Под поволокой чужой памяти

      В эту несравненную сумасшедшую ночь сцена вновь вдыхала в себя новую страницу очередной трагичной истории. Чистые, как будто сделанные из хрусталя, голоса певцов реквием взмывали под чёрный купол неба, сотканного из чужих снов. Мелодия плавно переливалась под белым черепом луны, открывая зрителям душевные терзания главного героя. Она то обрывалась, то тихо плакала, то с нарастающем гневом бушующей волной накидывалась и металась по сцене, ища потерянное счастье. Ослепительный свет прожекторов мерцал лунным сиянием, и актёры молча терпели боль в уставших глазах. Подходила кульминация. Скоро театр вновь замрёт в немом молчании и погрузится в бездну забвения людской памяти…       Мелодия сникла, и зал озарила вспышка яростных аплодисментов. «Громче, громче, громче!» — лихорадочно проносилось в мыслях от сладкого упоения. Актёр не хотел, чтобы этот момент закончился… но впереди его ждал поклон и незабываемый восторг зрителей. Момент, когда он сбрасывал с себя маску маленького мальчика и превращался в заслуженного артиста.       Вновь всё погрузилось в сладкую дрёму: прожектора едва-едва освещали сцену, певцы словно испарились прахом, а одиночество вновь терзало сердце. Актёр остался один. Один наедине с сотней зрителей. Гробовая тишина резала уши, и все застыли в ожидании. Это была последняя сцена… финальная в его жизни.       — Почему мне так страшно сделать выбор? — Голос поддался мелкой дрожи, и актёр упал на колени, изображая отчаяние. — Этот дом — моё проклятье! Он снится мне всегда! Я не могу уйти из него! Я стал его… — Пауза. Почему ему стало так сложно произносить слова? Так сложно дышать? Он настолько вжился в роль или это было нечто иное?.. — частью.       Артист стал нервно осматриваться. Декорации, зрители, прожекторы, кулисы… Всё это было настолько ему знакомо, настолько надоедливо и настолько значимо. Эта сцена заменила ему всю жизнь. Он не жил вовсе, а играл. Все эти роли, все эти постановки и были его реальностью. Но теперь, когда его мир начал рушиться…       — Я принял окончательное решение! — Собственное эхо голоса, отвердевшее от нескончаемой решительности и ярости на самого себя, пронеслось глухим гулом над всем залом. — Я должен остаться! Я должен остаться вместе со своим братом! Пусть надо мной и нависнет проклятье! Пусть я и потеряю все дороги к счастью, но у меня нет иного выхода!       Сколько ужаса и душераздирающего страха пронеслось перед глазами остальных актёров…

***

      В густом переплетении сухих листьев, скрывающих плотной стеной пустынный бескрайний берег от детей небесного святилища, именуемых в простонародье лучами, таится под покровом смрада одинокое озеро, чья полупрозрачная гладь зловеще сверкала в призрачном тумане красными оттенками. Ветки мощных деревьев паутиной сплетались друг с другом, не давая ни одному живому существу проникнуть в самые недра таинственного водоёма, словно скрывающего в глубокой пучине вод какую-то страшную тайну. Через поволоку седого тумана всё казалось выцветшим и старым: когда-то изумрудный мох теперь съёживался от холода, напоминая тонкую линию у самой каёмки алой воды, тонкие травинки в такт хриплым перешёптываниям ветров исполняли последний танец, вкладывая в него всю свою энергию и рассказывая движением тельц об ужасной жизни ничтожных существ, бросивших вызов самой судьбе. Яркие серенады птиц, осторожное шуршание мышей, весёлый звон капель, бьющихся по земле, тем самым создавая колыбельную для природы, — всех этих мелких радостей было лишено уединённое озеро, любившее утопать в своих мутных водах заблудившихся путников.       На фоне деревянных великанов, укрывающих холодный берег от посторонних глаз, словно чёрная слеза бескрайнего неба, бравшая свои истоки из грязных ватных туч, бесцельно плутала сероватая тень. Она напоминала черты изуродованного безликого человека. Вся его кожа была скована из едкого дыма, поэтому тело плотно покрывал тяжёлый сумрак. Единственное место, которое осталось не прикрытым жгучей тьмой — узкие щёлки глаз с кровавыми радужками. Странное существо, едва касаясь босыми стопами земли, плыло по воздуху, настороженно оглядываясь по сторонам…       Алая гладь уединённого озера слегка задрожала, покрываясь расплывчатыми кругами. Сухие листья затрепетали на остром ветру, срываясь с тонких остриёв ветвей и позволяя себя унести в самые дальние и неизведанные края. Всего за миг безжизненный Лес сделал свои первые вдохи в виде, казалось, таких незначительных деталей. Но существо знало, что в этом мрачном царстве смерти ничего не бывает так просто, поэтому оно сразу же отпрянуло и начало испуганно озираться по сторонам, чтобы ухватиться за то, что спасло бы его… какой-нибудь знак… хоть малейшее послание…       Мутная вода в одиноком озере начала булькать, покрываясь волдырями лимонного цвета, и вскоре из неё высунулись две худощавые, напоминающие две палки, руки. Кто-то с безнадёжно диким воем начал высовываться из водоёма, хватаясь скрюченными пальцами за серую гальку берега. Затем этот некто начал медленно подниматься с колен, становясь втрое больше ничтожного чёрного существа. Перед тенью возник отвратительный монстр, покрытый склизкой вонючей жидкостью серо-жёлтого цвета. Всё его тело пронизывала алая паутина вен, а кровавые белки глаз с узким кошачьим зрачком пристально уставились на тень, поблёскивая в тёмном свете мрака.       — Убей! — прохрипело чудовище низким басом, хищно облизываясь. — Уничтожь! Кровь… она такая вкусная!!!       Колючие ветра когтями орла вцепились в тень, прокалывая невидимыми иглами сумрачную кожу. Чёрный человек пытался вырваться из незримых оков, держащих всё его ничтожное создание, но всё было тщетно — Лес окончательно схватил его и не отпускал, как делал со всеми жертвами.       Душераздирающий смех склизкого монстра превратился в гром, окатывающий яростными порывами окрестности. В чёрно-серой пелене неба появились дикие вспышки молний, прорезающие воздух насквозь. Все могучие деревья начали безустанно покачиваться в вихре смертельного танго, ломая друг другу ветви.       — Я же знаю, что ты хочешь освободить монстра внутри себя!!! — склизкое существо продолжало истерический хохот, шире раскрывая свои безумные глаза. — Признай, что убивать — это так весело! ДАВАЙ ЖЕ УБЬЁМ ИХ! УБЬЁМ ВСЕХ! ЭТО ТАК ЗАБАВНО!!!       Лес словно обрёл дар речи и начал дико смеяться вместе с водяным чудовищем. Белоснежный череп луны оскалился в зловещей ухмылке на безмолвную тень, обречённо пытающуюся убежать. Даже красная вода в озере забулькала в истеричном вопле.       Чёрный человек со всей дури тянул невидимые цепи, схватившие всё его тело, чтобы освободиться и сбежать из этого адского места. Всё его мелкое существо поддалось мелкой дрожи, а тёмное сердце начало бешено пропускать по несколько десятков ударов в секунду. Только бы освободиться! Всего лишь освободиться и бежать! Пока не поздно!       Склизкое существо начало тянуть свои грязные палки-руки к жертве, обнажив острые клыки. С каждым мгновением расстояние между ними уменьшалось. Ещё чуть-чуть — и наступит конец человеку, хотевшему всего лишь жить! Перед глазами тени всё расплылось от ужаса, дышать становилось невыносимо тяжело, и человек начал задыхаться, схватившись за горло и начиная душить себя, чтобы покончить со всем раз и навсегда. Изо рта полилась пена, из глаз брызнули кровавые слёзы…       Парень громко вскрикнул, вскочив с места. Голова лихорадочно кружилась, поэтому разум душили сети неподдельного ужаса и трепетания, безжалостно сдавливая все мысли в одно неразборчивое месиво. Сердце пробивало грудь, и казалось, что оно вот-вот прорвёт насквозь левое лёгкое. Каждая клеточка тела содрогалась от страха и ныла от выдуманной боли в ловушке кошмаров, и их клеймом прожигала мелкая дрожь. Всё существо покрылось маленькими ручейками холодного пота, щекоча кожу. Из горла продолжали рождаться оглушительные вопли, и парень, молниеносно крутя головой, схватился за голову и чуть ли не вырывал волосы. Он ещё несколько секунд не мог прийти в себя и понять, где находится и что тут делает.       Чья-то холодная ладонь коснулась плеча парня, и тот с ещё большим визгом отпрыгнул вбок. Не давая опомниться даже самому себе, юноша с победным кличем бросился в густую тьму, где недавно был его обидчик, сделав резкий выпад рукой. Но некто, словно призрак, уже растворился, неведомым образом оказавшись за спиной парня и, схватив его за плечи, полностью повалил на пол. Переведя дыхание, юноша понял, что его мёртвой хваткой держат за горло и не дают даже приподнять голову.       — Вань, это уже смешно. Мне действительно становится страшно от твоих выходок.       Прежде, чем Селиван сумел прийти в себя, в углу тихо щёлкнул переключатель, и палатку озарил тусклый свет фонарика. Когда цепкая хватка наконец ослабилась, парень недоумённо оглянулся по сторонам: вещи были разбросаны по всем углам, и с трудом верилось, что когда-то здесь было вполне уютно и чисто. Палатка превратилась в хранилище хаоса, где господствовало море мусора и хлама, всего пару минут назад лежавшего на своём месте.       Селиван попытался расслабиться, но сердце всё равно продолжало биться невольным орлом в клетке, а лёгкие будто сами набирали вкусный воздух, внезапно обрётший свой деликатный вкус. Перед отвыкшими от света глазами вспыхнула красная пелена, и парень зажмурился, испытав острое жжение. Но через несколько десяток секунд, проведённых в немом молчании, юноша через боль приоткрыл их и увидел очертания человеческого образа.       Перед юношей стоял знакомый до самой гробовой доски силуэт. Каждый изгиб лица, каждый жест и каждое выражение серых, словно хмурые тучи перед яростным ливнем, глаз были давно известны Селивану, поэтому узнать его даже с болевшими от вспышки фонарика глазами не составило больших трудностей. Изящные брови-ласточки стоявшего изумлённо вскинулись вверх, показывая недоумение хозяину от происходящего.       — Я… опять? — ошарашенно выдохнул Селиван, чувствуя, как тяжело ему удалось выдавить из себя связанные слова.       Вместо ответа находившийся рядом паренёк — Илья — невозмутимо откопал среди разбросанного моря мусора огромный зеленоватый рюкзак и ловкими движениями вытащил из наваленного в нём бардака наполовину пустую бутылку с водой и кинул её в брата. Селиван инстинктивно схватил «священное преподношение» на лету и блаженно закрыл глаза, с наслаждением потребляя дар природы. Газировка или проточная — без разницы. Зато каждый маленький глоточек волной разносился по телу, пробуждая организм.       — Да, — наконец процедил Илья, усаживаясь рядом с близнецом. — Опять.       Селиван стёр со лба холодный пот, оперевшись спиной о стену палатки. Постепенно дыхание выровнялось, а сердце уже не так сильно пробивало грудную клетку.       — Ну, что там на этот раз? — как бы между прочим поинтересовался Илья, хотя в его голосе слышалась едва заметная нотка насмешки. — Какие преисподнии и кладбища зовут тебя?       — Это не смешно! — выпалил Селиван, обидчиво отвернувшись. — И вообще… будь ты на моём месте!..       — Ладно, извиняй, — Илья дружелюбно толкнул брата в бок. — Но сейчас ты меня чуть не убил, поэтому мне тоже стало интересно, что тебе там такого весёлого снится, что потом тебя мне долго откачивать.       Селиван закрыл глаза и попытался сосредоточиться. Протрезвившийся рассудок тщетно старался схватить тающие в глубине памяти остатки видения, но те сладким дурманом ускользали в самые недра забвения. Да и чувство нескончаемого стыда заставило кожу багроветь, не оставляя и живого места. Юноша не мог даже словами передать, как ему было обидно, тошнотворно, невыносимо совестно перед своим братом, но что теперь поделать? Но когда Селиван взглянул на серые глаза Ильи, отчего-то светящиеся необъяснимым счастьем и задором, то и совсем возненавидел близнеца за ни за что, но тут же осёкся, начиная корить себя за такую беспечность, проклиная свой сложный характер. Всегда, когда он видел улыбку брата, — не ухмылку, застывшую в издевательском оскале, а именно ту самую тёплую искреннюю улыбку, которая в наши дни достаточно редка, но так бесценна! — то начинал испытывать гнев, прожигающий горячим пламенем насквозь всю грудь. Но с этим изъяном характера Селиван уже ничего не мог сделать, и ему оставалось только смириться.       Илья явно был доволен тем, что несколько лет тренировок в бойцовском клубе не прошли даром. По крайней мере, уроки защиты от нападающего маньяка в виде своего же брата очень пригодились. Да и видеть напуганное до смерти, но одновременно и виноватое лицо Селивана было забавно. Илья вспомнил, как часто упирался в детстве, что навыки в карате никак не помогут, если на улице на него нападёт какой-нибудь сумасшедший с ножом, но теперь парень был уверен, что глубоко ошибался. Непредвиденные ситуации случаются всегда и везде.       — Я не помню, — сквозь зубы прошипел Селиван, потупив голову.       — Ничегошеньки? — Илья разочарованно взъерошил светло-русые волосы. — Ну как так? Даже у меня сны не такие эпичные, как у тебя. Всё бы отдал, чтобы…       — Ты бы не говорил так! — горячо возразил парень, всплеснув руками. — Если бы ты хоть раз увидел то, что вижу я…       В голове вновь забился глухой скрежет чьего-то отвратительного хрипа, вызывающего мурашки по всему телу. Только от воспоминания об уродливом образе склизкого чудовища Селиван ощутил тошноту и неподдельное чувство страха. А этот мерзкий голос, приказывающий убить…       — Нет, — Голос юноши сделался похожим на жалобное блеяние. — Я боюсь… мне страшно… Я не могу здесь больше оставаться! — Парень вцепился в своего брата, от чего тот вздрогнул. — Давай уговорим их уйти… Я НЕ ХОЧУ БОЛЬШЕ БЫТЬ ЗДЕСЬ!       В этот момент Селиван сделался бледнее смерти, и Илья с трудом проглотил большом ком, засевший в горле. Ещё никогда ему не приходилось видеть настолько растоптанного, подавленного брата-близнеца, с трудом связывающего хотя бы два слова. Всё его существо дрожало, а он сам превратился в дрожащего, сжавшегося в себя мальчика, который, забыв про всю свою честь и достоинство, схватился за единственное спасение в тёмном царстве страха в виде собеседника и уткнулся в его плечо, тихо всхлипывая от солёных слёз. Илья был крайне изумлён такой перемене в близком человеке, которого знал как самого себя. Ещё никогда Селиван не показывал и малейшей сломленности, даже если ему приходилось прятать свою слабость за нервной улыбкой и истерическим смехом. Обычно он бесстрашно забирался в самые глухие и заброшенные переулки, несмотря на страшилки, доводящие до мурашек даже самых отважных смельчаков, прыгал по крышам полуразваленных зданий в поисках привидений и вампиров, которыми всегда оказывались ворчливые охранники вместе со своими верными, но до крайности громкими псами. Даже когда жизнь висела на волоске, Селиван отважно делал то, от чего у Ильи только от мысли проступал холодный пот, и смело разрушал все рамки законов, когда же его близнец предпочитал умиротворённо посидеть вместе с тёплой компанией лучших друзей в уюте и комфорте. Именно поэтому Илья тайно завидовал своему брату — за его безразличие к правилам и равнодушие к запретам.       Илья сильнее прижал брата к себе, чтобы тот хоть как-нибудь почувствовал себя в безопасности, и ощутил, как через ткань пижамы просачивается холодная роса слёз. «Что я ещё должен сделать, чтобы помочь ему?» — грустно подумал парень и слегка улыбнулся, чтобы Селивану немного, но стало легче.       А ведь всё начиналось так легко и беззаботно.       Сухое солнце беспощадно истребляло всё живое, что попадалось на пути его жестоких детей. Каждый участок земли они иссушали, не оставляя ни малейшей влаги. Эти безжалостные лучи пылающего небесного святилища обжигали ещё молодую и нежную кожу детишек в летний денёк, вышедших порезвиться на улице. Каждую минуту занятые прохожие, спешащие по своим делам, изредка глядели на чистейшее небо, надеясь разглядеть хоть одну белоснежную точку — облако. Но все преграды для лучей забвенно пропали без следа, и осталось только переживать эту засуху в тени любых предметов, которые можно найти, будь то деревья или же гигантские многоэтажные здания. Даже пугливые птицы не вспархивали в густые коридоры города, чтобы в переплетении домов добыть себе пропитание.       