Мне интересно быть с тобой, Мне интересно стать тобой
– Рит, ты не знаешь, где моя форма? – Лисицын заглянул на кухню и остолбенел. К такому его жизнь не готовила. – Знаю, – невозмутимо отозвалась напарница. – Но она уже больше не твоя. – Вижу, – вздохнул мужчина, скользя взглядом по любимой фигуре. Он не понял, что именно и, главное, когда успела изменить в одежде женщина, если вчера они вернулись домой сегодня – за пять часов до будильника. Впрочем, Костины (уже бывшие) штаны и куртка смотрелись на Маргарите идеально. Хотя, на ней даже грязный мешок из-под картофеля смотрелся бы хорошо. – А Рогозиной я что скажу? Потерял? – хмыкнул он, не без удовольствия получая лёгкий поцелуй в уголок губ и приобнимая женщину чуть ниже талии. – Скажи, что племянники именно твои штанишки с курткой решили использовать для того, чтобы одеть пугало в огороде у бабушки. Мол, даже птицы боятся ФЭС, – вздохнула женщина, поудобнее устраиваясь в объятиях. – А ещё лучше – ничего не говори: у тебя на работе есть запасная. Лисицын почесал бровь: – Я и забыл. А ты что со своей сделала? Власова хмыкнула: – Думаешь, я сама только что выдумала версию с пугалом? Это только Денису под силу. Костя рассмеялся: – Обожаю твоего мелкого. Рита дурашливо надула и без того соблазнительные губы: – А меня? – И тебя, – майор с удовольствием поддался на провокацию и поцеловал капитана. – Рит, а шапка моя где?... Власова, ты наглёж! – Я не наглёж, я – Маргариточка.Мне нравится за нитью нить Твои клубочки раскрутить
Власова сидела и, вроде бы, внимательно разглядывала ногти. На деле же мысли женщины унеслись совсем далеко. Ей было жалко ту маленькую девочку, мать которой убила собственного мужа. Сейчас у малышки не осталось совсем никого. Кроме огромного розового плюшевого зайца, которого ребёнок держал с трудом. И которого отберут в детском доме старшие «товарищи». Майор плавно опустился на противоположный стул – коллега не обратила на него никакого внимания. Тогда Костя накрыл руку Риты своей: – Поехали домой. – У неё отберут игрушку, Кость, понимаешь? У этой девочки больше ничего нет, кроме этого зайца. Лисицын задумался, но ненадолго: – Не отберут. Обещаю. Когда машина взорвалась, Власова непроизвольно вздрогнула. Всё оговорено, рассчитано, выверено, люк заменен, Лисицын – профессионал. Всё будет хорошо. Хорошо всё будет. Будет хорошо всё. Аутотренинг категорически не помогал. Рита, пытаясь скрыть рвущиеся наружу слёзы, побежала к люку. – Костя! Костя, – крышка поддалась с трудом. Лисицын в костюме Деда Мороза, несмотря на общую помятость, выглядел живее всех живых. – Опирайся на меня, пошли. В машине мужчина снял шапку и бороду, поэтому сдержаться было выше сил Власовой: – Держи, они тебе больше идут. Майор почесал нос, но уши взял. – Да? – Ты не представляешь, какой ты в них заяц.И крыльями взмахнув, как птица, Нарушить все твои границы
Власова не любила «телячьи нежности». Если они были не в постели. Власова не любила громких слов – слишком много их слышала от бывшего мужа. Травмы не было, к счастью, но и доверия к ним не прибавилось. Власова терпеть не могла обсуждать свою личную жизнь с кем-либо. Даже с единственной подругой, с которой они были знакомы с детсада. Даже с родителями, которым она максимально доверяла. Даже с Лисицыным, с которым эта самая личная жизнь благополучно проживалась уже не первый год. Ну, почти благополучно. – Рит, вот ты где, – до отвращения довольный Лисицын заглянул в переговорную, – а я тебя везде ищу. – Я не подосиновик, чтобы меня искать, – равнодушным тоном бросила женщина, даже не поворачиваясь в сторону мужчины. Лезть в душу к Власовой, когда она того не хочет, – себе дороже. Лезть в душу к злой Власовой – всё равно что тушить пожар керосином. Лисицын самоубийцей не был. Почти. – Поехали домой. – Езжай один, я к родителям, – капитан по-прежнему на него не смотрела. Приехали. Костя развернул стул так, чтобы Маргарита оказалась к нему лицом. Не прокатило – Власова начала гипнотизировать пол. – Маргарита Сергеевна, – от официального тона напарника капитан еле заметно вздрогнула, – в чём дело? Только не говори, что ни в чём, всё равно не поверю. А ты знаешь, каким я могу быть занудой. Терять