Вот такое вот оно, «Убежище» — оплот андеграунда в нашем маленьком городке.
За стойкой протирал стаканы хозяин заведения, он же был и барменом. Худощавый, осунувшийся, с густой чёрной бородой и длинными, жидкими волосами, с восточными чертами лица. Он был отталкивающим и абсолютно непривлекательным. Одет в широкие карго, зелёные, из толстой джинсы и в молодёжную кофту с капюшоном, смотрящуюся на нём как-то агрессивно нелепо. Но дело своё он, видимо, знал, оттого гонял официанточек, в обтягивающих футболочках, по-современному подвернутых джинсах, открывающих изящные лодыжки и подтягивающих ягодицы, в лёгких кроссовках по всему бару. Они парили над полом лёгкими шагами, отчего лишь немного вздрагивали их высветленные челки, обаятельно прикрывавшие глаза. Я заказал кружку пива. Не то чтобы я пиво любил, просто в таких заведениях, обычно, ничего легче не подают. Девочка, лет двадцати-двадцати двух, быстро выслушав меня и напоследок улыбнувшись, исполнительно убежала выполнять заказ, легко покачивая бёдрами. Я проследил за её бёдрами до следующего столика, около которого я наткнулся на молодую девушку с короткой прической-каре рыже-бронзового оттенка. Она была печальной, хотя и старалась казаться веселой, её выдавали: грусть затаённая во взгляде и усталое движениях рук. Чуть полненькая, но очаровательная своей простотой, девушка зачем-то следила в экране своего ноутбука. Её здесь явно знали — с официантками на «ты». Она спокойно сидела одиноко заняв стол, за которым расположилась по-домашнему, без робости и дискомфорта. Официанточка вернулась с большой кружкой светлого. Я улыбнулся ей, но вышло как-то скованно и неловко. Она, приподняв нос и мило фыркнув, ушла к бару. Пена только-только подбиралась к краю кружки, словно собираясь прыгнуть за борт, когда я отхлебнул немного. Мимо, выйдя из второй кабинки, прошла высокая, астеническая блондинка похожая на подростка, с модной стрижкой, аккуратным маникюром, тонкой улыбкой и крупной связкой ключей, висящих за спиной, интимно лежащих на упругой, худенькой попе, возбуждающе приковывая взгляд. Она дошла до стойки, что-то кинула хозяину, показав на пальцах чего и сколько надо, и быстро ушла обратно, не удостоив никого даже касанием зелёных глаз. Я смотрел ей в след, когда в «Убежище» из-за тяжёлой двери вошла низенькая, скромная шатенка с простеньким фотоаппаратом на шее. Она была подобна гротеску в этом заведении: слишком хрупкая, слишком лёгкая, слишком зажатая, слишком грустная. Она подошла к колонне и облокотилась на неё, устало прикрыв глаза. Казалось, что она уснула. Но она иногда открывала их, вглядывалась в тени по углам, будто искала кого-либо, но не находила и снова закрывала. Она была в кедах и длинной футболке то ли с бабочкой, то ли с птицей. Девушка не доставала фотоаппарат, хотя с начала она показалась мне фотографом. Фотосессии здесь, кстати, не редкость. Атмосфера, фактура стен, загадочный свет и открытая площадка манили любителей мистических фото. Сегодня должен был быть концерт какой-то панк группы, которая была известна в этих кругах. Однако до начала концерта было ещё часа три, поэтому, видимо, было пустовато. Однако один огромный, бородатый, лысеющий мужик в кожаном жилете с металлическими шипами и узких кожаных штанах, явно успел поднабраться и отдыхал в уголке барной стойки, рядом с семью пустыми кружками и одной недобитой, тихо посапывая. Его не трогали, может, знали его, может, просто лень было возится. В красном зале культурно отдыхали трое, лет тридцати, скучающих мужчин. Двое спорили, один смотрел, не отрываясь на бедра официантки как баран на новые ворота. В тёмном уголке, рядом с гардеробом, стоял довольный чем-то своим вышибала, с большим синяком под глазом. Он был в своих житейских мечтах, и, видимо, подсчитывал их цену, от чего его улыбка падала с увеличением разогнутых пальцев на руке. Поэтому он бросил это дело, но считать не перестал. Теперь, по-моему, он считал тех, кого вышвырнул за дверь в течение недели, от чего улыбался всё шире. Девушка с ключами на бедрах вышла из-за шторы. И теперь, скучая, сидела в зале на большом столе под ультрафиолетовой лампой. Волосы её казались седыми, а белые полосы кед сияли флуоресцентным огнём. Она по-детски качала ногами в воздухе — это было мило. Грустная девушка у колонны очнулась немного, она, как и я, следила за движением тонких