Третья сторона

      Нои ненавидят Чистую Силу – истово, исступлённо, до дрожи пальцев и искажённого в чудовищном оскале отражения в зеркале.       Носители Чистой Силы ненавидят Ноев – не своей, заёмной ненавистью, которой, тем не менее, слишком уж легко смешаться с принадлежащей уже самим экзорцистам гневом, чтобы и ненависть воспринималась ими родной.       Вроде бы всё логично, выстроено в правильную, чёткую систему... Но это если не вспоминать о том, что наиболее устойчива та конструкция, у которой три точки опоры.       Если не вспоминать о третьей стороне, стороне рыжеволосых чароплётов, которых официально уже несколько веков как просто не существует.       Которых кто успешно, а кто нет, кто явно, а кто нет, но с равным энтузиазмом жгли и вешали и служители Ватикана, и носители Тёмной Материи, мстя за тот день, когда чародеи не пожеляли склонять чашу весов на чью-либо сторону и присоединяться к любой из сторон.       И которые из-за этого люто, истово, безумно ненавидят всех, не делая между ними разницы.       Ненавидят, проклинают, завораживают своими коварными чарами, путают им пути и шепчут заговоры против ветра, разя магией как исподтишка – тонко, незаметно и неумолимо, так и в открытых схватках, где от проигравших не остаётся ничего. Пусть и не способные уничтожить ни кусочки Инносенс, ни саму суть Ноя, но прячущие за своим колдовством, за созданными с неистощимой фантазией гротескными ловушками в таких дебрях, о которых порой даже подумать страшно, найденные ими столь ненавистные крупицы древней мощи.       Неа помнил о них, таящихся в тени, коварных по необходимости, жестоких в ответ на жестокость к себе. Помнил той памятью, что своя и не своя в той же мере, родная и чужая, принадлежала и не принадлежала ему в равной мере. Той памятью, что он делил надвое с Маной. Смутно и не совсем чётко, но всё же...       И вспомнил окончательно, в полном объёме и с ужасающей чёткостью, когда на его шее сомкнулись руки Аллена – добродушного мечтателя, неловкого в проявлениях заботы и по-дурацки влюблённого в науку, того, чья улыбка была неотъемлемой частью детства...       Того, кто был, есть и будет рыжеволосым ведьмаком. Кто впитал ненависть к Ноям с первых дней своей жизни, и кто чует и Чистую Силу и Тёмную Материю безошибочно и никогда не ошибается, определяя хозяина ненавистной мерзости.       И кто почуял в Неа своего врага.       И кто уже наверняка понял, что и в Мане сокрыта такая же тёмная сила.       Неа видит в пустых от ярости глазах, в искажённом гневом лице всю историю охоты на тех, кто рождался не просто с даром магии, а в крови кого магия буквально пела, неотделимая от них, всю боль, что выжившие веками берегли в своих сердцах вместе с памятью – и он, чёрт возьми, не может не признать, что Аллен в некотором роде абсолютно прав в своих ярости и мести. Но это не означает, что он не будет так же яростно и истово сражаться.       Не за себя. За Ману. Потому что после него Аллен пойдет за его близнецом.       Именно поэтому его ладони сейчас жгутся тёмным колким огнём Тёмной Материи, обжигая болью руки Аллена, которые Неа пытается отодрать от своего горла.       Наверное, это странно – то, что удаётся ему это на диво легко, и чужие ладони в его руках расслабленные, бессильные будто, а сам Аллен хрипло и с надрывом... хохочет, горько и очень-очень больно.       Аллен смеётся безумно, и плачет в то же время, его трясёт то ли от гнева, то ли ещё от чего-то, и Неа почему-то очень жутко смотреть на это.       Наверное, это глупо – обнимать, погасив свою силу на кончиках пальцев, корчащегося в истерике чародея. Но Неа почему-то по другому не может. Обнимает крепко – совсем как брата – перебирает ласково рыжие пряди, слушает, как воет почти по-звериному его лучший друг.       «А друг ли он теперь?..» - шепчет ему со дна души что-то тёмное, страшное жуткое.       Неа упрямо сжимает зубы и мысленно отвечает этому чему-то, отвечает сам себе, своей же паранойе: «Друг. Безусловно – друг. Он остановился. Мог убить, мог проклясть так что смерть была бы избавлением. Но не стал. Он остановился.»       - Нелепо всё вышло, - в конце концов хрипло выдыхает Аллен.       - Нелепо, - соглашается Неа.       И тишина между ними впервые в жизни тяжёлая, давящая, неуютная. И впервые в жизни её нарушает именно Аллен:       - Мне всегда говорили, что и экзорцисты, и Апостолы – всего лишь марионетки своих сил. Не люди. Куклы, рабы своих идей, вещи – и не более. Вещи ненавидеть было легко...       