Частичка истории

Знойное солнце Александрии нещадно пекло голову юноши, что стоял уже вторую неделю без еды на площади. Его поначалу громкий голос, взывавший каждого грешника к покаянию сменился сиплыми хрипами "Покайтесь!" проходившим близ него. Тело начинало терять силу, глаза впали от бессонных ночей, темные волосы сбились в неопрятную копну, одежда запылилась и стала похожа на лохмотья. Его начали сторониться, обходить. От чего юноша лишь отчаяннее пытался заглянуть в глаза каждому встречному. Его вдруг охватил непреодолимый ужас, пытаясь успокоится, юноша крепко обхватил себя за плечи, но это не помогало, а словно ухудшило состояние. Он упал, подогнув колени к груди и протяжно завыл, столпившиеся люди, начали пятиться и отходить. Пара мужиков, которым пришлось пройти мимо пнули бедолагу, вызвав мерзкий хохот подростков, неподалёку наблюдавших за всем. Лишь один человек, покупавший у торгашки сыр, все оглядывался, наблюдал и не уходил далеко, словно ожидая начала чего-то особенного. Внезапно обуявший ужас достиг своего апогея. Извиваясь, молодой человек начал истошно кричать, взывая к своему богу, его руки не слушались и били по брусчатке, ноги свело судорогой, тело выгнулось дугой. Он лежал моля о пощаде, глаза устремлённые в небеса налились кровью, на любу вздулись вены, а изо рта начала выступать пена. Он был словно загнанный жеребец, которого остаётся только зарезать из жалости. Наблюдавший в стороне мужчина наконец двинулся к нему. Спокойным уверенным шагом, он подошёл к изнывающему от ужаса, сильной рукой охватил он юношу за плечи, приподняв с земли, другой же влил снадобье. Минуту спустя судорога отпустила несчастного, тело начало расслабляться, а крики прекратились. Подозвав извозчика, мужчина уложил на скамью юношу, дал пару монет и приказал ехать. - Куда господин изволит? - Домой. На склоне, дом Герофила. Извозчик неприязненно обернулся. - Так это ты собираешь умалишённых по всей округе! То-то у нас стали эти ублюдки часто появляться... - Твое дело везти меня, куда я приказал, невежда! Всю дорогу извозчик брюзжал себе под нос гадости, проклинал и Герофила и его больных. "Насобирают у себя уродов...жить нормальным людям не дают, ходят мычат как коровы... детей моих вон напугал один чуть не до икоты... будто этих убогих вылечить можно. Под нож всех - и делов то!" Не доехав до самого дома, извозчик остановился. - Дальше не повезу. Дойдешь сам, раз так надо с этим вот - он принебрежительно указал на юношу. - И на том спасибо, добрый человек! От икоты хорошо помогает настой бертероа инкана или икотника в простонародье, если что... Взяв на плечи юношу, Герофил пошёл по склону вверх, к своему дому, где его ждали другие. Герофил был молодым ещё врачом, только начавшим свой путь в душевных болезнях. Он много наблюдал и не боялся преград страшных симптомов. Пока в его доме находилось только двое больных, которые впрочем никак ему не мешали. Он их также нашёл на улицах Александрии. После некоторых событий в его жизни, о нем пошли слухи по округе и те немногие, кто ощущал необходимость, приходили на поиски избавления от недуга. Одной была женщина, страдающая меланхолией, которая не раз уже пыталась наложить на себя руки, другим же был старик, своеобразного строптивого нрава, который начал забывать родных. Герофил помогал им, назначил диэты и упражнения, следил за состоянием, исследовал. Определив юношу в отдельную комнату, Герофил принялся за записи увиденного сегодня. Он с особым вниманием к деталям описал все изменения, происходившие с его новым пациентов на протяжении двух дней. Герофил спускался на площадь, ожидая, что юноша поведёт себя как-то иначе. Интуиция его не подвела. То, что маковое молочко успокоило тревожный разум, только подтверждает его опасения. Молодой человек страдал манией, которая сопровождалась галлюцинациями. Наконец...