ног. Хозяин, протерев все стаканы и рюмки, командовал на кухне. Официантка, которой я не сумел улыбнуться, общалась с девушкой с ноутбуком на вольные темы, негромко смеясь. В моем кармане зашевелился телефон пытаясь выбраться из плена кармана, чтобы донести вести до меня. SMS: «Буду за час до начала. Не скучай. Ещё работаю.» Я улыбнулся сам себе. Положил телефон на стол, хлебнул пива, оно показалось кислым. Да и за полчаса подвыдохлось немного: нет, пить я не умею. В бар, хлопнув дверью, вбежала пара электромонтажников с инструментом наперевес. К ним вышел хозяин, ткнул пальцем в потолок, за воздуховод и ушёл обратно на кухню, закурив сигару. Монтажники, не спеша, стали работать: доставали то один инструмент, то другой. Сначала один полез, но расчихался от пыли, тогда полез второй, ковырялся, соединял провода, разъединял… В общем, посидев минут пятнадцать, подумав о чем-то своём, они достали два мотка изоленты, быстро скрепили всё, воткнули штекер в розетку и ушли. Оставив за собой загоревшийся жёлтым прожектор. В «Убежище» один за одним стал стекаться народ. Официанточки взяли подносы и бодро носили кружки и какую-то закуску по бару. Запахи стояли аппетитные, у меня заурчало в животе… Я подозвал к себе девушку. Подошла та, что с ключами, вблизи она была не так молода, как казалась, лет двадцати семи на вид (хотя я часто ошибаюсь на эту тему), однако возраст только прибавлял ей красоты. Я заказал отбивную и спагетти. Отбивной не было сегодня, но были бифштексы. Она ушла, а я с трудом оторвался от ключей. В зале стало оживленнее. За стойкой уже не было пустых мест. Люди — в основном сорокалетние рокеры с пивными животиками. Но была и пара исключений. Светловолосый, под два метра ростом, в очках мужчина в узких берцах, штанах и белой футболке. Он незримо походил на девушку с фотоаппаратом: такой же излишне одинокий, так же, облокотившись на стену, он сверлил другую стену, попивая купленный тёмный эль. Девушка средних лет, в сером свитере, с внешностью бухгалтера средней фирмы. По утрам, наверное, она бегала в парке, а днем трудились в кресле допоздна, потому что по вечерам боялась оставаться одна в большой квартире. Она грустно смотрела вокруг, с надеждой, что кто-то подойдёт. К ней подошла официантка, новенькая, до этого я не видел её. Она слегка походила на других официанток: маленькая, хрупкая, с резкими скулами и подведенными голубыми глазами, однако у неё был повешен на талию серый фартук с розовым зайцем, вышитым на грубой ткани. Выглядело это изящно. Она приняла заказ и пошла на кухню, по пути подмигнув светловолосому мужчине, который даже не обратил внимания на это. Из кухни вышла официанточка с зелёными глазами, она несла мой заказ на подносе. Аккуратно выложила его на стол, спросила надо ли мне ещё чего-нибудь, но я лишь мотнул головой. Она развернулась и ушла, звеня ключами. Еда была удивительно хороша, в подобных заведениях редко уделяют внимание кухне. Просто, вкусно и недорого. В «Убежище» стало шумно, включили музыку, какую-то фольклорную, но энергичную. У барной стойки мужики галдели, бились кружками и кулаками в грудь. Хозяин заведения довольно наливал полные кружки, которые высыхали в течении пары минут, зато мужички не просыхали. Грустная девушка с фотоаппаратом куда-то ушла, может в уборную, которая находилась за гардеробом. Уборные были чистые, с удобствами. На фарфоровых умывальниках стояли оранжевые жидкие мыла, на стене висела сушилка. Из мужской уборной вышел юноша в узких джинсах с цепями, в тугих бежевых берцах и красной клетчатой рубашке. Он был красив: высокий, подтянутый, гладко выбритый и аккуратно причесанный. Официантки бросали на него взгляды. Он им легонько улыбнулся и ушёл в залу, где собиралась компания панков. Молодые, агрессивные, шумные — все исключительно в берцах, некоторые были с ирокезами, похожими на пики гор. Они пошло шутили, обсуждая официанток и местное пиво. В «Убежище» зашли две молодые, модные худышки на высоких каблуках. Одна была в белой блузке, с завитыми русыми волосами, лёгким макияжем и алыми губами. Вторая в чёрном до пола кардигане, на высокой платформе, брюнетка с тонкими ногами и вторым размером. Тёмненькая девушка чувствовала себя привычно, а светлая была немного скована. Панки в углу разглядывали их с интересом хищников. Подружки подошли к столику девушки с ноутбуком, та не обратила