Именно летом открывались светлые и золотистые врата в рай для падших ангелов, прошедших в суровом и диком аду все девять кругов ада — девять месяцев в школе. Ученики с радостью втаптывали в землю все свои оценки и сбрасывали в бездонную бездну все полученные знания за учебный год, поддаваясь великому искушению счастья. Дети разъезжались по разным странам, иные — оставались играть в футбол, с шумом издавая победные клики при очередном голе. Именно каникулы были тем самым моментом, когда подростки отдыхали от беспрерывной временной петли в виде скучных будней, набираясь новых сил для следующей ступеньки ада. И Илья не был исключением. Он также ожидал тех самых дней, наполненных искренним восторгом…       Но переходный возраст сумел порвать все давние грёзы о прекрасном тёплом лете, рассорить отношения с личной жизнью… Илья ощутил, как окружающий мир — да и он сам — поменялись абсолютно с корнем. Раньше он обожал безустанно дни напролёт играть в баскетбол, кататься наперегонки на велосипеде вместе со своим братом, карабкаться на деревья, чтобы посмотреть на испепеляющий горизонт закат, обсуждать девчонок, ходить на фильмы со своими друзьями… но теперь всё это казалось настолько глупо, что Илья впал в уныние. Всё это было таким… детским! Не мужским! Юноша хотел не казаться в глазах остальных наивным мальчиком, который ничего иного не умеет, кроме забав, но и отпускать период детства не хотелось. Все друзья разъехались, и это лето полностью сменило маску на злорадную мачеху, издевающуюся над Ильёй. И ему уже стало казаться, что школа — это не так уж и плохо.       Спасательным кругом для Ильи, тонущего в осколках рушившейся мечты, стал тот самый заветный поход в лес, раскинувший свои могучие деревья возле города. Родители были счастливы от мысли, что их чадовцы больше не будут сидеть дома и дышать выхлопными газами, а наконец узнают дикую природу и получат в организм настоящий кислород. Против никто не был, всё складывалось как нельзя лучше. Илья научился жечь костры, ставить палатки и терпеть назойливых комаров, принимая их как данное. Но ночью всегда случались инциденты, связанные с Селиваном.       Брат всегда с дикими воплями вскакивал с места, покрываясь холодным потом. Сначала Илья думал, что это всё влияние глупых страшилок на его психику, но с каждым приходом луны Селиван кричал сильнее, чем раненый зверь. И каждое утро близнец жалобно просил Илью уговорить родителей уехать обратно, что ему становится тошно от странного голоса в голове. Мама всегда с улыбкой отвечала, что скоро всё пройдёт, а они должны сидеть здесь, чтобы подышать свежим воздухом. Именно из-за упрямости отца, сурово смотревшего своими выцветшими тёмно-зелёными глазами, подростки оставались здесь, и Илья уже приловчился на лету будить и успокаивать брата. Разве что в этот раз тот, ещё пребывая в кошмаре, начал сопротивляться.       — Я уже не могу уснуть… — после долгой паузы прохрипел Селиван, отрываясь от плеча брата. — Вот никак…       — Ну, ты мне, знаешь ли, тоже спугнул великий сон, — фыркнул Илья и обиженно отвернулся. — Я тоже не могу. Зато предки спят точно убитые. Я удивлён, что ты не разбудил их.       — И что тогда делать? Я не протяну здесь ещё два дня…       В глазах Ильи на мгновение вспыхнула искорка азарта, появляющаяся всегда, когда его посещали сногсшибательные мысли. Однако Селиван уже по своему большому опыту знал, что обычно все эти идеи кончались провалом и доведённой до абсурда ситуации, поэтому быстро отпрянул подальше от брата и с трепетанием готовился услышать очередную глупую затею.       — Я могу показать тебе, что лес не так страшен ночью, каким ты его себе представляешь! — довольный собой, улыбнулся Илья и, не дожидаясь ответной реакции близнеца, потянулся к фонарику. — Поверь, после этого твои кошмары прекратятся.       — Не лучшая из идей… — стиснув зубы, прошипел Селиван. — Хоть здесь и не обитают дикие звери, но всё равно жутко…       — Чего именно боятся? Привидений? — На этом слове брат ехидно засмеялся. — Брось ты! Сейчас я покажу тебе, что это совершенно безобидный маленький лес.       Илья, без всяких предупреждений, схватил близнеца за запястье и сильно потянул, заставляя того невольно встать. Недовольно что-то пробурчав себе под нос, Селиван всё-таки согласился на соблазнительное предложение. В глубине души всё же он тоже хотел посмотреть на творения природы, озарённые приятной мглой, поэтому и не стал особо возражать, пусть выходить из уютной и тёплой палатки желания особого не было. Братья молниеносно переоделись в повседневную одежду и затем, прихватив с собой только несчастный фонарик, аккуратно вышли из палатки.       Холод длинными обнажёнными зубьями вцеплялся в кожу, с лёгкостью пронизываясь через свитер, и Селиван поёжился. Белоснежный диск луны освещал приятным голубоватым цветом маленькую полянку, где устроилась семья. Две красно-оранжевые палатки стояли недалеко от потухшего костра, где совсем недавно родители вместе со своими детьми пели песни под гитару и жарили зефир. Селивану даже стало слегка приятно от сладостных мыслей о вкусной еде и тепле, ощущаемых совсем недавно, но теперь он идёт с голодным желудком и в свирепом морозе невесть куда! Зловещее уханье совы только подливало масло в огонь: почему же эта птица постоянно издаёт свой проницательный возглас и янтарными глазищами смотрит на подростков, испепеляя их ненавистным взглядом? Илья включил свой фонарик, быстро направляя его лучи в разные стороны, боясь, что что-то упустит и некто нападёт на них. Селиван же хладнокровно рассматривал местность и направлялся к диким дебрям чащ. И снова сердце Ильи прожгла острая вспышка чёрной зависти…       Подростки стали преодолевать лабиринт высоких деревьев, скрывающих лиственным куполом ночное небо, усыпанное молочными звёздами. Лунный свет не просачивался через преграду, поэтому глаза братьев в скором времени привыкли к темноте. Селиван неожиданно даже испытал чувство защищённости, смотря на небо, сотканное из листьев, будто он находился дома: Лес оберегал его. Вытоптанная кем-то тропинка извивалась и вела вдоль края оврага, насквозь усеянного различными поникшими цветами, опустившими свои головки прямо к земле, и травой. По правой стороне от слегка видневшейся дороги возвышалась плотная стена земляного навала, из которого острыми копьями торчали корни деревьев. По левой же — крутой склон, припорошённый всякими растениями. Братья, придерживаясь корней, стали смело спускаться к самому дну оврага, таинственно сверкавшему мглою. На самом его дне раскинулся свой маленький лес, но здесь высочайшие сосны и стройные берёзы уже не сплетали свои ветви в паутину, поэтому луна озаряла кроны и кору голубоватым свечением, словно оно излучало какую-то магическую силу. Это была уже другая сторона Леса — не тёмная и непроходимая, покрытая мягкой травой, а светлая и свободная, где можно было бегать возле стволов и прятаться в густых кустах ежевики или смородины. Но трава здесь была жёсткой и мокрой, поэтому Илья, сняв с себя кеды, чтобы испытать свежесть земли, ощущал покалывание в ступнях. Здесь ледяной ветер вольно хлестал в ушах, и Селиван раскинул руки, ощущая вкус настоящей свободы, вновь погружаясь в то чувство восторга, когда он ощущал, что цепи неволи и правил отпускали его. На природе он становился вольным орлом, и эта вседозволенность даже чем-то пугала его и восхищала одновременно. Постепенно сосны начали становиться всё ближе друг к другу, пока наконец не превратились в одно целое кольцо, окружавшее одинокое озеро. Ноги всё больше прожигала боль от попадающихся острых камушков или веток, и Илья, не выдержав, вновь натянул на себя обувь.       Бездомная луна освещала серебристую гладь уединённого от всего мира озера, спрятавшегося в коридоре деревьев. По краям водоёма была разбросана сероватая галька камушков с маленькими дырочками насквозь. «Куриный бог!» — изумился Илья, спускаясь по склону ближе к воде, чтобы подобрать несколько камней.       — Это же круто! — только и смог выдавить ошеломлённый парень.       Однако в ответ по ушам ударила гробовая тишина. Даже писклявые комары притихли, смиренно улетая прочь. Илье даже стало жутко от того, что всё вокруг словно умерло… ни уханья проклятой совы, ни звук текущего ручья, впадающего в это озеро, ни шелест сухих листьев…       — Вань, — дрожащим голосом позвал Илья, напрочь забыв про своё найденное сокровище, — ты чего?..       — Это место! — чуть ли не закричал Селиван, когда обрёл дар речи. — Это оно!!!       — О чём ты вообще гово…       Бросить вопрос на половине слова Илью заставило что-то склизкое, лижущее ноги. Словно несколько щенков одновременно пробовали своими маленькими язычками на вкус его кожу. Юноша посмотрел вниз.       И, мгновенно побледнев, с диким ужасом завопил, отпрыгнув в сторону.       