Трансфигурация чувств

1950-е. Лондон. Минни (Минерва) МакГонаголл.       Почему-то ей хотелось все выгладить. Она понимала, как это глупо – все равно вещи придется складывать и в чемодане они помнутся, но грела на газовой плите железный утюг и отглаживала на блузке мелкие складки. Почему-то это казалось важным. Она безотчетно нервничала перед этой поездкой. Переездом. Но произнести это слово отчего-то не поворачивался язык.       Аккуратно и педантично она укладывала в старенький чемодан отглаженные вещи. Потом сняла с плиты утюг и поняла, что последний раз нагрела его зря. Сложила комбинации и белье, завернув их в полупрозрачную розоватую бумагу, сохраненную после какой-то покупки, свернула тонкие нейлоновые чулки, уложила демисезонные сапоги, неодобрительно глянув на потертую на носках коричневую кожу, подняла крышку картонной обувной коробки – внутри лежали завернутые в сероватую бумагу нарядные туфли. Доставать их из коробки почему-то не захотелось, и она поставила ее рядом с чемоданом. Сама шагнула в простые черные туфли, затянув слегка растянутый ремешок, надела жакет, заранее приготовленный и висевший на спинке стула, и оглянулась: комната поражала своей пустотой и необжитостью, без всех ее вещей. Хотя вещей-то, казалось бы, было не так уж много… Она спустила со стола обвязанную бечевкой стопку книг, проверила наличие в наплечной сумке свернутых рукописей и слегка потрогала, краешек рулона тонкой печатной бумаги, будто желая убедиться в том, что они настоящие. Всякое соприкосновение с этими записями вызывало в ней смесь стыда и гордости – как она посмела?! Неужели она посмела? – это была не первая ее работа по трансфигурации, но первая, которую она осмеливалась назвать этим словом и - о ужас! – показать профессионалу. Источник всех этих перемен…       Минни тряхнула головой, отгоняя задумчивость, закрыв сумку, перекинула ее через плечо, и вздохнула. Пять шагов с середины до дальнего конца крошечной комнаты, и, поднявшись на цыпочки она достала с верхней полки сиротливо открытого пустого шкафа шляпу. Шляпа была черная, широкополая и остроконечная – самая что ни на есть классическая ведьминская шляпа с картинок, разве что со слегка заломанным кончиком. Она нашла ее еще во время войны, после одного из последних налетов на Лондон - тогда никто конечно не знал, что он один из последних, - возле разбомбленного шляпного магазина в косом переулке. От домика не осталось почти ничего, как и от его хозяина, по несчастью оставшегося внутри, а шляпа, почти нетронутая, если не считать кончик, лежала на развалинах, как будто кто-то аккуратно положил ее поверх всего этого хаоса. Минни помнила, как хрустело стекло витрины под ее башмаками, и как она задохнулась и закашлялась, попытавшись в первый раз отряхнуть шляпу от красной кирпичной пыли. Она зачем-то забрала ее, почистила и.. никогда не надевала. Вероятно, руководствуйся она разумом, а не чувствами, она бы даже не взяла ее, потому что, если уж говорить честно, она с первого мига знала, что шляпа будет выглядеть в министерстве слишком нелепо и неуместно, а на улице – и того хуже. И шляпа пылилась на верхней полке шкафа все эти годы. Помня свою предыдущую ошибку, Минни убрала скопившуюся на шляпе пыль заклинанием, возвращая исконный насыщенно-черный цвет великолепному материалу. В министерстве эта шляпа на самом деле выглядела бы неуместной, но Хогвартс… она широко улыбнулась, вспоминая свой первый курс и распределение, и вслух закончила:       - В Хогвартсе она будет в самый раз! Разворот на каблуках, взмах палочкой – шляпа уменьшилась и отправилась в небольшую круглую коробочку, по размерам подходящую больше для украшений, чем для шляпок, а сама коробочка – в чемодан.       Вот и все.       Она закрыла казавшееся голым без штор окно и задвинула щеколду на белой крашеной раме, подошла к зеркалу, и приколола к волосам, специально оставленными на столе шпильками, маленькую бордовую шляпку. Потом погасила свет, присела на корточки и на ощупь защелкнула застежки чемодана – забыла. А после, подхватив чемодан и связку книг, которую до того успела соединить с коробкой, встала и вышла в прихожую.       