внимания на них, так как увлеченно стучала по клавиатуре. Девушки обсуждали парней в углу и предстоящий концерт. Они стреляли глазками по сторонам, точно охотники по загнанным волкам. Девушки в бары приходят по двум причинам, вернее по трём, просто третья крайне редкая. Первые приходят с надеждой, что их поймают, прижмут к стене, зацелуют и навсегда заберут от сюда. Другие приходят, чтобы зажать в углу симпатичного и робкого, иссушить и насладиться, а потом оставить, уйдя на новую охоту. Третьи приходят выпить пиво и послушать старых и крутых рокеров. Светленькая была первой, а черненькая третьей. Они нервно ждали начала. Светленькая присматривалась, бросая томные взгляды на парня в бежевых берцах. Телефон зажужжал на столе. В это же время подошла официантка: та двадцатилетняя, которой я неумело улыбнулся. Она собрала посуду, я потянулся к телефону. Официанточка хотела забрать грязные приборы, когда я случайно поймал её за руку. Ладонь у неё была тёплая и сухая. Я неловко убрал руку обратно. Официанточка тихо улыбнулась и быстро убежала на кухню. Я всё-таки дотянулся до телефона — SMS: «Задерживаюсь. Работа. Буду перед началом.» До концерта было ещё полтора часа. В «Убежище» зашла парочка хиппанутых — love and peace — девушка была в чем-то немного индийском: в лёгком светлом платье, в кофте цвета солнца и оранжевом шелковом платке. Волосы водопадом падали на бедра, вились лозой и были похожи на платиновые тончайшие нити. Легкий амулет на шее привлекал внимание к ключицам, браслеты подчеркивали нежность рук. Она была воздушной, неестественно светящейся в тенях. С ней был парень с челкой, торчащей из-под бейсболки, с римским носом, в голубой толстовке, широких штанах, сужающихся к модным кроссовкам. Весь он будто сошёл с экрана американского ситкома. Они заняли место в центре прохода, между столиком девушки с ноутбуком и девушки бухгалтерской внешности, к которой, кстати, пришли друзья: парень с бородой, стриженной по последней моде, хороших джинсах и клетчатой рубахе модного бренда, с женщиной полу модельной внешности и строгим лицом, тронутым в уголках глаз морщинками. Хозяин за стойкой смешивал модный коктейль для светленькой. Огромный мужчина с бородой, завязанной в косичку, очнулся и уже допивал восьмую кружку. Он что-то обсуждал с хозяином, видимо, просил ещё кружку в долг. Трое за столом в алой комнате незаметно разбежались. Остался лишь один, который смотрел на официанточек, пил эль, закусывая жареной картошкой. Одинокий мужчина всё так же сверлил стену напротив, но уже без пива. Девушка с фотоаппаратом грустила у колонны, не обращая внимания на окружающих. Эти двое так похожи, возможно, именно друг друга они ищут по темным углам и во взглядах пьяниц. Официантка с ключами и классным задом ушла за бархатные шторы с подносами полными мяса и пива. Ключи просто приковывали взгляд, и я проследил её шаги до первой кабинки. Охранника на месте не было: вышел покурить и, видимо, задержался. Панки балагурили в углу, раз в пол часа прерываясь на перекур, когда выходили на улицу сквозь тонкую кишку коридора. Они уже были подогреты и горланили песни сами, стуча об пол тяжёлыми берцами. Группа, которая выступит сегодня, сейчас пила пиво за бархатными шторами, обсуждая план концерта, ела мясо и рис. Солист обнимал жену. Она низенькая и пухленькая, когда-то явно кокетка, гладила по русым волосам дочку. Скрипач пил морс, мечтая о встрече с родными, которые живут в нашем городке. Вокалистка-флейтистка играла на воображаемой дудочке, репетируя. Барабанщик спал на мягком диване в углу. Я скучал за столиком, рассматривая картины. На одной из них стадо буйволов неслось по саванне. Буйволы полные свободы, не обращая внимания на львов в сухой траве, мчались к водопою. Я посмотрел вокруг: народа было уже человек пятьдесят, треть зависала у стойки, пятая часть ела в столовой, оставшиеся разбились на группы по три-четыре и ждали у сцены, обсуждая что-то. Заказал ещё пива. Пришла молоденькая официантка, я ей улыбнулся, но уже без стеснения и неудобства. Она подмигнула мне. Музыка постепенно становилось громче, видимо звукорежиссёр проверял возможности техники. Подвыпившие панки ругались в углу. Один, с волосами до плеч, рассказывал какую-то прошлую историю подружкам, они смеялись, но явно не горели желанием продолжить общение, оттого, быстро найдя повод, ушли, смеясь над