*
Томас устал. Он чувствовал себя выжатым до такой степени, что казалось, от него совсем ничего не осталось. Хотелось лечь и не вставать. Не умереть. Скорее, просто раствориться. После смерти Ньюта Томаса будто поглотила пучина — самая черная из всех, что он видел. Он плохо помнил, что случилось потом. П.О.Р.О.К., Ава Пейдж, лужи крови, лаборатории, крэнки, взрывы, пожар. Все было расплывчатым, глухим. Но когда Тереза начала лететь вниз, его будто насильно вырвали из транса. Потеря Терезы напоминала девятый вал — последнюю волну, которая имела значение. К этому моменту шок от ее смерти наложился на шок от пули в животе и на шок от смерти Ньюта. Шок на шок на шок на шок. Организм не выдерживал — горящая боль разрасталась по всему телу, и все плыло. Он закрыл глаза с надеждой, что если их закрыть, то все прекратится.*
Обустройство жилья заняло примерно неделю. Распределение обязанностей было моментальным — все откуда-то пришли, все когда-то были чем-то заняты. Интуитивная тяга к определенному занятию была у всех в крови — некоторые вещи П.О.Р.О.К стереть не мог. Среди спасенных было много детей. Решили организовать учебный центр, где взрослые бы им передавали свои знания. Главным претендентом на роль учителя был Томас — в П.О.Р.О.К.е его считали одним из способнейших, вместе с Терезой. А Минхо вел подобие физкультуры. Томас был рад — занятия здорово помогали отвлечься. Они с Минхо проводили много времени вместе, хотя их разговоры поначалу были немного натянутыми. Видимо, оба думали, что лучше промолчать, чем сморозить какую-то глупость. Затем пришло осознание того, что ближе у них никого нет, и разговоры возобновились. Правда, Томас чувствовал груз на его плечах, как на своих собственных. С этим хотелось что-то сделать. Получалось ли, Томас не знал. — Все будет в порядке. — Томас опустил голову, пряча глаза. Он хотел утешить, даже считал это своей обязанностью, но не всегда выходило быть честным на все сто. Даже с Минхо. — Ты веришь в это? — с надеждой откликнулся Минхо. Томас перевел взгляд на горизонт и ощутил, как по щекам стекают слезы. Он ничего не ответил. Наступал еще один закат.*
— Групповая терапия? — Томас теперь редко улыбался — улыбка обычно была дежурной и слабой, но не неискренней. Сейчас же он почти рассмеялся. — Не надо недооценивать, — твердо сказала Соня. — И это скорее группа поддержки. — Группа поддержки чего? — Томас поверить не мог, что ему предлагали поговорить о его проблемах. — Слушай, Томас, мое дело предложить. Мы так и думали, что ты скептично отнесешься к… — «Мы»? Кто «мы»? — перебил Томас, повернувшись к Соне всем корпусом. Она резко замолкла, но взгляд не отвела. — Мы — это Минхо, Бренда, Фрай, Винс, я, Харриет, Арис. Мы думаем, что тебе стоит сходить. Собрания проводятся раз в неделю. Можешь сначала прийти и послушать, заставлять говорить тебя никто не будет. Договорив, она развернулась и зашагала прочь.*
Он не был убежден — по крайней мере, не полностью. Эта затея была явно тщетной и даже отчасти наивной, но попробовать стоило. Местом встречи оказались камни на пляже — подальше ото всех остальных. Людей пришло не очень много — несколько из соседнего Лабиринта, несколько из других мест, несколько из лагеря Винса. Все сели в круг на песке. В первый раз он действительно просто слушал. И это было... тяжело и легко одновременно. Тяжело — потому что это несправедливо, когда столько людей пережило такой ужас, и легко — потому что он был не один в своем горе. На третий раз он решил поделиться. — И где мне... начать?*