Галька, окружающая умиротворённое озеро, оказалась вовсе и не многочисленными маленькими камушками с дырками. Освещаемое безжизненной луной побережье уже не было покрыто привычной серостью, как виделось с воды, а миллиардами закрытых глаз, влажными и блестящими серебром от нежного света. Некоторые глаза приоткрывались и с презрительным укором рассматривали наглого юношу, чьи ноги оказались действительно вкусными. Глаза плакали, каждую минуту и секунду, и их чёрные слёзы слизывало озеро, смешавшее полученную жидкость с пеной в алых водах, постепенно обретавших цвет крови. Белки глаз были пронизаны сетью тонких красных вен, но было их настолько много, что невольно создавалось впечатление, что глаза недавно купались в крови своих бывших владельцев. Зрачки сужались до размеров мелкой щёлки в предвкушении большей сладости, что была на молодой коже человека…       Илья, потеряв рассудок, кинулся прочь, истошно завопив. Всего за долю секунды он стал белым, как чистое полотно. В такое умиротворённое молчание природы отчётливо слышалось, как каждая травинка прогибалась под ногами, откликаясь в голове как целая звуковая волна. Все конечности начали дрожать, и руки невольно выпустили фонарик, проворно юркнувший в густые заросли малины. Однако, пробежав некоторое расстояние, юноша, опомнившись, развернулся, вспомнив про брата. И вновь оторопел.       Селиван не двинулся ни на шаг с прежнего места, хотя должен был отчётливо видеть ползущие по побережью глаза. Он покорно смотрел в центр озера, не замечая ничего вокруг себя.       — Ваня! — завопил Илья, но так и не решился подойти. — Это же… ты не видишь?! Быстро… надо уходить!!!       Вода в водоёме запенилась, забулькалась, создавая в середине маленькой водоворот. Из него же стало что-то медленно, скрипуче выходить. Сначала из глади воды высунулись очертания уродливого лица с вырванными глазами, широкой до зубов ухмылкой, а вместо слюней виднелись алые нити крови, затем появились и руки с выпирающими и обнажёнными костями с кусками плоти, а дальше и всё тело, напоминающее садовое чучело. С торчащих из-под тощего слоя кожи костей стекала тонкими струйками мутная вода, будоража спокойную гладь озера. Некто поднял голову и пустыми глазницами посмотрел прямиком на Илью, вытянув вперёд свою дряхлую руку.       Юноша громко завопил и рванул с места, не разбирая дороги. Спустя несколько десятков секунд горло начинала сжимать невидимая нить, а лёгкие резать тупым ножом. Но даже когда весь организм начал ныть от перегрузки утомлённого бега, парень не смел останавливаться, воображая, что в паре метрах от него ведётся погоня. Он не смотрел, куда мчится, главное — чтобы далеко-далеко от проклятого места. В голове пульсировало, во рту появился горький привкус крови, от которого тошнило. Но даже последние капельки сил Илья тратил на утомительный бег, считая, что остановка для него сулит неминуемой смертью.       Впереди, через тьму леса, виднелась освещаемая мягким лунным светом серебристая поляна. Это словно придало сил, и Илья прибавил шаг, едва не врезавшись в Селивана, напуганного до чёртиков так же, как и брат. Подростки огненной бурей ворвались в палатку родителей и, начиная отдышку, начали друг друга перебивать в истошном вопле. Илья не мог выдавить из себя ни единого связанного слова, только нечленораздельное мычание, да и брат едва сумел более-менее отчётливо прохрипеть слово «чудовище», но и на этом всё закончилось.       Вот только встретила их гробовая тишина.       Наконец в палатку просочилось ослепительное сияние жестокой луны, проливая свет на уродливую картину. Два тела — стройной рыжеволосой женщины и мускулистого высокого мужчины — лежали в целом озерке синевато-алой жидкости, в которой также плавали и их оторванные конечности. Трупы были полностью расчленены — руки, ноги, даже пальцы разбросаны по всей палатке. Из вспоротого живота наружу вышли некоторые внутренние органы. Кишки, словно новогодняя гирлянда, были развешены кем-то аккуратно вдоль стены. Оторванные головы также некто поставил на испачканные в крови рюкзаки и специально так, чтобы изуродованные лица смотрели прямо на братьев, и пустые глаза людей, застывшие в жутком ужасе, словно хищно смотрели на них. С потолка стекала кровь, создавая глухой реквием…       Илья смотрел на труп. Покорно и ожидая чего-то. Прошла секунда, две, три, но весь мир словно застыл от сна времени, застревая в паутине минут. Всё, что окружало владельца парня, превратилось в прах, рассыпалось прямо на глазах. Он ожидал чего-то, но чего именно — сам не мог понять. Смотрел на трупы родителей, не осознавая, что это был конец. Жёсткий и горький конец. Что больше не услышит голоса родителей, не увидит их сияющие лица, не уткнётся в них носом, рассказывая проблемы… И как только Илья увидел, что глаза мамы и папы превратились в бездушную оболочку, то словно очнулся от сна.       Сначала лихорадочно задрожали губы, а сразу после и руки. Внутри нарастала страшная буря, которую юноша не мог контролировать — просто не хотел. Всего за секунду из не понимающего происходящего в Илье пробудилось настоящее чудовище, жаждущее крушить всё и ломать. Сердце настолько сильно защемляло, что мальчишка завизжал от душевной боли, не чувствуя ничего, кроме страшных эмоций, охвативших его разум. Парень схватился за волосы, чуть ли не вырывая их, затем, подняв кипящий взгляд на брата, наконец выплеснул наружу слёзы. Слёзы страха и отчаяния.       Селиван схватил брата за руку, и подростки рванули прочь. Подальше от месива тел, от тошнотворных чудовищ, от кошмара… Илья хотел поскорее проснуться, услышать, что ему тоже снится, как и близнецу, весь этот бред, уткнуться в маму и шептать, что всё хорошо… Но теперь он не слышал даже собственных мыслей от пожирающего всё его тело ужаса…       Пейзажи леса вновь встретили братьев. Встретили зловещими криками птиц, злорадными перешёптываниями тёмных крон деревьев, а кровавый череп луны озарил алые макушки деревьев. Ноги протыкали острые сучья, расцарапав кожу до крови, но Илья просто был не способен чувствовать физическую боль, пока его разрывала на куски душевная. Близкие были мертвы! Окончательно! Бесполезно было хоть что-либо сделать, пусть приедут хоть самые опытные врачи и сделают им операцию — оторванные конечности выигрывают вместе со Смертью, тут даже деньги не помогут! «Нет… всё из-за меня!!!» — кричал в мыслях парень и, схватившись за голову, начал вырывать волосы. Рассудок окончательно покинул его, когда он осознал, что всё это по его вине — жизнь двух невинных людей лежала только на его хрупких плечах! Илья взвыл, словно раненый зверь, крутя головой, будто ища спасательный предмет… хоть что-нибудь, за что можно ухватиться…       Когда силы почти исчерпались, братья остановились под одним из могучих деревьев, укрывшись в паутине его многочисленных листьев. Слёзы горя и сумасшедшего страха текли и у Селивана, и у Ильи, но теперь они ничего не могли сделать… Они как два психически больных человека смотрели друг на друга в покорном ожидании. Неожиданно ярость на самого себя испарилась, превращаясь в смесь отчаяния и горя. Илья не мог пошевелиться, настолько сильно каждая клеточка его тела содрогалась от этого чувства. Весь живот будто резало остриём ножа, и парень вновь заплакал, прижавшись щекой к груди Селивана. Русоволосый юноша не мог больше ничего вымолвить, кроме нечленораздельных завываний, напоминающих прощальную песнь взмывшего в небо лебедя, который, потеряв свою вторую половинку, готовился сложить крылья и в знак своей преданности разбиться насмерть. Однако само сердце Селивана ослепло и оглохло на время, и всего на миг он почувствовал пугающее хладнокровие…       — Идти в полицию? — наконец выдохнул ошарашенный Селиван, сжавшись в брата.       — Я не знаю, где дом… — горько взвыл Илья. — Лес огромен! Мы потерялись…       — Но если идти в одну сторону — сможем выйти?       — На милость монстрам! Я… НЕ ХОЧУ УМИРАТЬ!       