пошлым пареньком. Неожиданно ко мне подсела красивая девушка с длинными темными волосами, красивой улыбкой и карими глазами. Было в ней что-то южное, хотя кожа казалась бледной на фоне темных стен. Она была красива, женственна в чёрном бархатном платье. И какая-то глубина в ней приковывала, словно стальными цепями. Я рассматривал её: красивые ноги и бедра, плавная линия груди, округлый язычок и скулы. Она бросила что-то вроде: «Я присяду?». И спокойно, не дожидаясь ответа, села, подозвав официантку с ключами, которая проходила мимо. Заказала у неё Мэри и ещё о чем-то попросила. Официантка ушла, легонько откинув рукой волосы. Через пару минут заказ принесла миниатюрная официанточка в фартуке. Девушка через соломинку глотнула напиток и поставила на стол. Она осмотрела меня, легонько коснувшись языком губ. Улыбнулась. И, не представившись, спросила: «Один?» Я неуверенно помотал головой. Бросив на меня скептический взгляд, она сказала: «Будешь один — потанцуем!». И спокойно, откинувшись на спинку стула-жирафа, прикрыв глаза, стала пить коктейль. Я смущенно сидел, заливаясь краской от стыда и возбуждения. Она легонько качала ногой, дотрагиваясь до моей. Мурашки, словно строй пехоты, маршировали по спине. До концерта осталось десять минут. Группа выходила на сцену, подключала электронику, гитары и скрипку, барабанщик проверял тарелки, звукорежиссёр настраивал колонки. Народ набивался у сцены, как табак в кисет. Панки заняли передний край. В углу у колонн собрались менее активные посетители. Девушка с ноутбуком перебралась поближе, чуть за спину музыкантам. Девушка с фотоаппаратом встала под колонку: искорки бегали в её глазах, она оживилась. Одинокий мужчина оторвался от стены и бросил взгляд на сцену. Я, воспользовавшись возможностью, несмело ушёл от девушки, которая пила Мэри. Панк в бежевых берцах обнимал светленькую. А темненькая стояла рядом с парнем с ирокезом, немного покачивая головой в ожидании… Официантки болтали в уголке, обсуждая работу и начинающийся концерт. Официанточка лет 20 заглядывалась на девочку хиппи. А попутчик девочки-солнца на миниатюрную в соблазнительном фартуке. Хозяин вышел из-за бара, сел на моё бывшее место, предложил сигару девушке с Мэри, но та отказалась, тогда он закурил сам. За угловым столиком даже не повели ухом. Какой-то пьяный, пробегая мимо официантки с ключами на поясе, схватил её за корму, но получил звонкую пощечину, ставшую сигналом для вышибалы, заскучавшему в углу. Последний из трех друзей допил пиво и, уже не надеясь на внимание, ушёл в курилку. Жена солиста с дочкой стояли чуть поодаль, чтобы не попасть в давку. Звукооператор сидел у стены с окошком в первую кабинку и управлял с планшета звуком. Солист громко, с рыком в голосе, призывал всех к сцене, подзуживая панков и шевеля заскучавших. Я встал между панками и колонной под проектором. Скрипач уже поднял смычок, барабанщик разминал пальцы, вращая палочки. Огромный мужчина в кожанке опять вырубился рядом с десятком кружек. Девушка с Мэри не открыла глаз, очаровательно сексуальная гибкостью фигуры, гордостью плеч, лёгкостью стана. Я бы с такой потанцевал, но сейчас я ждал, когда же придёт она… Но она не пришла. Зато пришло SMS: «Я не смогу… Прости…». После чего мобильный, немного подумав, упал в голодный обморок. В этот момент барабанщик ударил по тарелкам, солист закричал, скрипач подпрыгнул, заиграв на скрипке, флейта запела, потекла энергичная, дикая, безудержная музыка. Я был разочарован. Она не приходила и раньше, но сегодня обещала, что вечер будет наш. Видимо, не судьба… Я уже с интересом рассматривал брюнетку с Мэри, когда мимо проплыла девушка с ключами, от стройных ножек которой невозможно можно было оторваться. И я глянул на официанточек. Молоденькая целовала девочку-солнце в шею. Мне показались на миг в игре света маленькие рожки, но прожектора сместились, осветив её волосы, образовав ненадолго нимб. Двадцатилетняя убежала выполнять чей-то заказ, не обратив внимания на под-американского юношу, который разочарованно ушёл в алую залу, где уже ел мясной салат. Девушка в чёрном кардигане скакала у сцены, танцуя и подпевая. Панки лишь улыбались, глядя на неё и активно толкались, устроив бучу и легкий слэм. Они горланили припев и вскидывали руки вверх, поднимая козу, скандировали, догоняя барабанное соло — Хой! Хой! Хой! Лишь зеленоглазая официантка