Его голос звучал беспомощно, на каждом третьем слоге ломался, переходя на шепот, но ведь это было нормально? Он не был ни первым, ни последним. После десятка историй стыд стал не таким ощутимым — все равно ничего нового они не услышат. Было странно. Сначала казалось, что каждое слово он доставал насильно — вытягивал из себя, вырывая с корнем. Потом говорить стало легче — слова выливались, как из переполненной раковины. Вытягивать уже не приходилось. Приходилось фильтровать — некоторые мысли все еще казались слишком… не такими. Иногда он смотрел на других и ловил себя на мысли: «Почему у них все хорошо? Почему Ньют, Чак и Тереза мертвы? У меня целое кладбище людей, которых я люблю, а все остальные... спокойно живут? Как они смеют жить? Как я смею жить?» Мысли такого рода он старался не выпускать наружу, прикусывая язык за секунду до.*
Сложнее всего было получить время. Томас в ту ночь просил много чего, даже, может быть, слишком много, но ничто не перекрывало отчаянную нужду во времени. Тело Ньюта нести на себе становилось тяжелее с каждым шагом, сил оставалось настолько мало, что они валились на землю. Он вставал, хватая Ньюта нарочито грубо, чтобы тот не отключился, но и не настолько, чтобы причинить боль. Если мы переживем эту ночь, если мы только переживем ее, уже завтра все будет хорошо. Клянусь. Еще немного. Пожалуйста. Ньют говорил что-то про то, что его стоит оставить тут и бежать дальше, спасать остальных, но эти слова Томасу казались настолько нелепыми, что он даже не удосуживался как-то отреагировать. Они вновь повалились на землю, и Ньют, казалось, терял сознание. Вдруг сквозь динамики прорезался голос Терезы, и Томас сделал пару шагов, поворачиваясь в поисках источника звука. Она говорила что-то про лекарство, про то, что ему нужно вернуться в лабораторию, про то, что он еще может спасти Ньюта. Томас не мог пошевелиться. Еще минуту назад он бы ни за что не стал идти назад, но сейчас он действительно задумался — если есть хоть крохотный шанс, что это сработает, отказываться нельзя. Главное — успеть. Он обернулся и увидел Ньюта, стоявшего к нему спиной. — Ньют..? — Его голос был слабым, еле слышным. Ньют повернулся к нему лицом, и Томас замер. Время кончилось.*
События той ночи были яростными и почти нереальными в своей жестокости. Томасу иногда до сих пор не верилось, что все это произошло. Но один момент Томас запомнил навсегда — миг, когда Ньют, который возвышался над Томасом, приставил к своему виску дуло пистолета. Томас помнил его испачканную куртку, растрепанные волосы и черные вены по всему лицу. Темное беззвездное небо на фоне и мерцающие синие огни Последнего города. Эта картинка в его памяти казалась совсем статичной и лишенной жизни. Ньют смотрел вниз, на Томаса, и был готов выстрелить. В ту секунду шок пронзил его тело настолько резко, что он и подумать не успел, как выбил оружие из рук Ньюта, закричав. Еще секунда, и он бы не успел.*
— Я тогда подумал, что ты спятил, — сказал Минхо. — Но я был уверен в том, что делаю. — Плохой знак. Наступила тишина. — Ньют тоже так думал, — добавил Минхо тихо, словно не был уверен, нужно ли об этом рассказывать. Томас вопросительно глянул на него, и тот вздохнул. — Ладно. Я узнал о Вспышке у Ньюта, когда мы уже собрались оттуда выбираться. Я видел, что дело плохо, а ты... как будто... — Минхо затих, подбирая слова. — Как будто совершенно не переживал! Я не знал что и думать. Ты был спокойным, все повторял, что мы найдем лекарство, вот еще немного. Когда я услышал это в первый раз, я ушам не поверил! Глянул на Ньюта, а тот мне покачал головой. Всегда так делал, когда хотел, чтобы я заткнулся до того, как смелю чепуху какую-то. Вот тогда я и понял. Удивления сейчас Томас не чувствовал, только несильную ноющую боль. — Получается, что каждый раз, когда я говорил, что все будет хорошо, он просто... позволял мне в это верить? Минхо улыбнулся. — В этом весь Ньют.*