Последние слова забились отражающимся от стволов деревьев эхом. Инстинкт самосохранения невыносимой петлёй на шее давил глотку, и Илья уже не мог трезво соображать. Всего пару минут назад всё было хорошо! Ничего этого не было! А теперь… родители мертвы, море вырванных глаз, серой галькой лежавших у побережья, страшное озеро, из которого вылезло уродливое чудище… что это? Проклятье? За что тогда оно было? Внезапно Илья поднял голову в небо, а его и так круглые глаза стали больше похожими на две монеты. «Зато предки спят точно убитые. Я удивлён, что ты не разбудил их, » — вспомнились сразу на ум эти недавно сказанные слова. А что если они уже тогда были мертвы? Но кто же…       Селиван снова схватил за руку брата, потрясённого до такой степени, что весь мир вокруг него исчез, и чуть ли не тащил на себе. Над ухом слышался его дрожащий писклявый голос, шепчущий обрывки непонятных фраз о монстрах и психбольницу, и как бы юноша ни пытался привести близнеца в чувство, это не удавалось. Поэтому Селиван, закинув руку брата на свою шею, потащил его на себе. Было это довольно трудно из-за подорванных на бегу сил и тяжести Ильи, поэтому, стиснув зубы, парень с трудом перебирал ноги.       «Почему я ничего не чувствую?» — спросил самого себя Селиван. До сих пор его душа была ослеплена, поэтому он не испытывал ничего, кроме тяжести в ногах и дикой усталости. Он хотел рассказать Илье, что слышал возле озера, но, видя его состояние, даже не решился открыть рот. Тогда, в тот роковой момент, юноша опять услышал противный голос, призывающий тихим скрежетом убить, не щадя никого. И тогда Селиван почувствовал, как горячая кровь прожигала ненависть его вены и жаждала выйти наружу… в тот миг только Илья сумел своими сумасшедшими криками заставить ощутить брата, что тот ещё находится на берегу озера и является человеком…       Вдалеке мелькнул одинокий силуэт дома. Молочно-фиолетовое небо уже заслонили ватные тучи, измазанные в чёрной краске ночи, поэтому только слабый свет луны, слегка пробивавшийся из-за непреодолимой преграды, сумел указать верный путь подросткам. Воодушевлённый Селиван почувствовал, как внутри забились новые приливы сил, поэтому, крепче обхватив брата, юноша двинулся в путь, стараясь перебирать ноги, наполненные самыми тяжелейшими кусками свинца, как можно быстрее.       В обветшавшем особняке, скрывающимся под покровом вседозволенной тьмы, где ляписовые воды покоятся в гробницах из грязного дёрна, а изумрудная трава склонилась под бременем холодной и чёрствой росы, не сияло ни единого источника света. Дом был совершенно скромным и малым, не величал богатствами и драгоценными камнями, поэтому заблудившиеся путники, на подобии уставших и голодных братьев, не замечали чёрные стены в поволоке дурманящей ночи. Только при свете одинокого блика луны можно было разглядеть нелюдимые окна, и именно в этот момент царица мглы сжалилась над нынешними сиротами.       Селиван несмело постучал в дверь и покорно, как верная псина, склонив голову, ожидал, пока кто-нибудь зашевелится в этом странном доме. Но жалобное блеяние Ильи, с которого ручьями лился холодный пот, смешанный со слезами, заставил парня надавить на ручку. К великому удивлению юноши, дряхлая и местами проеденная крысами дверь с невыносимым скрипом, режущим уши, отворилась.       Интерьер особняка был всё таким же скромным, как и его внешний вид — всё обветшало, каждая вещь — в грудах пыли, пол скрипел и, казалось, вот-вот проломится. Когда-то, может быть, это была красивая постройка, принадлежавшая каким-нибудь аристократам, однако сейчас это больше походило на один из заброшенных домов, в которых часто любил гулять Селиван в городе. Особняк встретил гостей своей мрачностью и лютостью, но юноша твёрдо углубился внутрь здания.       Заметив диван, скромно стоявший вдоль стены с местами порванными серыми обоями, Селиван решительно подвёл к нему Илью и усадил на него.       — Переждём ночь здесь, — сухо процедил он. — Лучше, чем под открытым небом.       — Ты так спокоен… — тихо пробормотал брат, уткнувшись лицом в свои ладони, всхипнув. — Тебе всё равно? Всё равно, что родители… они…       Илья так и не смог договорить.       Селиван посмотрел на стену. Такую же холодную и безжизненную, как и он внутри. Он старался выдавить из себя хоть одну никчёмную эмоцию хотя бы печаль, однако уже в следующие мгновения понял, что ощущал только чёрную дыру, пожирающую все его эмоции. Ему было до лампочки на то, что родственники отправились на тот свет. Но именно из-за этого безразличия Селиван тут же возненавидел себя. Из-за такого расклада событий он должен был испытать шок, получить психическую травму, но только пугающее его хладнокровие овладело им.       — Не знаю, — только и выдавил из себя Селиван. — Уже… ничего не знаю.       — Как думаешь, что мы только что видели? — Илья попытался подавить предательскую дрожь в голосе, но с каждым усилием получался отрицательный результат. — Ведь монстров… не бывает?       — Маньяки. Садисты. Иного объяснения нет. Нам повезло, что оторвались.       — А этот дом… вдруг он тоже? Ну… того?       — Скорее, владельцы использовали его как дачу, а потом умерли, а про дом все забыли. Дверь настолько старая, что сама уже открывается. Ладно уж. Утром разберёмся.       Сил, чтобы изучить дальше забытый демиургом дом, уже не было, поэтому Илья улёгся на диване. Селиван расположился рядом, поэтому братья, прижавшись друг к другу, замёрзшие до такой степени, что зуб не попадал на зуб, отбирали друг у друга тепло. Но через час попытки отчаянно украсть его полностью исчерпались — забирать было почти нечего. В конечном счёте подростки просто поддались жгучему холоду и просто прижались друг к другу, чтобы не дрожать от вины.       На Илью с головой нахлынула волна забвения и удушливых объятий Морфея. В своём кошмаре, которые обычно снились Селивану и над которыми парень любил поиздеваться, он вновь увидел противный образ чудовища с прорезавшими свою же плоть костями и вырванными глазами. Эта тошнотворная ухмылка, из которой лились красные слюни, сразу же довела до истерики парня, и тот, рванув подальше, скрылся за кустами ежевики, наступив там на мокрые шарики глаз. Потом пред ним предстали тела родителей, что-то кричавшие ему, но почему-то их голоса была искажены до невозможности… Юноша попятился назад, столкнувшись с тем самым монстром. На этом, завопив от пожирающего страха, Илья и проснулся.       Первое, что он испытал — нетерпимый холод по всему телу, сразу отрезвивший недавно проснувшийся рассудок. Илья, встряхнув головой, чтобы прогнать остатки сладкой дрёмы, разочарованно осмотрелся. Тьма всё ещё прожигала ледяным дыханием глаза, и одинокий блик замёрзшей в ночи луны ослабевшим сиянием освещал устрашающий коридор, стены которого были усыпаны пустыми рамками. «Нет, не сон», — тяжело вздохнул парень, вставая с дивана. Он хотел верить в иллюзию того, что всё ему мерещилось, что родители живы… но это только самообман и внушение. Всё было настоящим, и надо было только смириться.       Илья озадаченно осмотрел место, в котором находился. По старому коридору свободно гулял заблудившийся сквозняк, и юноша вжался бледными пальцами в одежду. Ещё немного — и болезнь может взять вверх над ещё неокрепшим детским организмом. Сам коридор с оторванными в некоторых местах обоями вёл в неизвестные пока комнаты и слегка пустовал. Не было в этом пространстве ничего, кроме одиноко стоящего дивана и пустых рамок на стенах. Но сильнее заставляло испытывать уединение отсутствие самого значимого человека, на которого можно было положиться всегда…       — Ваня, — тихо позвал Илья дрожащим, словно маленький кролик, смотрящий на когти ястреба, голосом.       Безмолвная тишина.       Юноша долго смотрел на пустую стену, усеянную пустыми рамками, за стеклом которых не было ничего, кроме той же пустоты, что глотала душу, собираясь с мыслями. Сейчас он должен быть сильным, чтобы доказать, в первую очередь, самому себе, что он может даже в экстренных случаях сохранять холодный ум, как брат. Поэтому, собрав оборванные и ничтожные крупицы воли в кулак, парень несмело сделал шаг. Лёгкое головокружение охватило Илью из-за пережитого шока, но тот продолжил свои маленькие попытки продвинуться самостоятельно.       На втором этаже доносились чьи-то шаги. Глухим осторожным скрипом, словно взмах крыльев пугливой птицы, ударялась о пол подошва обуви, создавая длительное эхо по всему царству тишины. «Ваня», — хотел крикнуть Илья, но понял, что сил просто не хватит. Преодолеть винтовую лестницу с красной ковровой дорожкой, утонувшей в море пыли, казалось просто невозможным делом, однако юноша, протяжно вздохнув, начал своё маленькое покорение огромной вершины.       