спокойно болтала с девушкой, ненадолго оторвавшейся от ноутбука. Я начал постепенно смещаться в их сторону, но попал в водоворот: панки устроили круг, в который я и попал. Круг — дикое для непосвящённого действо. Огромные лбы на большой скорости мчатся по кривой траектории, толкаясь всем чем только можно, вскидывая ноги, размахивая руками в ритм. Но ведь всем известно, что в эпицентре урагана штиль, поэтому в круге всё немного по-другому. В нем есть строгие правила, установленные интуицией и братским духом рока: падающих поднять, слабых прикрыть, девушек оберегать, невиновных не втягивать. Я пробежал пару кружков, по шее стекали капли пота, круг выбросил меня напротив девочки с фотоаппаратом. Она энергично отбивала головой такт, её волосы розовые в свете ламп, двигались почти самостоятельно, буйная живая энергия лилась из неё. Мужчина в очках смотрел безотрывно, но не решался отойти от стены. Хозяин заведения вернулся в бар и налил себе коньяка, который медленно распивал на пару с официанточкой в фартуке. Я подошёл к официанточке с ключами. Она заливисто смеялась, не обращая на меня никакого внимания. Группа, игравшая до этого какой-то hard, решила сыграть что-то относительно лиричное. И я не нашёл ничего умнее, как предложить потанцевать. Это предложение, конечно, встретило ироничный взгляд и такую же улыбку (но ироничный взгляд не значит — нет.) Танцевал я, скажем так, не умело, но в барах и не нужно умение танцевать: здесь берут раскованностью и внутренней свободой, а танец — просто чувство ритма, сопровождаемое неловкими движениями. Я старался быть как можно раскрепощённее, помогали две пинты пива, хорошая музыка и девушка. Она, в отличие от меня, танцевать умела и смотрела на меня крайне скептически. Однако, несмотря на это, танцевала так же, как и я, немного несуразно и очень расковано. Она мне улыбнулась, чуть-чуть, краешками уголков глаз, в которых качнулся тёплый, залитый солнцем Тихий океан. Но, когда песня закончилась, она быстро поправила прическу, оттянула футболку, которая излишне открыто продемонстрировала её бюст, и убежала на кухню. Этот танец привлёк несколько взглядов, видимо, я сумел поразить местных завсегдатаев. На меня по-другому посмотрела официанточка в фартуке, удивлённо и одобрительно. Хозяин похоже не удивился, ему было всё равно, он раскуривал сигару. Девушка с ноутбуком мне одобрительно кивнула. Куда-то исчезли блондинка и симпатичный панк, на которого она вешалась весь вечер, вероятно, они пришли к обоюдному согласию. Остальные панки ловили каждый звук гитары и слова грубого голоса, усиленного микрофоном. Девушка бухгалтерской внешности так и не вышла из-за столика, но была явно счастлива. Один из пивных животиков, отвлекшись от пива, обратил на неё внимание и флиртовал довольно искренне. Скрипач буквально летал по сцене, беснуясь и отрываясь больше многих фанатов. Солист подогревал толпу, иногда глотая пиво. Барабанщик безбашенно дробил в малый и большой барабаны так, что палочки пришлось менять дважды. Вокалистка исполняла что-то красивое и задорное. Какой-то пьяный в стельку байкер или рокер, было не разобрать, с чёрным мелким бесом на голове, облитый потом настолько, что футболка прилипла к телу, очертив пузо и пупок — вид у него был, одним словом, жалкий — полез под кофту девушки с ноутбуком. Она взвизгнула. Я протянул к нему руки, чтобы оттолкнуть в сторону, но не преуспел в этом, а лишь словил в скулу влажным кулаком… И какая-то животная ярость и ясность возникла от омерзения и боли в моей голове. И я, не думая и не мешкая, с полуоборота, разогнавшись по пути — вспомнились тренировки по лёгкой атлетике — завернул ему кулак, чуть ниже уха. Кулак, воткнувшись в ухо, прекратил свое движение, передав весь импульс его туше. Он отлетел на полшага, постоял немного, и плюхнулся толстой жопой на пол, где сидел молча, не закрывая глаз. Девушка отвесила мне оплеуху и поспешила к упавшему, видимо, это был ее муж. Подбежал вышибала, посмотрел на нас… Я заказал ему пива и себе. Он сменил гнев на милость. Никто из панков даже не заметил, все скакали разве что не ударяясь головой об потолок, выкрикивая очередную пивную песню о кабаках, эле и хмельных девицах. Темненькая пританцовывала с панком с огромным ирокезом. Он водил руками по её спине, талии, ягодицам, она прикрывала глаза… Но на следующей песне она танцевала уже с