердит, что в двадцать шесть нужно быть более самодостаточным и менее мнительным, но Джинхо не слушает. Он слишком одинок, чтобы быть настолько смелым. К тому же, на улице холодно. И дождь барабанит по карнизу под окном так настойчиво и жестоко, что ему хочется спрятаться куда-нибудь подальше. Джинхо не любит дождь. Совсем. Если так посмотреть, то он много чего не любит, а что-то — даже ненавидит. Например — надоедливого соседа из квартиры напротив. А в особенности — его привычку обниматься при каждой встрече. Кажется, стукнувшее в начале года по темечку совершеннолетие совсем выбило из Усока чувство такта и вообще — всякий толк. И не то, чтобы Джинхо так сильно его терпеть не мог, скорее — не любил, когда в присутствии младшего в голову начинали лезть какие-то посторонние и отнюдь не безопасные мысли. А Джинхо ведь очень была важна его безопасность. Ну, и личное пространство, конечно. Без него никуда. Просто, он несколько неодобрял подобные отношения между людьми с такой разницей в возрасте. И, хоть это и эгоистично, Джинхо больше всего переживал за себя, чем за любвеобильного Усока. И совесть его ничуть за это не мучала просто потому, что ей бы в случае их отношений доставалось бы больше всего. Вот она и молчала, позволяя Джинхо и дальше находить причины для того, чтобы лишний раз не пересекаться с Усоком. А раз уж причины до этого момента находились достаточно просто, то Джинхо просто вынужден был сидеть в квартире в одиночку, без любимого кофе, в обнимку с шерстяным вязаным пледом весьма неоднозначной расцветки и откровенно проклинать себя за бестолковость и откровенную бесполезность. Для него бездействие — равносильно самоубийству. Быть может, из-за своего скрытого мазохизма Джинхо практически ничего не предпринимает. Он просто наслаждается процессом собственного самоубийства. И смешно и грустно одновременно. Почему-то сейчас Джинхо хочется, чтобы в квартире стало теплее, чтобы прибавилось света, а еще... Еще почему-то хочется, чтобы этот надоедливый сосед был рядом. Хотелось пить с Усоком кофе и просто разговаривать. Джинхо уже очень давно ни с кем не разговаривал по душам. Наверное, поэтому он и стал еще более замкнут в себе, чем раньше. А вот Усок — наоборот. Когда Джинхо впервые встретил этого невероятно высокого и, тут он даже солгать не мог, красивого паренька, показалось, что он не то, чтобы очень скрытный, так еще и неразговорчивый. Впрочем, плохо разбираясь в людях, он ошибся и на этот раз. Усок едва ли был неразговорчивее его самого. А так как Джинхо до встречи со странным соседом был довольно болтлив и часто вступал в перепалки с хозяином  квартиры, которую снимал, можно было бы догадаться, что тогда еще девятнадцатилетний Чон Усок оказался очень словоохотливой личностью. Это-то и отталкивало Джинхо в первое время. Теперь же... За окном ощутимо громыхнуло. Джинхо вздрогнул и съёжился под пледом, отодвигаясь на дальний край дивана. Бояться грома — не грех. Но  у Джинхо эта фобия, казалось, достигла апогея и частенько приводила к панике. И если раньше его отрезвляли шуточки Хёчжона, то сейчас Идона рядом не было, а поэтому  Чо по привычке забился в дальний угол дивана и натянул на голову плед. Хотелось, чтобы дождь наконец закончился, а гроза наоборот — и не начиналась. Но над Джинхо как-будто кто-то смеялся сверху, мол — даже полезно, может смелее станет. Но нет. Гроза всё-таки начиналась, а Джинхо все не становился смелее. Скорее наоборот — сжался внутри, как деформированная пружина, готовая вот-вот расправиться и выпустить наружу страх. Джинхо еще никогда-никогда в жизни так не боялся. Это ничего, что он уже взрослый человек и что ему уже целых двадцать шесть лет; бояться всем свойственно. Вот Джинхо и боялся. Даже кофе уже не так жалко стало, и он пожалел, что так не вовремя решил избегать Усока. Чон похож на огромного пушистого медведя, с ним тепло. А еще, так думал Джинхо, с ним было бы не так страшно, наверное. И стоило ему только мысленно представить это, как в дверь позвонили. Конечно, это мог быть кто угодно, но Джинхо думал только об одном человеке. — Ну что, маленький хён, — насмешливо поинтересовался с порога сосед, — пустишь меня на кофе? Усок поудобнее перехватил под мышкой огромного белого игрушечного кролика, сдул со лба прядь иссиня-черных волос вместе с кисточкой красно-коричневого пледа, как мантия свисающего с головы по плечам и до самых щиколоток. И игрушка, и плед — все было под стать своему хозяину — огромное и мягко-пушистое. — Прости, — Джинхо смущённо