Слепило солнце, которое не закрывала даже, казалось, бесконечная стена, окружающая Последний город. Ньют рассказывал о том, как спрыгнул со стены в лабиринте. Томас иногда поражался Ньютом до такой степени, что не было совсем никаких слов. Оставалось молча смотреть неверящим взглядом и перебирать в голове тысячи вопросов, в итоге не решаясь задать ни одного. Томас был поражен, когда Ньют в ответ на слова о том, что он раньше работал на П.О.Р.О.К., сказал, что теперь это роли не играет. Когда Ньют разрешил ему стать бегуном. Когда Ньют раз за разом находил нужные слова, чтобы поддержать его в трудный момент. Когда в письме Ньют сказал, что последовал бы за ним куда угодно, снова, и ничего бы не стал менять. Он никому не пожелал бы пройти весь этот путь, тем более — по второму кругу. Томас даже не мог до конца осознать его слов. Ньют был невообразимым.*
— Подъем, новичок! Проснись и пой! — Голос Минхо прорвался сквозь сон, и Томасу показалось, что ему кричат прямо на ухо. — Какого черта... — Томас попытался разлепить веки, но безрезультатно. — Через пять минут жду тебя на улице. Переодевайся. И не опаздывай. Томас переоделся и вышел наружу, переставляя ноги на автомате. Был легкий ветер, а солнце только вставало. — Будем бегать, — сказал Минхо. Одна мысль о беге вызывала панику и ледяное оцепенение. — Не надо, — почти умоляюще прошептал Томас. Минхо вздохнул так, будто этого ответа и ожидал. Иногда казалось, словно все хотели его собрать, а он все рассыпался и рассыпался. — Начнешь лениться — начнешь хандрить. Начнешь хандрить — перестанешь бороться за жизнь и сдашься. — Минхо говорил спокойно и бескомпромиссно. Он так делал всегда, когда хотел казаться серьезным. — Ты же знаешь правила. — Ты говорил мне бежать так быстро, как если бы от этого зависела моя жизнь, но теперь... — Если тебе кажется, что теперь это не так, то ты еще тупее, чем я думал, — отрезал Минхо. — Мы больше не в Глэйде, но правила были придуманы не от нечего делать. Так что слушай меня ушами, новичок. Каждое утро будет пробежка. Чтобы мозги были в порядке. Ясно? Томас бы и разозлился не на шутку — к таким перепадам настроения у Минхо он по утрам готов обычно не был, но даже на это не осталось сил. Потому он лишь кивнул. — Вот и поговорили, — заключил Минхо, приподняв уголок рта и хлопнув Томаса по плечу.*
Бегать оказалось просто. Привычно. Разве что темп сбивал с толку — они больше никуда не спешили, просто бежали как получалось. Минхо был прав. Это помогало прочистить голову. Все звуки превращались в белый шум, а тело двигалось само по себе. Все мысли, обычно движущиеся по бесконечной спирали, замедлялись, постепенно исчезая. Легкие приятно горели, а мышцы отдавали слабой болью — не успевали пройти со вчерашнего дня. Томас опять вспомнил, что если сосредоточиться на физической боли, душевная становится не такой заметной.*
Рядом с Ньютом было спокойно. Казалось, одно его присутствие давало знать, что все будет в порядке. Первое время Томаса не оставляли миллион вопросов, которые с каждым полученным ответом рождали еще столько же. Вводной курс Алби оказался слишком коротким, а донимать его еще было как-то неудобно — он все-таки был главным. Большинство глейдеров уже на втором вопросе закатывали глаза и исчезали из поля зрения. Но не Ньют. Он терпеливо отвечал на все — даже на самые глупые вопросы. Иногда слегка улыбался и смотрел в сторону, прежде чем ответить. Иногда немного закатывал глаза, но не пряча раздражение, а наоборот — показывая, будто говорил: «Ты не успокоишься, да?», и все равно выходило дружелюбно. Томас не понимал, почему