другим, так же закрывая глаза и страстно выдыхая. Девочка-солнце и молодая официанточка закрылись в подсобке на кухне, где отдались друг дружке. Молоденькая официантка взяла дело в свои бойкие руки. Сбросив оранжевый шарф, обнажив тонкую шею, матово-белую, усыпанную лёгкими мурашками, официанточка покрыла её поцелуями. Её рука упала на уровень поясницы хрупкой хиппи. Трусики хиппи уже не были сухими… Самое грустное в любви с хиппи, что она может быть лишь на пару дней, а после они уже о тебе и не вспомнят. Но ты уже подсел! Это как наркотик, свобода хиппи заражает, как вирус — невозможно оторваться. Пока за закрытой дверью девчонки занимались свободой, в светлой комнате, обставленной мягкой мебелью, за чёрными шторами, плотно задернутыми, на красном, цвета застывающей крови, в кресле, под светом зеленой лампы, сидела светленькая девушка, которая бесстыдно и нагло, с лёгкой улыбкой удовольствия, расстёгивала туго затянутый ремень симпатичного панка. Он медленно расстегивал её лифчик, запустив руки под белоснежную блузку, которая была расстегнута на треть, обнажив худенькую, но аккуратную грудь. Ими двигала страсть, сжигающая приличия и преграды, даже воздух, словно переполненный энергией, наэлектризовался. Панк в бежевых берцах наконец-то расцепил скобы лифчика, блондиночка, расстегнула молнию… В соседней кабинке с видом на сцену отдыхала от грохота и шума жена солиста. Она кормила дочку пюре с котлеткой. Девочка пила сок, устало прикрыв глаза. Она уже хотела спать, поэтому лежала на плече у мамы, которая рассказывала героическую сказку о рыцарях, драконах и принцессах. Пока в закрытых комнатах идиллия брала верх над барным хаосом. Под низким бетонным потолком пьянящий воздух сбрасывал оковы с мыслей людей. И уже не одинокие, но вольные буйволы паслись на просторах панк-рока. Лишь несколько пивных животов так и не смогли оторваться от кружки. Хозяин заведения допил коньяк. И ушёл на кухню готовить фирменное блюдо для девушки бухгалтерской внешности. Миниатюрная официантка болтала с огромным мужиком, из которого уже выветрился хмель — он больше не заказывал пива. Кажется, они обсуждали байки, в чем оба находили безграничное удовольствие. Огромный мужик даже помолодел на вид, расправил плечи, отчего начал занимать ещё больше пространства. Миниатюрная официанточка в фартуке любовалась им почти не скрываясь. А он, от странной робости, с трудом отводил взгляд, раз за разом возвращаясь к её глазам. Девушка с фотоаппаратом расчехлила его и снимала. Она сохранила всех участников группы на плёнку, панка с огромным ирокезом и девушку с ноутбуком, которая уже вернулась на свое место, отругав и приласкав мужа, и отравив его домой. Одинокий светловолосый мужчина вернулся к стене и снова пил пиво. Вид его был жуткий, омраченный тоской: потухшие радужки, спрятанные за линзами очков, нервная морщина на лбу угрюмо покоилась, плечи осунулись. Он даже не сверлил стену, взгляд не долетал до неё теряясь в точке, где когда-то стояла девушка с фотоаппаратом. Прекрасная девушка с волнительными ключами, лежащими на крепких ягодицах, принесла нам с охранником пиво. Глянув на меня, она поставила поднос на стол и убежала куда-то. Вернулась быстро, неся в руках лёд, обвязанный холщовой тряпкой. Она приложила лёд к щеке, синяк, который я не заметил в запале, заболел яростно, будто зуб, которому кариес проел эмаль до нерва. В эти минуты, когда она ухаживала за мной, я сумел рассмотреть её лицо, такое нежное в свете дешевой лампы. Зелёные глаза, похожие на первые берёзовые листочки, пленяли чистотой. Тонкие линии скул, чуть выпирающих из-за покрытых лёгким пушком щёк, подчеркивали глубину глаз. Маленький ротик, очерченный тонкими, окрашенными в нежно-розовый цвет, губами, точно примостился под аккуратным носиком. Зубы были белыми с чуть длинными клыками. Брови густые и ухоженные, длинные ресницы, легко остриженный висок создавали изысканную строгость. Ушки были маленькими, но аккуратными, с изящными сережками цвета индиго. Она была чертовски красива или ангельски. По шее бежали голубые вены, словно прожилки в белом мраморе. Она убрала лёд от щеки, на которой сиял синяк на побледневшей от холода коже. И нежно подула, как-то озорно, приблизившись губами к щеке, она коснулась языком мочки моего уха. Её волосы, длинной до плеч с одной стороны, щекотали моё плечо. От щеки до пояса и дальше в пятки убежали мурашки, и стыд, и душа. Какое-то громкое чувство клокотало в лёгких. Кровь кипела от нежности и испуга. В сердце птицами бились воля и любовь, бились с желанием и пошлостью.Я взял её нежную руку в свою, получив удар то ли тока, то ли в челюсть.