опустил глаза и непроизвольно улыбнулся, заметив, что Усок вышел к нему в милых тапочках с Риллакуммой. — Но у меня закончился кофе. — Ну так, — младший красноречиво показал взглядом на пакет, притаившийся рядом с ногой, — у меня есть. Так пустишь? — Ох, да, конечно. — Джинхо засуетился забирая у Усока кролика и распахивая посильнее дверь в квартиру. От младшего даже на расстоянии пахло шоколадом. Молочным, с орехами. Как раз тем, что так любил Джинхо. От Усока веяло теплом, немного дождем и уютом. В квартире сразу стало как-то светлее, а Джинхо облегченно вздохнул. Сейчас можно было дать волю своим безумным мыслям и забыть о безопасности. — Ух ты! — Усок присвистнул, заметив внушительное количество дисков с рок-музыкой, скопившихся на полке у телевизора в гостинной. — И ты все это слушаешь?! Джинхо улыбнулся. — Не все, — он укутался в плед посильнее, наблюдая за тем, как Усок в восторге, под пушистыми кисточками и с кроликом наперевес разглядывает сверкающими глазами огромную фонотеку старшего. — На самом деле, моих дисков тут всего треть, остальное — друга. Усок понимающе кивает. Затем закидывает кролика на диван и, по-свойски приобнимая за плечи Джинхо, направляется в сторону кухни. Откуда он прознал о ее местонахождении — для Чо так и осталось загадкой. Чего только не оказалось в пакете у Усока. И баночка растворимого кофе, и шоколад, такой же молочный, с орешками, каким пах сам Чон, и даже — овсяное печенье. А уж когда Усок вытащил с самого дна диск с "Властелином Колец"  Джинхо подумал, что младший умеет читать мысли, не иначе. — Ну что, где у тебя чашки, хён? — Чон взлохматил огромной пятерней и без того спутанные чёрные волосы . Джинхо кивнул на шкафчик над раковиной и Усок тут же полез туда, загремев посудой. Этот высокий, немного нескладный парень, улыбчивый и низкоголосый, несмотря на свою нестандартность, почему-то идеально вписывался в обстановку маленькой, среднестатистической кухни. Джинхо показалось, что так и должно быть. Что Усок теперь на своем месте, здесь, рядом с ним. А все его домыслы, рьяная защита своей безопасности — мелочь, пшик, по сравнению с тем невероятным теплом, что расползалось от младшего по всем уголкам его маленькой квартирки. И Джинхо мучает только один вопрос, который впрочем слетает с языка сразу же, как только Усок осторожно садится напротив за столом, пододвигая к старшему дымящуюся кружку и распечатанную плитку  молочного шоколада: — Почему ты пришёл? И в воздухе повисла густая, липкая тишина. Усок только вздрогнул, поднял глаза на Джинхо и замер, заставив старшего услышать, как невероятно быстро колотится его сердце. А Чо даже не мог вздохнуть. Кажется, те мысли, которых он так боялся, всё-таки сильнее его. Глаза Усока  такие же теплые и шоколадные. Джинхо только успевает поймать мысль, что шоколада и так уже слишком много, но она так же стремительно ускользает, как и появилась. — Ты ведь боишся грома, верно? — Усок опускает глаза. — А ещё очень любишь шоколад, молочный, с орехами. Я знаю, потому, что тоже его люблю. Тебе нравится допоздна засиживаться на  балконе под пледом, это так, не отрицай, хён. Наши балконы рядом,  или забыл? Любишь потягивать горячий кофе даже глубокой ночью. Терпеть не можешь дождь. Любишь маленьких собак, а еще... — А еще тебя... — Машинально выдыхает Джинхо, а потом испуганно прижимает ладонь к губам, понимая, что сболтнул лишнего. Усок пораженно молчит, только смотрит в глаза старшего, замерев с поднесенной ко рту кружкой. — Это... Не то, что... — Джинхо не может найти слов, только роняет голову на сложенные руки, надеясь, что Усок всё-таки уйдет, так как слышит то, как младший поставил кружку и встал из-за стола. — Я люблю тебя, так что не переживай, хён... — Джинхо оказывается стиснут в медвежьих объятиях Усока, теряя ориентацию в пространстве от крышесносного запаха шоколада.  Внутри поднимается то чувство, которое частенько называют бабочками в животе. И на этот раз Джинхо совсем не боится за свою безопасность. — Спасибо... — Шепчет он, поворачиваясь к Усоку лицом и утыкаясь носом в ткань мягкой черно-синей толстовки, и счастливо улыбается. Еще до сегодняшнего вечера ему казалось, что он терпеть не может этого странного соседа. А тут... Усок вдруг наклоняется и находит его губы. Боже, даже поцелуи младшего пахнут шоколадом. А Джинхо и оторваться не может. ...Дождливым сентябрьским вечером Джинхо слишком холодно и одиноко, а Усок хоть и младше, но очень теплый, похож на пушистого медведя и пахнет шоколадом...