И чародей открыто и прямо смотрит в глаза Ною. И Неа не видит на дне этих серых глаз ни капли ненависти. Только лишь едкую горечь и немного грусти.       - Но в тебе я, как бы ни смотрел, увидеть бездушную куклу я так и не смог. Как бы я не пытался, я всё равно вижу не чёртового Ноя, а всего лишь Неа Д. Кемпбелла. Глупо, правда? – и Аллен вновь коротко смеётся, но уже, слава богу, не истерически, а просто насмешливо.       - Не глупо, - хрипло протестует Неа, почему-то чувствуя себя лжецом, и в ответ получает вымученную благодарную улыбку.       И они снова молчат, глядя друг на друга. Просто... Думая. Наверное. Аллен-то точно размышляет о чём-то несомненно важном, а вот в голове у Неа блаженно и звеняще пусто. Хорошо.       - Ну что же, будем знакомы, Ной? – наконец-то улыбается чуть насмешливо Аллен и протягивает ему руку. И Неа чувствует себя почему-то почти счастливым, пожимая её и улыбаясь в ответ:       - Будем знакомы, рыжий ведьмак.       ***       - Всё очень плохо? – в горле у Неа булькает кровь, да и сам голос еле слышен, но почему-то ему неудержимо хочется смеяться, хохмить и шутить. Наверное, так и проявляется безумие, которое несёт с собой Тёмная Материя.       - Молчи, - цедит сквозь сжатые зубы Аллен – сосредоточенный, серьёзный, и почему-то Неа кажется, что очень, очень злой. – Не сбивай меня.       Исполнитель знает, что Аллен не в силах исцелить его раны, но послушно затыкается, пока чародей своей магией уговаривает его кровь не покидать жилы, а измученное тело пожить хоть ещё чуть-чуть.       - Ты не успел сделать того, что хотел, - в конце концов рыжий заговаривает вновь, его голос преувеличенно спокоен, даже холоден немного, и он не спрашивает, а утверждает. – Рана смертельна. Что собираешься делать?       - Я не знаю.       Неа действительно не знает. Его ставка провалилась, его план рухнул, ну и что что вырезаны почти все остальные Апостолы – главного-то он не достиг. И ему – наверное, от потери крови и подбирающегося всё ближе холодка смерти – на это как-то даже всё равно:       - У меня вообще нет идей.       Неа чувствует, как на его виски ложатся тёплые ладони его друга, который сейчас для него размытое чёрно-рыжее пятно с белым овалом лица, ложатся утешающе и как-то ободряюще, и голос Аллена звучит совсем близко:       - Зато у меня есть. Используй меня.       Кемпбеллу на миг чудится, что он спит, настолько чётко и понятно для него звучат эти слова:       - Что?..       - Используй меня. Как сосуд для своей памяти. Я сберегу твои воспоминания. Столько, сколько нужно. Я защищу тебя.       Это, на самом деле, такие страшные слова. Страшные – и искренние – настолько, что даже апатия Неа рассеивается от них, оставляя ужас и почему-то толику восхищения. Аллен абсолютно серьёзен, и он явно знает, что именно предлагает. Это действительно выход и новый шанс переиграть всю партию, но цена... Цена за этот шанс пугает Кемпбелла, просто пугает:       - Я же... убью тебя.       Аллен в ответ лишь коротко и до дрожи знакомо чуть едко смеётся:       - Все мы там будем, Неа. Пойми, это наш... нет, это твой единственный шанс.       И он, чёрт возьми, абсолютно прав. Но признавать эту правоту не хочется совершенно.       Поэтому Неа молчит.       Аллен молчит тоже.       Время неспешно течёт, отмеряемое каплями крови, которые всё-таки просачиваются сквозь корявые спешные повязки и чары рыжего волшебника.       И в конце концов Неа сдаётся. Как и всегда. Он никогда не умел спорить с Алленом.       - Хорошо.       Аллен наклоняется ближе, касается своим лбом лба Ноя – даже это знает, впрочем, в книгах его клана, пусть и проклявшего его за то, что он не свернул шею Апостолу, но не сумевшего отнять у отступника бесценные знания, сокрыты многие тайны, неудивительно, что и такая информация там нашлась – и почти шепчет, уверенно и спокойно, как человек, знающий, что поступает правильно:       - Это мой выбор, Неа. И моё обещание. Давай.       И прежде, чем Тёмная Материя ринется в новый, целый сосуд, унося туда душу, память, суть и силу, Неа успевает ещё раз взглянуть на своего лучшего друга и прошептать:       - Прощай, друг мой.       И услышать в ответ негромкое:       - Прощай, Неа. Добрых тебе снов.