Вышибала куда-то растворился, вместе с кружкой пива. Девушка с ноутбуком пританцовывала у монитора. Парень американской внешности пил вместе с роковой красоткой, которая заказала второй Мэри. Солист раскачивал толпу лёгкой беседой, готовясь взорвать бомбу нового хита. Скрипач, тяжело дыша, пил в углу сцены воду, барабанщик вытирал пот со лба, выбивая мелодию на тарелках. Темненькая девушка получила автограф солиста, который расписался на её тонком плече. Панк с длинными волосами получил две пощечины и легкое сотрясение мозга, когда ударился головой об потолок во время прыжка. Друзья девушки бухгалтерской внешности ушли в алую залу, чтобы поужинать. Хозяин дожарил мясо с овощами и сладким соусом. На кухне кипела жизнь: убирали, мыли, готовили. Девушка с фотоаппаратом присела рядом со звукорежиссёром в растянутом до колен сиреневом свитере. В первой кабинке спала маленькая девочка в объятиях мамы, которая ждала мужа. Во второй светленькая наслаждалась панком, предварительно подогретым её пальчиками. Панк целовал ее ключицы, худенькую грудь, ребра, шею и губы, думая: надолго ли блондинка останется с ним. Хиппи и молодая официанточка нагими лежали на мягком ковре под тепло-желтой люстрой, взявшись за руки. Девочка-солнце сияла на фоне тёмного ковра, у неё была тонкая кожа и яркие голубые глаза. Молодая официанточка заснула на ее плече, закинув ногу на бедро. Она была красива плавностью линий спины, переходящей в округлости ягодиц и в остроту колен и носочков. Девочка хиппи укрыла её своим оранжевым платком, поцеловав в губы. В курилке одинокий друг, который сидел в баре с самого начала, дымил папиросу, выпуская кольца дыма, вспоминая о сыне, который жил в другом городе. Рядом курил трубку огромный мужчина в кожанке, он причмокивал в трубку, долго вдыхал задумавшись и так же долго выдыхал. Миниатюрная официантка ждала его в помещении, достав из фартука маленькое зеркало, чтобы подвести глаза и поправить прическу. Я сидел за столиком, зеленоглазая официанточка ушла к барной стойке разлить пиво не просыхающим сорокалетним лысеющим мужикам, бросавшим на неё жадные взгляды. Мне хотелось набить им пьяные морды за такое пренебрежение к ней. Видимо, ей тоже всё это надоело. Она подбежала ко мне, взяв за руку потащила в тёмный угол, к заскучавшему гардеробу, завернула во вторую кабинку, перепугав светленькую и панка, пролетела мимо них, даже не заметив (блондинка прикрывала грудь рубашкой панка, глядя на меня стыдливо, парень суетливо натягивал джинсы). Сняв связку ключей с пояса, она открыла неприметную дверь в уголке и вывела нас на улицу. С неба, в свете немого фонаря, падали крупные перья снега. Это показалось мне изумительно красивым, чистый воздух раздвинул легкие сжавшиеся от табачного дыма и нехватки кислорода. Глаза слепил блеск снежинок, которые медленно кружили в темноте, так похожие на далекие звезды. В меня воткнули свои иглы зелёные глаза, которые с нежностью проникали в глубину. Я обнял её, даже не думая о том, что будет дальше. Кончик моего носа уткнулся в её щеку и, будто в замкнувшейся цепи лампочка, включился поцелуй. Мы еще не догадывались: утром мы проснёмся вместе и никогда не вернёмся в «Убежище», потому что нам незачем будет прятаться. Барабанщик усталый, но довольный, добивал ритм, гитарист играл соло, флейта плакала, а скрипач, согнувшись в двое, изливал чувство скрипкой. Музыка сплеталась из звуков, будто канат из тонких нитей, создавая гармонию, а потом распадалась, рушась в диссонансах, завершая мелодию. Солист, слегка отдышавшись, прощался с публикой, предлагая им пропустить ещё по кружечке пива. Он вытер пот чистым полотенцем, которое лежало в уголке, хлебнул воды и пошёл к жене и дочке. Жена уже ждала его, дочка спала на диване, укрытая пледом. Стол был накрыт на двоих: вино, свечи, хорошие закуски и салаты — они отмечали годовщину знакомства. Скрипач, немного задыхаясь от усталости, складывал скрипку в чехол обсуждая что-то с флейтисткой. Барабанщику принесли пинту пенного, которое он с удовольствием выпил почти залпом. Хозяин заведения курил очередную