теплее солнца.

Осознание приходит к нему внезапно. Обычное утро вторника — Чонгук бурчит, что все равно проснулся уже, какого хуя у тебя так много будильников, ты весь подъезд разбудил, а сам спишь. Тэхен лениво жует печенье, делает глоток кофе и отсутствующим — еще сонный — взглядом пялится в аляповатый узор на клеенке, покрывающей столешницу. Чонгук сидит в огромном махровом халате — «Он такой теплый, Тэ» — «Это мой халат?» — «Нет, это мой халат» — и сербает свой отвратительно сладкий чай из кружки. Тэхен чешет подбородок, тяжело вздыхает и смотрит на часы над столом, которые — вопреки здравому смыслу и тупой привычке забывать купить батарейки — даже идут. — Тебе выходить через десять минут, — Чонгук неприкрыто зевает и подпирает щеку ладонью, глядя в упор. — Угу. — А ты даже не расчесался. — Агась. — И не почистил зубы. — Я ем, — Тэхен тянет руку к пакету с печеньем, захватывает три штуки и все целиком закидывает в рот, активно пережевывая. Чонгук ласково улыбается. — Начальник убьет тебя, если ты опять опоздаешь. Тэхен тупо смотрит на кофейные зерна на дне чашки и зачесывает пятерней волосы назад. Чонгук перед ним — домашняя эстетика. Волосы растрепаны, майка с одного плеча съехала — у Тэхена такая же, с глупым принтом на бирюзовой ткани — халат этот огромный и сонные, чуть красные глаза. Тэхен смотрит на него добрых три минуты, не моргает практически и внезапно для себя понимает — я люблю его. Вот так просто, сидя ранним утром на кухне в трусах и майке, с бардаком на голове и риском опоздать на работу и понимает. Люблю. Осознание кувалдой бьет по макушке, Тэхен снова смотрит на часы и: — Блять. и подрывается с места. Чонгук хихикает мстительно, бормочет что-то из разряда «а я тебе говорил» и наблюдает из кокона одеяла, как Тэхен прыгает по квартире в попытке всунуть ногу в джинсы. Путается в штанине, спотыкается, врезается в сушилку с бельем — грохот металлической конструкции разносится по всему подъезду, и сосед сверху смачно ругается, требуя перестать шуметь в ебаных семь утра — и чуть не сносит ноутбук со стола. Чонгук зарывается носом в одеяло поглубже и прячет там свою улыбку. Тэхен натягивает рубашку, растянутый зеленый свитер и на скорую руку расчесывает спутанные выбеленные пряди. Наклоняется по привычке к дивану — простыня скомкалась от ерзанья — получает свой заслуженный поцелуй в щеку и хватает рюкзак, а в семь пятьдесят одну уже стоит на пороге офиса, упираясь ладонями в колени. Джексон сидит на его стуле, заполняет путевой лист и даже не планирует двигаться с места. — Это мое место, Кайе. — Я твой хен, слышишь. — Да мне насрать, съеби за свой стол! Джексон препирается для виду, с места не двигается, а как заканчивает с бумажками, так и вовсе сваливает. Ендже смотрит на него из-под челки с соседнего стола и кивает, чтобы зашел к начальнику. Чонгук как всегда ложится спать до обеда, и все утро, относительно свободное на работе, Тэхен проводит за удержанием карандаша над верхней губой, мелкой бумажной работой и глубокими мыслями. Осознание все еще стучит в висках, и в обед Тэхен переливает кипяток через стаканчик с лапшой, задумчиво пялясь в стену. — Блять, Тэ, ну не на накладные же, а? Тэхен отрывается от стены, смотрит на стаканчик, залитый кипятком стол и мельтешащего Ендже, что пытается спасти бумаги. Он ставит чайник, делает два шага в сторону, чтобы не мешать, и выдает: — Я его люблю. Ендже застывает с тряпкой в руках, поднимает голову и тяжело вздыхает: — Вы живете вместе полтора года. — Да, но ты не понимаешь, — Тэхен отмахивается, упирается руками в стол и заглядывает коллеге в глаза. — Я его люблю. По-настоящему! — Да-да, отлично, но прольешь кипяток на накладные еще раз, и Марк тебе уши оторвет. Тэхен фыркает, падает на стул и притягивает к себе чашку с чаем, пока заваривается лапша. Ендже за соседним столом делает то же самое и вздыхает. — Ладно, выкладывай. И Тэхен выкладывает. И что Чонгука в его жизни очень много, что тот в чашках плесень разводит, что посуду не моет, что