В темной прихожей надела короткие перчатки, засунула в перчатку, по привычке билет, потом достала и подсветила палочкой – посмотреть номер платформы: девять и три четверти – в самом деле, как будто здесь могли быть варианты!… и улыбнувшись собственной глупости, шепнула «Нокс» и убрала билет обратно.       «Ну, присядем на дорожку?» - вместе с голосом в памяти всплыл и взгляд шальных черных глаз. Почему этот голос возник в ее голове сейчас? Зачем? Она медленно опустилась на низкую подставку для обуви и сложила слегка дрожащие руки на коленях. Темнота облепляла лицо. Тогда тоже был полумрак. И среди него блестящие глаза и блестящие пуговицы новеньких кителей. И их белые перчатки. Они все с девочками договорились тогда надеть белые перчатки. Почему и зачем? Кого мог спасти цвет их перчаток?        «…присядем? Это такая русская традиция…» - объясняет Тони Долохов, неловко взмахивая рукой, хотя все уже опустились на края чемоданов, - «…на удачу». Он улыбается виновато, словно не должен был напоминать, что им понадобится удача. Как будто об этом вообще можно было забыть…       Она помнила их лица в слабом переменчивом свете. Все лица кроме одного.       Минни дважды моргнула – оказалось, что глаза уже привыкли к темноте. Сколько она так сидит? Спохватилась, взглянула на часы на внутренней стороне запястья, тяжело вздохнула – вот и посидела на дорожку…- и встала, подхватив вещи.       На улице было темно – фонари, конечно же, обещали починить давно, впрочем, как и дорогу. Она шла, по памяти переставляя ноги по ямам, выбоинам и оставшимся кусочкам ровного пространства.       Она знала, что едет навстречу своему прошлому и сжимающим сердце воспоминаниям, но... не думала, что это начнется еще дома, наверное? Аластор говорил ей, что…       На самом деле с Алом она так и не поговорила. Не вслух. Она пришла в «Зеленый маяк» вечером пятницы, зная, что найдет его там. Бар был ожидаемо, переполнен, но она сразу выхватила взглядом его широкую спину в середине зала – за столиком он был один. «Милочка, не стой на проходе» - официантка неодобрительно глянула на нее и проплыла с подносом полным пустых стаканов мимо, покачивая пышными бедрами. Минни вздрогнула тогда – раньше все официантки здесь знали ее. Они вечно спорили жена она рыжеволосому летчику, сестра или подружка, а они с Алом почему-то не отвечали им никогда и только смеялись на эти вопросы. Бар был маггловским, и имя Аластор было бы для девушек слишком странным, поэтому все знали его как Алека и…        Что он скажет? Минни смотрела на его спину. Смотрела, как он поднимает стакан виски со льдом, как пьет, запрокинув голову, а потом опускает на стол стакан с прозрачным льдом и жестом подзывает официантку. Лицо девушки так же было ей незнакомо, да и бармен был другой – мужчина, а не смешливая Кейтлин… впрочем, это было немудрено – после победы многие меняли работу, не желая оставаться там, где все напоминало им о войне. Официантка, вскоре вернувшаяся с полным стаканом, была прехорошенькая, но Ал даже не взглянул на нее. Она смотрела на его спину, и сердце переполнялось смесью боли и нежности.       «Когда дело доходит до нашего прошлого, Минни, нам всем приходится быть гриффиндорцами .Ты не можешь обхитрить его, не можешь перетерпеть, потому что сколько бы ты ни ждал – оно не исчезнет, и ни смекалка ни ученая степень не поможет тебе. Все, что мы можем сделать – это найти в себе смелость встретиться с ним лицом к лицу и пережить. Все до последней капли. И я не буду обманывать тебя, милая, это будет непросто. И возможно, что долго. Но это единственный путь, поверь мне».       Ее толкнули, она встрепенулась и вместо больного взгляда льдисто-голубых глаз, снова стала видеть переполненный бар и широкую спину Моуди.       «Мисс, вы к тому господину?» - еще одна незнакомая официантка (видимо именно она и толкнула Минни) указала на Ала – «Пройдете за столик? Или мне лучше позвать его?» - неуверенно добавила она, видя, как странно на нее смотрит МакГонаголл.       «Что? Н-нет… мы уже поговорили, спасибо» - Минни тогда неловко улыбнулась и пошла к выходу, спиной чувствуя странный взгляд официантки.       Она знала, что Ал сказал бы ей именно это. И он был прав.       И именно поэтому, она входила теперь на вокзал Кингс-Кросс.

