I
Он помнит её шоколадный торт именно таким, каким он был. (Тёмным и подгоревшим по краям, и слишком сладким, чтобы он действительно мог кому-то нравиться, а также — идеальным). Он помнит, как съел последний кусок в своей жизни, как раз на его шестнадцатый день рождения. — Мне даже не нравится шоколад, — прошептал он тогда достаточно громко, чтобы мать его услышала. (Он никогда не ест шоколадный торт снова, потому что никто не может сделать его таким, каким делала его мамочка)I
Не проходит много времени с его дня рождения, когда она уходит и переезжает в отвратительную белую комнату, из которой не выходит больше месяца. (Она наконец выходит в выходные на день рождения отца и обещает снова испечь шоколадный торт) (Он находит её в ванной тем утром, вода вся ярко-красная, а её кожа бела, как у привидения. Мамочка? Мамочка, ты уснула? Проснись, мамочка, пожалуйста, проснись!) В шестнадцать лет Кэл Лайтман учится никому не доверять, ни в ком не нуждаться и, больше всего, никого не любить. (Это довольно просто, на самом деле. Если тебе нечего терять, тебе не могут причинить боль)II
Он встречает Зои Ландау в двадцать восемь. Она ожесточенная и грубая снаружи, и такая сладкая внутри, что почти напоминает ему шоколадный торт (и на вкус она такая же). Он безнадёжно влюбляется в неё. (Но он не позволяет себе любить её, потому что это сделка, которую он заключил с самим собой много-много лет назад)III
Когда рождается Эмили и ему нужно держать этот храбрый и беззубый маленький свёрток, который, к тому же, плачет и слюнявит его, он невероятно напуган (и впервые за больше чем десятилетие он чувствует то, что можно назвать любовью — и это пугает его ещё сильнее). У неё, у этого маленького свёртка, его глаза (что значит, у неё и её глаза тоже, но в этом он никогда не признается). Тогда и там он решает, что, неважно, как сильно это его пугает, его дочь никогда не будет ни в чём нуждаться (и он никогда не оставит её, как сделала его мать) (Он любит Эмили, потому что она его дитя — и он задолжал тому маленькому мальчику, который просто хотел, чтобы его родители любили его достаточно сильно. Он задолжал и любит свою дочь так, как хотел бы, чтобы любили его) (Кроме неё, он не любит больше никого. И это обещание)IV
Джиллиан Фостер отличается от всех женщин, которых он когда-либо встречал. Кажется, она не возражает против его резкости, грубости, жестокости, даже против того, что он отталкивает её. Она просто продолжает возвращаться и является всем, в чём он нуждается. (Он бы не сказал, что она нужна ему, но он также не помнит, как выглядит жизнь без неё)II
Отношения без доверия, нужности и любви никогда на самом деле не срабатывали, и он знает это. Так что он вовсе не удивлен, когда Зои в конечном счёте бросает его. (Что, однако, удивляет его — то, как сильно это на него повлияло. Что его действительно удивляет, так это то, каким пустым, сломленным и бесполезным он чувствует себя после того, как она уходит). Но всё в порядке, потому что у него есть Эмили и группа (и, возможно, Джиллиан), и они помогают ему пройти через это. И спустя какое-то время он продолжает двигаться дальше, и всё снова хорошо (потому что, если быть честным, он всё равно никогда не любил её)IV
Иногда ему кажется, что он может измениться. Он может повзрослеть и двигаться дальше. Иногда ему кажется, что он может начать впускать людей в своё сердце и доверять, нуждаться, любить их. (Он думает, что, возможно, мог бы любить Джиллиан) (Вот только он не может)I
Он мог бы винить во всём мать. Он мог бы связать с ней каждую ошибку, которую когда-либо совершал, всё, что когда-либо шло неправильно в его жизни. Он мог бы винить её за Зои. Он даже мог бы винить её за Джиллиан. Он мог бы ненавидеть её (чего он не делает) (На самом деле, он просто хочет, чтобы она проснулась и испекла шоколадный торт, как делала это раньше) (На самом деле, он просто скучает по ней)IV
Она является солнцем, а он — луной. (И хотя солнце и луна — родственные души, вселенная препятствует тому, чтобы их пути когда-нибудь пересекались) (И, нарушая законы природы, они бы не просто разрушили друг друга — они бы разрушили целый мир) (Разве мы все не наслаждаемся хорошими трагедиями?)III