мило бурчит по утрам, когда просыпается от тэхенового будильника, а ему, вообще-то, никуда не нужно. Что не спит до утра и сажает и так убитое зрение, и что очень теплый, если обнимать его во сне. Что вещи свои понаразбрасывал везде, заполнил собой весь дом и Тэхена тоже — всего под завязку. Что вредный, ворчливый, но очень ласковый и милый, и что вот они знакомы уже вечность, живут вместе, а Тэхен только сегодня понял, что любит его. Ендже смотрит на него долго, не моргает, и Тэхен даже думает, что тот уснул с открытыми глазами. Но нет. — И что, ты ничего мне на это не скажешь? — Ну, до тебя долго доходило? Джексон уже год как считает вас парой. Тэхен зависает еще больше, жует лапшу и до конца рабочего дня усиленно имитирует мыслительный процесс. Он заходит после работы в магазин — «у нас нет молока и хлеба, а у меня нет денег, купи» — пишет Чонгук ближе к вечеру в катоке — чуть не забывает мелочь на кассе и только с третьего раза попадает в замочную скважину ключом, задумчиво тыкаясь в дверь — соседская старушка неодобрительно косится на него и бормочет себе под нос про распустившуюся молодежь, что напивается средь бела дня. Чонгук встречает его с порога, легко клюет в щеку и тянет сразу на кухню, усаживая есть. Тэхен кивает, соглашается на все, молчаливо моет руки и падает на табурет, ковыряя палочками в тарелке, ворочая кусочки курицы. — Тэ? — М? — Что, не вкусно? — Чонгук съеживается, смотрит на свои руки задумчиво и в сомнениях жует губу. Тэхен качает головой, начиная есть. — Прости, задумался. Они перебираются в комнату — Чонгук даже собрал диван и сухое белье с сушилки — ставят на загрузку серию любимого сериала и ползут на балкон курить. Тэхен сидит на кривом металлическом ведре — у Чонгука такое же, только пластиковое, — подкуривает от общей зажигалки и кладет голову Чонгуку на плечо, задумчиво пожевывая губу. — Тэ? — М? — Все в порядке? Тэхен кивает, скидывает пепел мимо импровизированной пепельницы в виде банки из-под кофе и пялится на край бетонного бортика. — Я тебя люблю, — выдыхает, делает затяжку и смотрит на свои руки. — Эм, ну, я тебя тоже? — Чонгук косится с сомнением, тянется к банке. — Я хочу быть с тобой. Чонгук вздыхает и целует его в макушку. — Тэ, — улыбается. — Тэ, мы живем вместе полтора года. Тэхен качает головой. — Ты не понимаешь, я люблю тебя. Люблю. Он поднимает голову, заглядывает в глаза — там смешинки пляшут и любовь к этому тупому идиоту — Чонгук ведет ладонью по чужой щеке, приподнимает голову за подбородок и мягко целует губы. — Я знаю. Тэхен выпадает на минуту — пепел падает с кончика на домашние чонгуковы штаны — и думает — вау. Вот оно что. До него действительно долго доходило. Он тянется, целует еще раз — теперь ведь можно, да? — и отрывается только тогда, когда слышит стук по деревянному ограждению. — Извращуги. Вот молодежь нынче пошла, ни стыда, ни совести, — бурчит та же соседская бабулька, Чонгук улыбается в поцелуй и показывает ей фак с зажатой сигаретой. — Я на вас жаловаться буду. Тэхен смеется, утыкается лбом в чужое плечо и тянет за собой за руку. — Пошли, серия уже загрузилась. Они валяются на диване, Тэхен почти засыпает в теплых обьятиях после тяжелого рабочего дня — за накладные от Марка действительно влетело — и лениво сопоставляет факты. Ему хорошо и уютно, но мозг упрямо хочет понять. И понимает. — Погоди-ка, а с чего ты вдруг решил приготовить ужин? — он хмурится, поднимает голову и успевает заметить панику, мелькнувшую в чужих глазах. Чонгук криво улыбается, гладит по волосам и справляется с лицом, натаскивая маску невозмутимости и послушности. Вспоминает об осколках хозяйской крышки, которую разбил случайно спросонья, и хлопает ресницами. — Спи, Тэхен-а, спи. Просто решил тебя порадовать. Тэхен прищуривается, смотрит долго и пристально и тянется чмокнуть в щеку — промахивается, попадает в уголок губ, и Чонгук смущенно опускает голову. «Ладно, — думает, разморенный наваливающимся сном. — Ладно. Потом разберемся». Но забывает об этом тут же.