А вы слышали...

Вокруг довольно мрачно, несмотря на сотни расставленных по огромной зале ламп. Вокруг довольно мрачно, как и бывает всегда поздней осенью. Заунывно пиликает скрипка, и ей вторят ещё с десяток струнных. Йен стремительно сбегает к каменной лестнице и уставленному яствами столу, чтобы передохнуть до того, как его втянут в новый танец. — А вы слышали, болтают, будто одна из приглашённых дам — молодой парень? Йен косится в сторону шепчущихся и неосознанно придвигается ближе. Даже корсет и узкие туфли не умаляют его любопытства. Сейчас он узнает, кто это тут «парень». Помада в этот раз попалась явно неудачная и щиплет губы, локоны держатся только на честном слове, и, кажется, кое-кому пора перестать ужинать — худоба вот-вот сойдёт на нет и придётся перешивать платье. Все чёртовы платья. — Да что вы говорите? — Блондинка с высоким начёсом прикрывает рот ладонью, не очень-то старательно изображая благоговейный ужас, и придвигается поближе к соседке, которая только и ждёт момента, чтобы посплетничать. Йену она заранее не нравится. Такая же тощая, как он, да ещё остроносая. И родинка на щёку налеплена отвратительная. Бесит. — Кто-то из слуг болтнул или?.. Тёмненькая оглядывается по сторонам, косится на танцующих и двигается ближе к уставленному бокалами столу. — Мой наречённый. А он человек слова, знаете ли! Напрасно болтать не будет! Йен тут же скучнеет и закатывает глаза. А, ну да. Жених, значит. Это с которым он вчера или позавчера?.. В итоге не может вспомнить вовсе и сам для себя плечами жмёт, оставаясь, впрочем, поблизости от шепчущейся парочки. Любопытство просто так не прогуляешь, и потом если его и вычислят, то было бы неплохо сбежать до скандала. Успеть умыться, заклочить волосы как следует и упасть спать. — И что именно он сказал? Да, госпожа, что именно он сказал? Что забрался под юбку к юной кокетке и обнаружил там то, чего обнаружить был не должен? Ещё на шаг ближе и как можно прямее спину. Он и без того выше большей части приглашённых дам, а теперь ещё и нарочно вытягивается, привлекая к себе внимание. Привлекая внимание двух юных куриц, которые никогда в жизни не догадаются, о ком сплетничают. Мозгов не хватит. — Сказал, что заметил выступающий кадык над бархаткой и… — тут тёмненькая пригибается к уху собеседницы, но шепчет так, что, кажется, даже на лестнице, подле которой они уселись, слышно, — волосы на руках. Йен закатывает глаза и медленно вытягивает перед собой обтянутую узким, доходящим до самой кисти рукавом руку. Волосы, ага. Конечно же, волосы. Которых на его теле почти и нет. Очаровательно. Пожалуй, ему следует внимательнее выбирать компанию на ночь, не то в следующий раз услышит про член, выглядывающий из-под юбки. — Какой кошмар! Попробуй тут не согласиться со светленькой. Что волосы, отливающие мёдом, что платье — в одном тоне выдержаны и делают ее похожей на не очень-то изящную огромную куклу. Ещё и янтарь на шее. О боги, он что, фамильный? Достался ей от прабабушки и имеет безумную ценность? Иначе зачем таскать на себе эти блеклые косые камушки? — Неужто ландграф ничего не знает? — О, я думаю, ещё как знает, но хранит молчание, дабы не порочить честь. Свою и этого странного существа, что обряжается в женские наряды, дабы утолить свою тягу к прекрасному. Ещё немного — и Йен звучно стукнется лбом о стол и, обернувшись, любезно спросит, не идиотки ли они. Ландграф знает! Да трижды «ха» он знает! Йена бы уже давно в замке не было, если бы ландграф, сидящий сейчас в центре празднично украшенной залы, знал, что его не очень-то законно рождённый сын дурачится не только запёршись в своей комнате или с выросшей из детских игр сестрой, которая всё ещё иногда плетёт ему косы, но и прямо сейчас, посреди одного из крупнейших за год празднеств. «Не порочить честь»! Йену даже интересно становится на миг: их нарочно такими наивными растят или что-то тайно подливают в питьё? В самом деле же! Для чего мальчишка может обряжаться в юбки и крутиться среди тех, кто не прочь найти развлечение на одну ночь? Ради танцев — и только! Сомнения прочь! Танцев, что в самом разгаре, но ему уже не до них, потому что проклятые ступни всё никак не перестанут расти и туфли отчаянно жмут. Да когда же уже, а? Может, ещё какого зелья накатить стоит? Йену шестнадцать, и что-что, а юношеский максимализм бьёт ключом. Йену всего шестнадцать, а он успел попрыгать по стольким кроватям, что давно сбился со счёта. Йену шестнадцать, и на маленькую манерную принцессу он тянет куда больше, чем его старшая сестра. Сестра, что чинно восседает рядом с отцом, потому что