Подумать только, как обычный страх может лишить столько сил на длительное время. Все конечности до сих пор дрожали даже после долгого сна, когда организм смог немного отдохнуть. Подумав о сне, Илья недоверчиво взглянул на арочное окно, облачённое в бронзовую раму, за которым зияла тёмная бездна. «Эта самая долгая ночь в моей жизни!» — парень даже сумел как-то фыркнуть. Ужас действительно парализовал не только разум, но и физическое тело, поэтому даже улыбнуться для Ильи виделось непосильной задачей.       Наконец добравшись до второго этажа, юноша настороженно осмотрелся. Здесь всё было так же, как и внизу: пустой коридор, но уже без дивана, такие же пустые рамки без фотографий с презрительно усмехающимся стеклом, вырванные куски обоев и множество дверей. В какой-то миг начало казаться, что у коридора не было конца: только мрак царствовал в самом конце, а за его поволокой скрывалось всё то же бессчётное количество переплетающихся друг с другом помещений.       Шаги раздавались совсем недалеко. Илья неуверенно двинулся вперёд, уже предвкушая, как увидит своего брата и попросит его не ждать рассвета, а уйти отсюда, как можно раньше. Всё же, а эта ночь действительно как-то затянулась…       Илья слегка прикоснулся к позолоченной дверной ручке, но и этого было достаточно, чтобы дверь тихо приоткрылась. В нос сразу же ударил отвратительный запах, от которого парень поморщил нос, и его едва не стошнило. Запах… крови. И её было так много, что, казалось, рядом где-то было целое море алой жидкости. Глаза вновь обжёг беспросветный мрак, пугающий своим отсутствием и потерей. Всегда именно мгла слепила заблудившиеся души и давала им ложные надежды, покрытые роскошными тканями и драгоценными камням, когда на деле всё это было фальшивкой. И только спереди, через огромное окно, покрытое голубоватым серебром лунного света, был единственный источник света. Большую часть окна закрывали плотные шторы, и только через узкую щёлку просачивалось сияние неба. Только Илья сделал вперёд шаг, как под ногой что-то хрустнуло. Уши настолько привыкли к звучанию тишины, что этот хруст повторился могильным реквием в мозгу, и парень вздрогнул, отскочив. Но, переборов себя, Илья продолжил осторожные шажки, продвигаясь к окну. Когда путь был окончен, он одёрнул толстые пурпурные шторы, чтобы хоть немного осветить помещение. Благодаря лунному сиянию, коридор приобрёл нежно-голубоватые оттенки. На стенах можно было разглядеть изящные картины из бисера, выполненные рукой искусного мастера. Сам пол был покрыт всё той же красной ковровой дорожкой. На потолке висела хрустальная люстра с множеством лампочек, и если бы Илья нашёл выключатель, то вся комната вспыхнула бы ярким светом.       Однако, когда глаза привыкли к реальности и перестали восхищаться только красотой, по полу были разбросаны обглоданные кости с видневшимися кусками недоеденного мяса. Останки были маленькими и явно принадлежали небольшим обитателям леса… Шерсть скомканными клочьями валялась по всему ковру, а кровь страстно лизала поверхность. Прежде, чем юноша успел вскрикнуть и поддаться оцепенению, прямо в нескольких метрах от него что-то зашевелилось…       Селиван стоял рядом, зловеще опустив голову. Он не удостоил чести собственного брата узреть своё лицо, однако и крови на руках было достаточно Илье, чтобы чуть не сойти с ума от порабощающего ужаса. Близнец стоял в тени занавески, куда никак не мог добраться лунный свет, издавая хриплое гоготание, вызывающее неподдельное ужасанье и чувство безвыходности.       — Ваня, — хрипло позвал Илья, сам удивившись тому, что голос продолжал дрожать, — что…       Наконец Селиван поднял голову, будто тем самым даруя честь брату узреть кардинальные перемены. Илья едва удержался, чтобы не завопить на весь дом, и на то была простая причина: в белках глаз парня чётко выделялись алые вены вдоль всего глаза, образуя пугающую паутину, и прямо с век стекала липкая кровь, медленно спускающаяся по щекам, падая на пол и смешиваясь с кровью съеденных животных, образуя там красную лужицу. Волосы встали дыбом, будто от электричества — полностью растрёпаны в разные стороны, и именно такие причёски Илья встречал у сумасшедших учёных. Рот искривился в отвратительной ухмылке, показывая свои острые зубы, которые словно заострились и превратились в настоящие клыки, как у вампира.       — Сдохни… — только и прохрипел монстр, медленно направляясь к своей жертве, чтобы насладиться мгновениями прекрасного испуга на его лице.       Прежде, чем Илья успел сбросить с себя пелену безумия, сжавшую сладкими объятьями рассудок, и понять, что надо сейчас же бежать, Селиван накинулся на брата и одним ударом в грудь повалил того с ног. Вскрикнув, Илья растянулся на ковровом покрытии, полностью открывая себя для атаки, но через мгновение, когда чудовище со всей силы выбросило руки в шею, чтобы крепкой хваткой задушить добычу, юноша перекатился на правый бок, и кулак врага пролетел мимо, с треском ударившись о пол. Следующий удар последовал незамедлительно, но парень успел вновь сделать перекат и на этот раз вскочить на ноги. Без всяких раздумий, он рванул к двери, слыша, как Селиван, с хищным оскалом, уже дышит ему в спину. Это придало сил, и Илья прошмыгнул в коридор, одновременно захлопнув за собой дверь. А затем, перескакивая через две ступеньки сразу, начал сверхскоростной спуск по лестнице.       Вместо того, чтобы потянуть за ручку двери, монстр предпочёл более жестокие методы. Илья даже с первого этажа услышал, как Селиван с оглушительным треском выбил деревянное препятствие и с диким рёвом, от которого кровь застыла в жилах, кинул его прямо в лестницу. Выломанная дверь свалилась со второго этажа и с не менее громким криком превратилась в множество маленьких деревяшек…       Илья ворвался в первую попавшуюся комнату, боясь добежать до той, которая вела на улицу, ибо риск был достаточно велик, и прыгнул в шкаф. Всего лишь через пару секунд обезумевший брат с громким воем сорвал с петель очередную дверь и отшвырнул в сторону.       Топ-топ.       Шаги раздавались всё ближе и ближе к шкафу, и Илья в очередной раз забыл, как дышать. Сердце билось по всему телу настолько громко, что, казалось, его бешеный стук можно было услышать даже за пределами проклятого дома. Сузившиеся зрачки нервно смотрели в маленькую щёлочку, образовавшуюся между двумя дверцами, и увидел, как изуродованный образ брата с кровавыми жестокими глазами, полными только душераздирающего сумасшествия, медленно расхаживал по комнате, нарочно громко стуча подошвой ботинок. Его руки сжимали острое лезвие ножа, и только от его вида к горлу Ильи подступила тошнота. В этом отвратительном чудовище не осталось ничего от человечности, но рассудок продолжала пожирать мысль о том, что когда-то ЭТО было его братом…       Воздуха не хватало. Надо срочно вдохнуть. Но Илья продолжил усердно сохранять разум, спасая его от недостатка кислорода. Если произойдёт вдох — его услышат. Найдут. Убьют.       Немые слёзы отчаяния смешались с потоком пота. Образовавшаяся жидкость медленно стекала с подбородка и капала к ногам. Невыносимо громко, нарочно, чтобы выдать своего создателя.       Внутренности беспощадно душила сломленность и защемляла душу, превращая её в множество мелких остатков. Топ-топ, движение тени в кровавом свете луны — и уже две ладони вцепились в горло и давили на глотку, чтобы только удержать немой крик в груди. Илья до боли вдавливается в стенку шкафа, стараясь стать с ним единым, слиться, однако краешек рассудка понимает, что это невозможно.       «Прошу, прошу, прошу, прошу, уйди! Умоляю! Пройди мимо! Я не здесь! Ищи в другом месте!»       Это была холодная машина для убийства. Пушечное мясо, которое не видит дальше своей страсти к жестоким пыткам. Безобразное чудовище…       Уйти. Куда угодно. От этого.       Лучезарные лица родителей с нескрываемой улыбкой смотрели на счастливых детей, открывавших подарки. Сегодня чадовцам исполнялось восемь лет, поэтому каждый их день рождения они с нетерпением ждали и радовались волшебству, когда чувствовали, что становятся на год старше. Они вдыхали в себя запах взросления и отдавались нескончаемому восторгу, светящемуся в их наивных серых глазках. Маленькие ручки срывали пёструю обёртку, и ротики открывались от восхищения. Длинный паровозик с разноцветными вагончиками! Они давно мечтали о таком!       