***

      В замке было непривычно пусто и тихо, но как-то… по-родному. Она уже разложила вещи в показанных ей домовиком комнатах, и теперь шла по пустым коридорам и галереям. Наступила, было на лестницу, перемещавшуюся всякий раз, и с детским чувством азарта наблюдала, как она начинает сдвигаться, а потом положила руку на перила... и лестница мгновенно вернулась назад и застыла.       - Вы теперь декан, милочка, - хмыкнула дама с какого-то группового портрета, заметив ее удивление.       И Минерва подумала, что вот она – черта, которую уже не переступить, теперь все будет по-другому, по другую сторону преподавательского стола…       В галерее с высокими стрельчатыми окнами она встретилась с, выходившим из какого-то кабинета, Флитвиком. Увидев его со спины, порадовалась встрече и окликнула, а когда он обернулся – удивилась: он был не таким молодым, каким девушка его помнила, и не таким старым, каким ей тогда казался.       - Ах, мисс МакГонаголл! Я рад, что это вы. Приняли эту должность, я имею в виду, - он сверкнул белоснежной улыбкой, - А вы? Вы рады?       - Я… Я пока не уверена. Если уж быть честной, - она слабо улыбнулась, невольно отводя взгляд.       - Полно вам. Не хватало еще чувствовать за это себя виноватой! – он качнул головой и посмотрел на нее одним из своих внимательных взглядов – Вы не обязаны любить все это – он пространно махнул рукой, - с первого дня. Вы вообще не обязаны оставаться здесь больше чем на год. А если Альбус будет предлагать вам сразу зверский контракт – превратите его в мышь, не задумываясь. Вот вам мой совет. – И он озорно подмигнул.       Она рассмеялась.       - Я очень рада, что мы будем работать вместе.       - Вы имеете в виду, рады, что у вас будет союзник, и вы не останетесь один на один против Слагхорна?       Они засмеялись уже оба. И почти развернувшись чтобы уйти, он кинул через плечо:       - К слову, готовьтесь к акту лицемерия – стоит вам стать деканом, как он торжественно приглашает вас в свой «закрытый клуб», и делает вид как будто это не он, а кто-то другой даже не замечал вас до этого.       Он замер на пару мгновений, а потом обернулся и взял ее руку в свои.       - Минни, - весомо посмотрел на нее снизу вверх, - я соболезную.       Он поднес ее руку к губам и поцеловал. А затем развернулся и все же ушел быстрым шагом.       Молодая женщина провожала его взглядом, прижимая руку к груди. Он так сказал это, будто все случилось совсем недавно… Это было странно, но то, что он все же сказал это, ощущалось чем-то правильным.       И она сдвинулась с места и сделала шаг вперед.       Шелковое темно-лиловое платье, завитые волосы, уложенные в прическу, великолепная ведьминская шляпа, надетая чуть-чуть на бок, туфли на каблуках… Это был ее праздник не меньше, чем первокурсников. Ее первокурсников. Так странно…       Платье она надевала единственный раз – на прием в министерстве, куда ее пригласил начальник отдела, Элфинстоун Уркварт, и по восхищенному взгляду которым он тогда смотрел на нее, она поняла, что переборщила, из-за чего тушевалась весь вечер стараясь держаться в тени. Сейчас же… Сейчас ей хотелось быть такой. Праздничной, может быть даже слегка… шикарной. Она хихикнула, когда поймала в потоке мыслей это слово и улыбнулась. Она стояла перед зеркалом с прямой осанкой и гордым разворотом плеч, и теперь текучесть струящейся по бедрам блестящей ткани нравилась ей, а не смущала. Она словно доросла до этого платья.       