боится споткнуться во время танца, и с тоской глядит в его, Йена, сторону. Он может отвечать ей лишь такими же взглядами и не смеет даже приблизиться. Отец его тут же узнает, и тогда им останется перекидываться только письмами. И то если почтового голубя или гонца никто не подстрелит и не сожрёт. И то… если его не отправят в какой-нибудь костёл, где тут же обрядят в безразмерный балахон и обреют. Ох как он не хочет ни балахона, ни лысины. Слишком любит свои волосы и ни за что с ними не расстанется. — И мне кажется, я вычислила ту, о которой говорил мой жених. — Звучит заговорчески настолько, что узкая, украшенная только лишь рядом пуговиц бусин спина каменеет. Йен в каких-то полутора метрах стоит и незаметно для остальных цепляется пальцем за золотистую, расшитую диковинными восточными птицами скатерть. Неужели?.. — Это во-он та нескладная мадам, что весь вечер топчется у колонны. Выдыхает и в который раз за последние несколько минут борется с собой, чтобы не закатить глаза. Ну да. Вон та мадам. Мария Генриетта, кажется. Троюродная сестра Мериам, родню матери которой подозревали в связи с гномьим родом. Доказательства налицо: низкий рост и безумно широкие плечи, что никакие кружевные рукава не украсят. Рыжие жёсткие волосы и прямоугольные брови лишь утяжеляют всё, и Йену хочется лишь искренне посочувствовать девушке. Впрочем, её родня наверняка уже нашла ей жениха и в скором времени по-быстрому состряпает очередной политический брак, в котором счастлива будет разве что хозяйская лошадь, — да кого это волнует? Чин чином всё, а на остальное можно и закрыть глаза. Самому Йену никогда не светят ни женитьба, ни замужество, и, признаться, это вовсе не то, что может его огорчать. А вот Мериам — да. Мериам ему искренне жаль и потому последнего, крайне заносчивого и высокомерного претендента на её руку он попросту окрутил. Хорош собой был засранец, но, увы, только до пояса. Ниже всё было удручающе мелко и невыразительно. Но опять же, при заключении политических браков — это последнее, за что стоит переживать невесте. Лучше уж совсем без члена, чем садист или какой-нибудь педофил. Йен ёжится, продолжает слушать, и вовсе не потому, что всё ещё боится, что следующим тонкий пальчик укажет на его спину. Йен продолжает слушать потому, что ноги огнём горят и ему нужен перерыв перед тем, как он бросится кружить голову очередному кавалеру. — Ну что вы, посмотрите на её грудь! Как держит корсет! Держит из последних сил, надо полагать. Пышный бюст вот-вот вывалится из платья рыжеволосой красотки. — Мужчину в жизни так не утянуть. Это не она! — А кто же тогда? — Может быть, та, что с вуалью? Вы только посмотрите на её волосы! Йен прилежно шарит взглядом по толпе и находит новый объект подозрений лишь с третьего раза. Девушка, о которой говорят эти две не очень-то почтенные мадам, действительно выглядит довольно странно посреди веселящейся толпы. Бледная и тонкая, как спица. Кисти рук и шея кажутся синеватыми, а вуаль едва скрывает тёмные синяки под глазами. Будто вся опутана болезнью и даже источает вокруг себя нечто невнятное и пугающее, заставляющее расступаться остальных гостей. Неужто ещё одна несчастная дочка именитых родителей, которые отчаянно пытаются выдать её хоть за кого-нибудь, пока сжигаемая изнутри недугом ещё жива? А это для чего, интересно? Торговый союз или что помельче? Незнакомка темноволосая, как сам Йен, и едва ли ниже ростом. Незнакомка, словно случайно попавшая на приём и так и не нашедшая себе места. Становится не по себе, и он отводит взгляд. Становится невыносимо тесно в груди и жалостью колет. Он отводит взгляд, и к одной из сплетниц, до того как они выберут себе новую жертву, бодро подскакивает довольно подтянутый молодой человек в тёмно-зелёном праздничном камзоле, поверх которого перекинута широкая лента с отличительными знаками. Рыцарь?.. Йен старается глядеть так, чтобы не быть пойманным с поличным. Йен дожидается, пока «принц» перестанет любезничать со светловолосой, ядовитой на язык нимфой и, коснувшись на прощание её пальцев, отчалит. Дожидается и, оттолкнувшись от стола, бросается наперерез и «неловко» врезается в крепкое, обтянутое тканью плечо. Тут же в притворном ужасе прикрывает ладонью распахнувшийся рот и поднимает взгляд на придержавшего его за плечо «принца». Зелёные глаза, сломанный некогда в прошлом нос и едва заметный шрам, пересекающий губы. Йену многого стоит разочарованно не скривиться. Йен решает, что найдёт кого-нибудь получше на сегодняшнюю ночь, и, увы и ах, жених второй курицы ничего ей заговорческим шёпотом не расскажет.