наконец ему удалось найти такого. Прошло ещё двадцать дней, прежде чем юноша очнулся и пришёл в себя. До тех пор за ним ухаживал Герофил, успокаивая его взбунтовавшийся мозг снадобьями и травами. Лечение отваром чемерицы, как он и ожидал, помогло. Видения с каждым днём уходили - это было заметно по сокращающимся приступам паники, разум прояснялся, иногда молодой человек просыпался, но не осознавал ещё, где он и что с ним происходит. В процессе лечения за эти дни доктор словно сам обезумел. Его обуяла страсть разузнать природу недуга любыми способами. Он отправил своих пациентов по домам, дав им напутствия и запасы микстур, а сам же не отходил от Эклестиса- так назвал себя юноша в периоды облегчения. Очнувшись, молодой человек ещё долго не мог понять, где он. Все спрашивал Герофила о месте, о городе, в котором находится и в конце вскричал от отчаяния... - Я не могу здесь находиться! Я помню себя, сидящим у огня со своими братьями в священном Иерусалиме! - Эклестис начал рыдать. - Дьявол! Дьявол принёс меня сюда! На эту грешную землю! На крылах своих! - голос его слаб, срываясь на всхлипы, словно ребёнок. Он начал рваться с постели, но вдруг понял, что руки его скованы путами. - Ты-ы - взвыл человек. - Ты и есть диавол, что пытает! Во имя господа! Приказываю, отпусти же меня! Я дитя его!!! Герофил в ужасе смотрел на припадок молодого, такого молодого человека. Он даже начал невольно отступать назад, словно его могло задеть это безумие...словно оно его уже задело. - Я лишь желал тебя спасти! Ты ведь ещё дитя! Очнись же! - врач стоял в оцепенении, голос его начинал дрожать. Ничто не помогло! Ни отвары, ни компрессы, ни холодные ванны, которые он применял все это время. Герофил вышел из комнаты, оставив одного кричавшего ему в след проклятия Эклестиса. Спина его, бывшая когда-то сильной и могучей, сгорбилась под тяжестью той ноши за человеческую жизнь, что взвалил он на себя. С каждым шагом его одолевала усталость. Сколько он не спал, забыв обо всем, пытаясь спасти несчастного?! День? Неделю? Он внезапно понял, как устал. Ноги его уже не держали, присев и облокотившись на стену, Герофил забылся беспокойным сном. Сколько часов пробыл он в объятиях Морфея? Тёмная безлунная ночь опустилась над Александрией. В доме было тихо, лишь где-то свистел сквозняк. Герофилу словно открыли глаза, будучи погребённым под толщей неудач, он и забыл, что главной его целью было во чтобы-то ни стало изучить природу болезни! Знать, как бороться с тем, что так меняет человека. Понять, что есть человек, а что есть болезнь. Врач устремился в закрытую доселе комнату. В ней был только стол и инструменты. Он зажег все свечи и факелы в комнате и направился к больному, тот спал, лицо его было влажным от пота, под закрытыми веками беспокойно метались глаза. Вылив весь флакон макового молочка в приоткрытый рот юноши, Герофил отвязал тому руки. Он с трудом дотащил его до нужной комнаты и уложил на стол, после чего начал готовить инструменты. Прокопавшись достаточно долго, собираясь с мыслями, записав все, что он помнил из того, что творил безумный Герофил наконец был готов приступать... Но внезапно Эклестис очнулся. - Изыди! Ты не человек! Ты зверь в его обличии! Монстр! - отчаяннее вырвалось вновь наружу. - Я разберусь в твоём недуге, мальчик. Я вылечу тебя! - Герофил смочил тряпицу в растворе и приложил к лицу юноши. Тот взволновано задышал. Вздох...вздох...ещё и тело его навек погрузилось в сон. Герофил взял инструмент, ловким движением сделав надрез на коже, он быстро оголил кости черепа... предстояла сложная работа - добраться до мозга, чтобы исследовать его, чтобы вылечить! P. S. Задолго до момента, когда психиатрию вновь стали считать полноценной сферой медицины, в Греции были сформулированы идеи и основы душевных болезней. Именно эллины были первыми, кто изучил больной и страдающий мозг. От их внимательного взора не скрылось ничего - ни симптомы, ни развитие недуга, ни способы лечения, ни даже изменения в извилинах мозга. А потом пришла вера. И как многое другое разрушила всё. Цивилизация, считавшаяся до той поры величайшей научной средой, пала под натиском фанатиков, их слов, их мечей и копий. Христианство истребляло науку как проказу, любой, кто исповедовал здравый смысл был жестоко казнен. Те немногие, кто согласился с законами божьими был заключен в рамки борьбы с дьяволом и бесами, одолевавшими не разум, а душу несчастных. И так продолжалось вплоть до 14 века.