В образе чего-то не хватало. Мантия…Точно. Минерва достала ее из шкафа и заулыбалась – надеть красивое платье, которое под мантией никто не увидит…       Раньше, до войны, у учителей Хогвартса были форменные черные мантии, и ей от чего-то хотелось сохранить эту нотку старого духа. Купленная ею мантия была черной, закрытой и классического покроя, если не брать во внимание воротник, по уверениям мадам Малкин «весьма модный и современный». Мадам Малкин была женой владельца тканной мануфактуры и открыла свой магазин совсем недавно. Помещение находилось недалеко от того места, где раньше была лавка мистера Карлайла, и чистокровная аристократия поджимала губы, видя в этом претензию на замену лучшего бутика и при том, по их мнению, недостойную. Именно хозяйка магазина, и уговорила ее хотя бы на модный воротник – «сколь бы вы ни были сдержаны, дорогая, но вы все же пока не престарелая леди, и не монашка» - перед глазами встало доброе круглое лицо. Она отчего-то напоминала фею-крестную из сказки о Золушке.       Покупка мантии, магазин, сборы… Все это казалось сейчас страшно далеким. Женщина накинула мантию, застегнула взмахом палочки… Платья под мантией было совсем не видно, но ощущение торжественности не исчезло. Вспомнилась Келли – девушка с которой они жили в общежитии во время войны – она надевала кружевное белье, даже когда шла разгребать завалы после бомбежек, говорила «это позволяет мне помнить среди всего этого, что я все-таки женщина, а не только, полезный обществу и стране набор социальных функций». Многие осуждали ее… Не только за это. А Минерва вдруг поняла, что за ощущение давало ей то кружевное белье.       Пробили часы. Через полчаса в замок прибудут первокурсники и она должна быть готова. Профессор МакГонаголл в последний раз улыбнулась своему отражению, поправила остроконечную шляпу и, наконец, вышла.       А через три с половиной года, под рождество,после встречи в Лондоне с Аластором, она от скуки зашла в лавку мадам Малкин. Мантия была элегантной, глубокого зеленого цвета.       «Это новая ткань, не знаю уж, насколько этому можно верить, но Джозеф уверяет, что она может служить годами. А вот что точно стоит принять во внимание, так это покрой – я отшила таких всего десять и осмелюсь заявить вам, что это новая классика, это на века – вот что я думаю» - мадам Малкин оставалась собой.       Хогвартс опустел – все разъехались на зимние праздники, и дышать, будто стало свободнее. Она любила это время – замок был не таким вымершим как летом, а просто спокойным. В руке она сжимала письмо от Элфинстоуна. Почему-то теперь, предстоящая необходимость снова писать ему, о том что он все же ее бывший начальник и о сохраняющейся между ними субординации, не давило камнем на грудь, как раньше. Просто слова, просто письмо.       Отчего-то ей казалось, - безумно глупо… - что это как-то связано с мантией. Она как будто дома теперь, после стольких лет, которые даже не замечала отсутствие этого чувства. Мантия будто стала для нее новой кожей, взамен снятой когда-то… может быть с самого детства.       - О! Минерва! – Гораций Слагхорн расплылся в приторной улыбке, складывая руки на объемном животе, - Новый наряд? Ни в коем случае не хочу сказать, что вам не идет – вы выглядите прелестно, - женщина поморщилась – Однако, я полагаю, видеть своего декана, одетой в цветах флага противника не очень-то воодушевит ваших львяток в борьбе за Кубок Школы.       - Это ни коим образом не относится к кубку, - чувствовать такое спокойствие в ответ на его подколки было ново.       - Тогда, мисс МакГонаголл, почему же зеленый?, - промурлыкал он перекатываясь с носков на пятку.        «Это траур по моим слизеринцам».       Фраза всплыла неожиданно, она не думала об этом, при покупке это даже не приходило ей в голову, но сейчас слова кристаллизировались где-то около сердца.       - Это просто любимый цвет. – И это тоже было предельно правдивым. Она улыбнулась – Позволите?       Минерва прошла мимо коллеги, дважды повернула дальше по коридору и остановившись у окна, подняла руку со все еще зажатым в ней письмом.       Возможно, ей стоит пойти на это свидание…