сигару, любовался девушкой с ноутбуком, обнимая девушку бухгалтерской внешности. Огромный мужчина с бородой, заплетенной в косичку, носил на руках миниатюрную блондинку, целуя толстыми губами её маленькие ладошки с длинными пальчиками и аккуратным маникюром. Девочка-солнце и юная официантка вышли в зал держась за руки, немного растрепанные и очень счастливые. Девушка-солнце смущенно прикрывала шею шарфом, ни о чем не жалея. На её языке ещё остался вкус помады юной официантки. А ноздри официанточки хранили запах золотых волос. Светленькая и темненькая обсуждали парня в бежевых берцах, который до сих пор смущенный произошедшим, крепко и нежно держал светлую за руку. Тёмная хвасталась автографом. На её джинсах темнело пятно пролитого кем-то эля. А светленькая не надела лифчик и сейчас ее упругие соски чуть просвечивались через белизну блузки. Панки пили тёмное и светлое, длинноволосый пил ерша, завидуя юноше американской внешности, которого обнимала жгучая брюнетка. Брошенный друг докурил третью сигару и сейчас шёл по направлению к вокзалу с твердым намерением обнять сына. Девушка с ноутбуком пила текилу перед экраном, экономические графики на котором свели бы с ума любого. Друзья девушки с внешностью бухгалтера заканчивали легкий ужин. Вышибала счастливый спал в углу тёмного гардероба в обнимку со стеклянной кружкой. Пивные животы заправлялись перед дорогой домой, где их ждали жены и заведенные на семь будильники. Я с прекрасной девушкой шёл по ночному городу дыша тишиной и запахом тающего на лице снега. Она ловила снежинки кончиком острого язычка. Осматривала зелеными глазами каждый штрих города, показавшегося ей совсем незнакомым.Завтра мы с ней не выйдем из постели, пока не захотим кофе и тёплый душ.
Молоденькая официантка проснётся укрытая оранжевым платком под боком у хрупкой солнечной девушки, которая будет спать, прикусив большой палец. Хиппи не вернётся в «Убежище» больше. Молоденькая официанточка завтра будет вновь разносить пиво, скрывая себя от мира. Но каждый вечер будет засыпать в объятиях девочки-солнца. Группу завтра встретит Петербург и льдистая Нева: они вернутся домой. Только скрипач на неделю задержится в нашем городке, подарившем ему детство, чтобы улыбнуться старушке матери и сыграть со стариком в шахматишки. Одинокий друг за ночь и светлое утро доедет на поезде до городка, где живёт его сын, и обнимет его впервые за последний год. Подарит бывшей жене цветы и извинится, понимая, что прошлое исправить нельзя. Панк в бежевых берцах завтра снова выпьет в «Убежище», скрывая робость и нежность, как и другие панки, мягкие душой, но колючие прической и щетиной. Лишь длинноволосый панк не вернётся в «Убежище»: днем его собьёт машина, которая умчится не притормозив. Темненькая будет мелькать в «Убежище» на концертах, удивляя закостенелых рокеров. Светленькая будет спать с красивым панком ночью, а днем учить швейное дело и мастерить мягкие игрушки. Ей больше незачем убежище. Миниатюрная официантка уедет с огромным байкером на его Harley-Davidson-е куда-то на юг. Их запомнят в десятках мотелей вдоль трассы, где они сломают все кровати и пару столов. Утром хозяин заведения проснётся с женщиной бухгалтерской внешности. Она приготовит ему завтрак и крепкий чай, который успеет остыть раньше, чем она устанет его целовать. Днем ему придётся долго искать замену двум официанткам, которые не выйдут с утра на работу. Мальчишка американской внешности попадёт в псих-диспансер с психозом после бурной ночи с брюнеткой, которая бросит его на утро. А она на следующий вечер раскинет новые сети и будет пить Кровавую Мэри через тонкую соломинку. Девушка с ноутбуком все также будет сидеть за своим столиком и смотреть в экран, слегка покачивая ногами. Хозяин будет подавать ей кофе. Девушка с фотоаппаратом и грустный светловолосый мужчина в очках больше ни разу не заглянут в «Убежище». Они встретятся у входа, но так и не зайдут внутрь, развернувшись на пороге. «Убежище» все также будет прятать нуждающихся от взглядов дня, принимая их в свой домашний покой. Оно будет пристанищем тем, кто не нашёл себя под звездами или тем, кто боится принять себя. Вдали от барной стойки и шума берёзовые почки взорвутся листвой под солнечными лучами, и нежная трава укроет каменные стены от глаз зелёным весенним ковром, словно стараясь скрыть от посторонних глаз бетонные плиты «Убежища».