тот не уйдет, как все остальные. Как будто Ньюту было больше нечем заняться. Томас помнил, как в самый первый день они сидели облокотившись на бревно, спиной к костру, и разговаривали. Он тогда еще попробовал тот фирменный напиток Галли, а Ньют рассмеялся из-за его бурной реакции. Томас откашлялся и отдал банку обратно, а затем повернулся к Ньюту, и от его улыбки будто стало проще жить. Сейчас он вспоминал, как тогда выглядел Ньют. Совсем юным и почти беззаботным. Теплый оранжевый свет от костра падал на его лицо и волосы, делая те совсем золотистыми. Карие глаза искрились от еще не прошедшей волны смеха, а уголки губ тянулись к ушам. «Ты забавно морщишь нос», — хотел сказать Томас.*
Однажды он забудет его лицо. Это осознание должно было быть очевидным, но оказалось резким, как удар под дых. Томас глотнул воздуха, обернувшись в поисках... кого-то, неважно кого — Минхо, Бренды, Галли. У них ведь даже ничего не осталось! Ни фотографий, ничего! Детали начнут стираться из памяти с каждым днем. Необъяснимая паника поднималась к горлу, и Томас почти споткнулся, когда пытался подняться с песка. Нужно было найти Минхо. Но как ему об этом сказать?.. Томас поморщился, но все же зашагал в сторону учебного центра. Оказалось, Минхо вел занятие, и Томас уже было собрался уходить, как Минхо его окликнул: — Томас! Ребята, продолжайте, я на секунду. Он подбежал к нему и внимательно окинул взглядом. Томас нервно сжал подвеску Ньюта в руке, что не скрылось от глаз Минхо. — Что-то случилось? — Я просто задумался. — Уже странно, — немного улыбнулся Минхо, хотя тон выдавал настороженность. Вдруг Томас почувствовал себя дураком — отвлекать Минхо из-за такого? Он ведь мог подойти к нему в любой другой момент. — Выкладывай давай. Томас сделал вдох и заговорил: — Мне кажется, что я... — Томас прочистил горло. — Что я забуду, как он выглядел. Несколько секунд глаза Минхо не выражали совершенно ничего, но затем словно потухли. — Это глупо, я знаю, но… — Не глупо, — перебил его Минхо. — Есть идеи?*
Найти человека, который не просто мог рисовать, но и помнил Ньюта, действительно помнил, было, как им казалось, почти невозможно. Но они нашли. Этим человеком оказалась Соня. Она делала нечеткие штрихи карандашом, полностью погрузившись в процесс. — А вы с ним чем-то похожи, — задумчиво сказал Томас. Соня подняла бровь и хмыкнула, не отрываясь. — Возможно. Портрет Томас повесил у себя в комнате. Ньют получился... Томас не знал, как его описать. Сходство было потрясающим. Когда он просил что-то скорректировать, она схватывала на лету, будто подсознательно. (Вот тут у него родинка. И здесь тоже.) Он не знал, как ее отблагодарить. Позже они нарисовали и других.*
— Групповое объятие! — воскликнул кто-то в конце одного исключительно успешного собрания. Все начали взволнованно хлопать и свистеть, а затем поднялись с песка и образовали круг, изо всех сил постаравшись обнять всех, до кого только дотягивались руки. Томас прикрыл глаза и выдохнул. До него дошел смысл слов Сони — эта группа поддержки была группой поддержки жизни. Он посмотрел на окружающих — на счастливые лица Сони и Харриет, на искрящиеся глаза Минхо, на морщины вокруг глаз Хорхе, на уставшую, но искреннюю улыбку Бренды, Ариса и всех-всех-всех. Сердце Томаса постепенно наполнялось любовью, и однажды он понял, что наконец готов ею делиться. В конце концов, Ньют сказал, что он заслуживает быть счастливым.*
Сколько прошло времени, прежде чем он смог смириться и разрешить себе двигаться дальше, Томас не знал. Он знал другое. Когда-то Ньют сказал ему, что где-то для них есть место. Оно было не здесь, но оно существовало, Томас был уверен. Они просто еще туда не добрались.