Илья краем глаза посмотрел на своего брата, улыбающегося от счастья. Селиван весь светился, рассматривая подарок на восьмой день рождения, и в какой-то момент Илье показалось, что ничего красивее в жизни он и не видел. Смотреть, как кто-то пребывает в эйфории от распирающего восторга и неподдельной радости было так прекрасно… Мальчику было настолько приятно смотреть, с каким трепетом Ваня берёт паровоз и осторожно катает его по столу, проверяя на прочность, что готов был отдать этот общий подарок только ему одному, лишь бы наслаждаться этим мгновением вечно…       Вскоре утомлённые от вечеринки братья легли в кровать, и свет потух. Селиван даже через поволоку мрака продолжал смотреть на игрушечный паровозик и мечтать, что завтра будет играть с ним, сколько захочет. Илья же любовался этой искренностью и не хотел даже шевелиться, чтобы не спугнуть этот лучезарный взгляд… Столько доброты, тепла томилось в душе, когда он смотрел на счастье других людей. Почему? Мальчик и сам не знал, но хотел продлевать эти моменты чужого восторга всегда-всегда…       Утреннее солнце забило своими раздражительными лучами прямо в глаза, и восьмилетний мальчик разомкнул веки. Ему снился чудесный сон, вот только Илья никак не мог вспомнить, что же такое нежное и ласковое грело его душу. Наконец последние миражи сна ускользнули из памяти, и маленький мальчик понял, что ему просто надоело гоняться за тем, что давно ушло.       Почему-то Илье было легко и необъяснимо хорошо. Обычно по утрам он ещё долго валялся в постели и что-то буркал под нос, просыпался вялым и раздражительным, шипел на всё. Но сегодня его душа проснулась вместе с ним. Мальчишка осмотрел комнату. Детские рисунки на стенах, где были нарисованы улыбающиеся родители, розоватое небо, освещаемое солнышком, разноцветный паровозик… и в конечном счёте, Илья затаил дыхание, — спящий братик, светившийся от счастья даже во сне и зарывшийся в подушку, чтобы не спугнуть радостный сон. Илья знал, что скоро он забудет это чувство, что скоро станет угрюмым и раздражительным, будет плакать, когда родители не выполнят его просьбу.       Мальчик попытался вновь предаться объятьям Морфея, но переполняющее чувство восторга, становившееся с каждой секундой больше самого тела, не давало покоя.       Мальчик ещё не догадывался, что это чувство больше никуда от него не уйдёт. Оно только сделается привычнее, поэтому ослабнет, но никуда не исчезнет, как выдуманный сон. Иногда его будут настигать резкие удары, когда он вновь будет видеть счастливые лица, из-за которых на сердце станет тепло, а глаза наполнятся слезами. Мальчик не догадывался, что это навеки сделает его характер отличным от брата, а эта искренность будет преследовать его всегда, когда будет видеть улыбку брата.       Илья будет счастлив всегда, когда будет счастлива вторая половина его расколотой души.       Парень сделал глубокий вдох, наполняя лёгкие сладким воздухом, тем самым выныривая из океана, состоящего из осколков разбитой памяти. Илья тут же ощутил, что за мгновение насквозь покрылся холодным потом — слишком большой роскошью был этот кислород, с гремящим шумом в тишине отдававшийся дыханием. Он посмел сделать вдох, когда уродливый монстр слышит каждую упавшую капельку за километры… Однако в этом вдохе было всё — жажда жить, скорбь о минувших днях, желание вернуть невозвратимое прошлое…       В душившем рассудок молчании раскатами грома и громким реквием окатил комнату звук упавшего стеклянного стакана, которому наверняка было не меньше полустолетия. Стекло озорными брызгами разлетелось по полу, но прошло, наверное, не меньше часа, пока они наконец не достигли поверхности и не утихли. Время липким мёдом тянулось, играя на натянутых, как струны гитары, нервах, заставляя оттянуть мучительный момент смерти, чтобы продлить страдания.       Монстр тяжёлыми шагами стремительно направился к шкафу, и Илья вновь схватился за горло, пытаясь унять немые слёзы, капающие к ногам. Нет, всё не могло так просто закончиться! Вся жизнь неунимающимся вихрем проскочила перед глазами… Он умрёт от рук собственного брата! Всё тело поддалось мелкой дрожи, и парень навсегда стёр из сознания умение улыбаться и быть счастливым. Волосы начали шевелиться и незаметно обретать серый цвет, зубы стиснулись настолько сильно, что дёсны прожигала вспышка острой боли. «Нет… очнись. Приди в себя! Это же я. Это я!!!» Мысли настолько сильно запутались в клубке отчаяния, что всплывали в голове обрывками.       Однако, не доходя всего пару метров, решавшие всю линию судьбы Ильи, монстр отошёл в сторону и несколько длительных секунд таращился куда-то в стену. Затем Селиван поспешно удалился из помещения, направляясь, судя по громкому стуку шагов, эхом отражающемуся в ослепшем мозге брата, дальше по бесконечному коридору.       — Прятки? Отлично! Обожаю прятки! Надеюсь, что ты не огорчишь меня в первые пять минут нашей игры! Я хочу помучиться с тобой!       Прошло, может быть, не меньше пары часов, пока обезумевшее чудовище расхаживало по комнатам. Даже из шкафа слышались каждая открытая Селиваном дверь, каждый шорох и его прерывистое хищное дыхание… Илья не смел даже шевелиться, пока в животе предательски не заурчало, а тело само собой не съёжилось от ненавистного холода. Он просто не может находиться здесь, а иначе выдаст своё месторасположение! Но как уйти из этой комнаты незамеченным?..       Илья нерешительно приоткрыл дверцу, ощущая, как вздрогнула его рука при касании холодной поверхности. Рассудок понимал, что иного пути нет, но сердце так и вопило до помутнения в глазах, что делать это категорически нельзя. Мучительная борьба с самим собой заставила парня сделать этот до невозможности рискованный шаг и оглядеть комнату.       Вдали виднелось открытое окно, пропускавшее через себя в тёмную комнату прохладный ветер. Полупрозрачные шторы раздувало дыханием мёртвой природы, вот только небо окончательно затянули седые тучи, поэтому немощная луна просто не могла противостоять выросшей преграде. Всё погрузилось в кромешную тьму, но привыкшие ко тьме глаза видели каждую мелкую вещь… видели эти осколки на полу, напоминающие Илье ужасные последствия того, что же произойдёт, когда его найдут.       Юноша всем своим существом мечтал плюнуть и раздавить весь здравый смысл, твердящий, что иного пути, кроме побега, нет. Страх парализовал, сковывая в невидимых цепях конечности. Пусть Селиван сейчас ходит где-то на втором этаже, но он слышал каждый шаг, каждое дыхание и каждое падение слезы… Просто в тот раз Илья испытал несусветную удачу, великий шанс, словно билет в лотерее, один к миллиону… Иного везения уже никогда могло и не быть. Однако рано или поздно, но эти безумные глаза, налитые кровью, встретятся с ним один на один…       Только бежать. Пока не поздно.       Илья старательно открыл одну дверцу и, не решаясь распахнуть шкаф до конца, чтобы не создавать лишних звуков, протиснулся в маленькую получившуюся щель. На дрожащих ногах он медленно и осторожно крался глубже в пучину мрака, с болью в голове делая каждый свой шаг, отдающийся воображаемым реквием. Ещё немного… ещё чуть-чуть.       Парень коснулся стекла, как своего спасительного предмета, и, широко распахнув его, выпрыгнул наружу. Ноги сразу проколола чёрствая трава, но самой боли Илья так и не мог испытать. Уж слишком сильно расщепляло душевное страдание… В лицо подул острый поток воздуха, развевая слегка посеревшие волосы. Осталось дело за малым — найти помощь… бежать в одном направлении, пока не уткнёшься хотя бы в одну крайнюю точку леса…       Только Илья сделал шаг ещё на трясущихся ногах, как пятку схватило что-то мерзкое и противное на ощупь. Громко вскрикнув, парень повалился на грязный дёрн, покрывая одежду и кожу слоями влажной земли. Громкий стук в висках яростно говорил о том, что голова ударилась о твёрдую поверхность… собственный вырвавшийся крик из груди отозвался ударной волной в мозгу, разрывая его на кусочки. Казалось, что сознание вот-вот ускользнёт, опустошив тело пятнадцатилетнего парня и превратив его в пустую оболочку без души, ставшую прекрасной игрушкой для монстра.       Но всё это лишь казалось.       Илья пытался встать, однако что-то не давало ему даже пошевелиться. Всё тело покрылось ранами и ссадинами, в глаза попадала собственная кровь… вся голова лежала в лужице алой жидкости, берущей истоки из его же тела… Всё существо онемело от боли, возможно, был вывих конечностей и переломы, но разве такие мелочи могли позволить побегу прерваться?       Парень открыл глаза, и горло прорезал немой крик боли, разрывающий всё это время грудь острыми когтями.       