было решительно нечего. – Не хочу мешать вам общаться. – Кому? – майор в недоумении приподнял бровь. – Тебе и той очаровательной брюнетке, с которой ты в буфете заседал, – если бы человек мог выделять яд, то от Власовой шёл бы зарин, не меньше. Константин вздохнул – никогда ранее Рита его не ревновала. Ему казалось, она в принципе не умела ревновать. А тут…. И к кому! Во-первых, язвительность той самой брюнетки набила мужчине оскомину ещё задолго до знакомства с Маргаритой. Во-вторых, у него с бывшей напарницей ничего не было – не случилась химия изначально. В-третьих, даже если бы случилась, и даже если не принимать во внимание (что невозможно) чувства Кости к Рите, то был ещё один фактор, который Лисицына бы убил, ничего особо для того не делая – просто бы упал на него и всё. Минус Костя. – Это майор Гордеева, мы с ней работали вместе раньше. Зашла навестить. – Я в курсе, – голосом капитана можно было замораживать лёд в напитках. Конечно, она пробила информацию на Катерину Михалну. Ещё раньше, чем та поздоровалась с Лисицыным. Ещё раньше, чем та зашла в лабораторию поздороваться с Ваней. Ещё раньше, чем та заглянула к Рогозиной. И то, что Рита узнала, ей категорически не понравилось: возраст, звание, послужной список – всё практически дублировало Лисицына. Её, чёрт возьми, Лисицына! Мужчина вздохнул. Надо было действовать радикально: Костя поднял Риту, притянул к себе и нагло поцеловал. Вот так, прямо на работе. В переговорной, куда в любой момент могли зайти не только «рядовые» коллеги, но и начальство. В переговорной, сквозь прозрачную стену которой их могли увидеть преступные элементы, любопытные посетители и боевые товарищи, отличающиеся особым ехидством. – Катюшкин, я сплю? – хохотнул Майский, как бы мимоходом приобнимая Гордееву за плечи. – Чо за бред происходит, – недоумённо протянул ГРУшник, искренне не догадываясь о том, что это далеко не первый поцелуй капитана и майора. – Не угадал, – возразила Гордеева, старательно делая вид, что не замечает, где находятся руки Сергея. – «Бред» по-английски – хлеб, а тут явно что-то горячее. Иди, Тихонова лови, чтобы записи с камер удалил.Я рад, я весел и спокоен, Когда ты рядышком со мною, Я рад, я весел, я пленён, Тебе, с тобой, одной тобой
Лисицын любил, когда они работали в паре: с Ритой часто было весело и всегда – спокойно. Переживал он только в одном случае – когда куда-то влипала сама Власова. Такая регулярная ложка дёгтя. Зато всегда был быстрый результат. И равноправие. Раньше, до знакомства с капитаном, Лисицын придерживался патриархальных взглядов на жизнь. А потом всё перевернулось с ног на голову, изменив привычную картину мира на паритет. Власова приводила Костю в оголтелый восторг. Тогда мужчина решил её завоевать, чтобы, так сказать, было больше возможностей и прав доказать своё восхищение. Лисицын любил, когда Власова ела. Точнее, он любил смотреть, как она ест. Рита умела ловить момент и наслаждаться минутой, отключаясь от реальности. А ещё она очень любила есть, что никак не отражалось на её красивой фигуре. В общем, смотреть, как ест Власова, было одним удовольствием. Лисицын любил, когда Власова ударялась в воспоминания и начинала рассказывать о своём детстве. Делала она это крайне редко, но всегда весело и в лицах. Вообще Рита была очень весёлым человеком. Просто об этом мало кто знал. Лисицын, например, знал. И это он тоже любил. Как любил и смешинки в Ритиных глазах. Лисицын любил, когда Власова засыпала – женщина прижималась к нему всем телом, положив голову мужчине на грудь. Так было не сразу: сначала Рита спала на краю кровати, при этом свернувшись в комочек. Ещё и одеяла забирала, сразу оба. Или все три, когда Костя пытался перестраховаться. А вот подушки ей были не нужны, поэтому мужчине приходилось довольствоваться ролью «майора на горошине». В качестве горошин выступали игрушки Дениса, которые раз за разом оказывались незамеченными до отбоя. Зато сейчас Костя с Ритой умещались под одним одеялом и довольствовались одной подушкой. Точнее, подушкой довольствовался Лисицын, а Рита спала у него на груди. Ляпота.Я рад, я весел и спокоен, Когда ты рядышком со мною, Я рад, я весел, я пленён, Тебе, с тобой, одной тобой.