С каждым днём Эмили всё больше похожа на него (а значит, она больше похожа и на неё). И это будто смотреть на своё отражение и всё равно видеть её, а это пугает его больше всего на свете. (Потому что он доверял своей матери, а теперь он доверяет только Эмили и себе самому, но что, если все они одинаковые?) Сейчас он старше, и он думает, что мог бы защитить свою дочь. (Сейчас он сильнее и думает, что мог бы вытащить её из воды, если бы она когда-нибудь упала) (Он думает, что мог бы спасти её от утопления) (Иногда он всё ещё так напуган)IV
— Я в порядке, — говорит она. — Ты можешь идти. — Нет-нет, всё нормально, — отвечает он (и остаётся). Они стоят там, смотря через перила бог знает сколько, уставившись на звёзды в небе и на машины на автостраде. Они стоят там, он крепко обнимает её за плечи, пока слёзы не перестают скатываться по её щекам и её руки больше не сжимаются в кулаки, а костяшки пальцев не мертвенно-белые. (Они стоят там, пока она снова не в порядке и пока он наконец не готов отпустить её)IV
Ему знакомы нарушенные обещания, будь они его матери или его собственные. (Я люблю тебя, дорогой, и скоро буду дома) (Мы испечём шоколадный торт к твоему дню рождения) (Я больше никогда никого не полюблю) (Пока смерть не разлучит нас) Так что он не слишком-то удивлён, осознав, что нарушил ещё одно обещание. (Ты любишь её? Конечно, я люблю её)IV
Во всём мире есть только один человек, который способен читать его как чёртову книгу (который может безжалостно снимать с него кожу, давая словам, что были заперты в ловушке в его венах, выйти наружу) (Конечно, они вместе руководят компанией человеческих детекторов лжи, в конце концов) — Ты нужен мне, — шепчет она. — И я знаю, что тоже нужна тебе. Пожалуйста, перестань отталкивать меня. — Ты знаешь, это всегда заканчивается одинаково, Джилл, — отвечает он. — В конечном счёте один из нас уйдёт, и другому будет больно. А я не могу позволить этому случиться, Джилл, только не с нами. Я не могу потерять тебя. — Боль — часть жизни, Кэл, — говорит она. — И даже если так, ты не потеряешь меня. Никогда. — Но, в конце концов, все уходят, — шепчет он. (После чего разворачивается и покидает её)III
— Тебе нужно перестать делать это с собой, — слышит он слишком знакомый голос позади себя. Он мимолетно увлечен жгучим виски и невыносимой жалостью к себе, когда его дочь заходит в офис, выглядя разъярённой. — Мы все умрём, пап, большое дело. Не позволяй этому удержать тебя от того, чтобы жить! Она здесь, испепеляющий гнев и прекрасное беспокойство разом плещутся в её больших и невероятных глазах цвета лесного ореха. В любом случае, как это вообще возможно, что его восемнадцатилетняя маленькая девочка знает и понимает намного больше в этом мире, чем ему когда-либо суждено? Она забирает полупустой стакан из его рук и обнимает. — Мне страшно, Эм, — шепчет он сквозь слёзы. — Я знаю, — говорит она. — И это нормально. Временами мы все напуганы. Но тебе нужно пойти к ней, пап. Тебе нужно побороть свои страхи. И он удивляется, кто вырастил её такой. Такой невероятно мудрой и прекрасной. (Он думает, что, возможно, в кои-то веки он сделал что-то правильно) — Я так сильно люблю тебя, милая. — Я тоже тебя люблю. (И тогда он идёт бороться)IV
Когда солнце и луна наконец сталкиваются, ничего не взрывается и ничего не распадается на части. Вместо этого кажется, будто целый мир радуется за них. Как если бы все звёзды в небе и все цветы в поле вздохнули с трепетом и облегчением при виде этого долгожданного чуда природы.IV
Иногда он просыпается посреди ночи и просто смотрит, как её грудь поднимается и опускается, прислушивается к её ровному дыханию и осторожно кладёт свою ладонь на её руку, просто чтобы почувствовать тепло её кожи. Тогда он наконец может снова уснуть.III/IV
Он любит их так сильно, что иногда это пугает его (потому что когда он не любил, не доверял и не нуждался, ему было нечего терять, а теперь всё изменилось, и это самая устрашающая вещь из всех возможных). Но любить их стоит того. (Чего угодно, на самом деле)