Вся трава была усеяна переломанными костями животных… пусть и мелких, вроде белок и крыс, но это не мешало Илье покрыться очередным слоем холодного пота. Их позвоночники были разломлены пополам, глаза безжизненные, выдраны с венами и чёрной росой, разбросаны повсюду, где-то валялись вылизанные мокрые кости с остатками мяса.       Илья укусил язык, давясь собственными слезами. К горлу подступила гадкая тошнота, и парня вырвало рядом с этими несчастными жертвами. Их было наверняка не менее нескольких десятков, и скоро юношу постигнет та же участь, что и этих крох… разломанные кости, выдранные глаза и съеденная кожа, которую собственный брат будет, возможно, снимать с него живьём, чтобы насладиться пытками.       Селиван был действительно силён. Не в силе. В жажде убивать.       — Я тебя нашё-ё-ё-ё-ёл! — низкий дрожащий бас раздался прямо над ухом жертвы.       Чудовище стояло прямо над телом будущего покойника, ласково проводя по его голове пальцами, покрытыми следами ещё свежей крови. Рука прошлась по шее, останавливаясь на плече, тем самым сорвав оглушённый хрип из груди добычи. Страсть к холодному убийству заполонила рассудок, и Селиван, вспомнив о ноже, без промедления провёл острым лезвием вдоль запястья брата, с наслаждением слизнув выступившую росой из пореза кровь.       Бисер слёз покатился из глаз Ильи в бордовую лужицу, освещаемую только смеющейся мглой. Надо было срочно бежать! Однако тело полностью отказывалось шевелиться, и вместе с болью, заглушённой режущими ранами на сердце, исчезла и опора. Расширенные зрачки метались из стороны в сторону, словно искали спасительный предмет… но что могло спасти? Затерявшаяся мысль о том, что если бы он уговорил родителей уехать отсюда, если бы он только надавил, попросил сильнее, и они бы действительно покинули это кошмарное место, заставила парня испытать невидимые путы, сдавливающие горло. Эта мысль пустила корни глубоко в мозг, и Илья ощутил невыносимую вину перед всеми… перед мамой, папой, друзьями, которых больше не увидит…       Перед братом.       Наверное, прошло ещё несколько секунд. Илья всё ещё был в сознании… «Почему нельзя убить меня быстрее… за всё, что я сделал?» — пронеслось в голове спутанными комками, но сам Илья полностью осознал смысл этих слов только через некоторое время.       — Оч-чнись… — только и смог выдохнуть парень, захлебываясь в немых слезах, попадавших серебряными ручейками в рот, — п-прошу… тебя…       — Ты попался слишком быстро! — Монстр нервно загоготал, в упоительной страсти продолжая резать руку жертве. — Ты меня расстроил. Ты должен быть наказан за это!       Боль в руке становилась острее, и новый порыв слёз вытеснился из серых обезумевших глаз Ильи. Вместе со слезами из тела вольной птицей, заточённой в тесной клетке многие годы, вырвалось жалобное лелеяние, тщетно просящее пощадить.       — Поиграем снова? — Только вседозноленность управляла Селиваном. — Ты спрячешься, а я найду тебя. Нам будет очень весело, правда? Я считаю до двадцати.       Илья попытался сделать хоть одно движение неповреждёнными конечностями, но страх полностью заковал всё существо в толстые путы. Хоть остатки рассудка яростно вопили в мыслях, что надо бежать, пока есть шанс, но на деле даже глотнуть воздуха было непосильной задачей. Парень валялся на земле, ощущая, как его захлёбывает и физическая боль, проступающая через маленькие порезы в душевной, обвиваясь колючей лозой вокруг кожи.       — Ра-а-аз… — Искажённый голос брата пробился через вату в ушах, заставляя Илью опомниться.       Юноша, всхлипывая, приподнялся с грязной земли и, не тратя и мгновения на то, чтобы обернуться, на дрожащих ногах поплёлся вперёд. Куда ему было прятаться, когда монстр найдёт его везде? Даже если это место и существует, то недалеко. Всю энергию поглотила надменная боязнь, поэтому тех ничтожных обрывков сил хватило только на медленный бег.       Найти хоть что-нибудь…       — Пя-я-я-ять…       Илья, зацепившись больной ногой о выступающий из-под земли корень дерева, неуклюже свалился на всё ту же холодную и безжизненную землю, озарённую поцелуями тьмы. Изо рта вырвался протяжный стон боли, всё тело ныло, а сердце стучало в висках, моля парня обернуться и вновь осмотреть своего брата… поискать в нём следы былого Селивана, с которым они делили кров и еду… веселье и горе… Но юноша понимал, что тратить драгоценнейшее время было нельзя, особенно, когда вдруг появился малюсенький шанс выжить.       — Де-е-е-е-есять…       Низкий бас врывался в голову Ильи, опустошая все мысли. Этот голос был полон страсти к насилию, садизма и эйфории от кошмара. В нём не было ноток сожаления, апатии, человечности… даже гнева. Монстр не любил злиться. Ярость заменила ему любовь к жестокости.       Всего в метре мелькнул маленький железный люк. Проржавевший насквозь замок валялся возле двери, весь сломанный и убитый. Эту преграду сняли будто бы специально, чтобы измученный парень смог спрятаться в подвале старого дома и ждать своей медленной смерти. «Ловушка Селивана?» — пронеслось в мыслях, когда Илья подумал о том, что такие вещи были как раз в духе брата. Идти было некуда, чудовище могло специально всё подстроить так, чтобы близнец нашёл поломанную дверь и спрятался в подвале, чтобы там было легче убить.       — Пятнадца-а-а-ать…       Илья даже не помнил, как оказался в тёмном помещении, пропитанном насквозь сыростью и страшной вонью, в которой смешались запах давно протухшей и разлагающейся здесь рыбы, крысиного помёта и ржавой воды. Зрачки сами сужались только от отсчёта, с каждой секундой приближающего неизбежную пытку. Краем ума Илья прекрасно знал, что земля впитала след его крови, что следы оставались на влажной земле, что Селиван и так догадывался, куда пойдёт его ненаглядный брат, но томная надежда глубоко в наивном сердце продолжала сладостно шептать на ухо, что здесь его не найдут…       — Девятна-а-а-адцать…       Дыхание парня вздрогнуло. Последняя секунда… Секунда до начала ада. Секунда, определяющая границу между жизнью и смертью.       Илья растерянно озирался, с ужасом понимая, что прятаться было негде. Пусть весь подвал и был покрыт пучиной густой мглы, но привыкшие глаза видели, что помещение полупустое. Ящики с вонючей рыбой скромно стояли в углу, и спрятаться в них было просто нельзя — слишком маленькие. Помимо этого, к стенам подвала были прибиты несколько ничем не набитых полки, тоже не служившие никаким местом для прятанья.       — Двадцать!       Только сердце Ильи тяжёлым камнем повалилось в пятки, как сзади скрипнула дверь и раздались почти что беззвучные шаги. Чья-то рука рухнула на плечо юноши, и её неестественный холод был ощутим даже через майку. Шея ощущала чьё-то прерывистое хищное дыхание, а до ушей доносился едва слышимый истерический смех. Даже не надо было быть всевидящим, чтобы догадаться, что у этого кого-то на лице была уродливая ухмылка до ушей, покрытая красными слюнями, а глаза настолько широко округлились, что, казалось, вот-вот вылетят из орбит.       — Нашёл! — Глухой шёпот смертельным приговором раздался прямо над ухом.       Инстинкт самосохранения не подвёл. Он горячим кипятком вместо крови начал прожигать вены, желая разорвать кожу и выплеснуться наружу. Всего за мгновение вся усталость сбросилась, как сухая листва перед зимой, оставляя вместо себя новый прилив сил, острыми иглами покалывающий кожу. Только заметив, как острое лезвие ножа почти прислонилось к горлу, Илья ощутил, как энергия забила через край, и мозг полностью отключился.       — Хотите записаться в бойцовский клуб?       Стройная девочка со взъерошенными огненными волосами, напоминающими языки ненасытного пламени, уверенно встала возле группы парней, которые явно были старше её на несколько лет. Юноши на полуслове прервали беседу, удивлённо оборачиваясь на незваную гостью в своём узком кругу общения. Некоторые стали подёргиваться от тихого смеха, пытаясь скрыть его всеми силами, кто-то отстранился назад, понимая, что, несмотря на свой невинный вид, девчушка имела свой тёмный скелет в шкафу, позволяющий ей вырубать сверстников одним ударом в шею. Не зря же именно её послали приглашать всех подряд в бойцовский клуб.       Селиван равнодушно осмотрел непорочный образ девочки, одетой в лёгкий розовый сарафанчик и в чьи длинные золотистые волосы был вплетён такого же цвета бантик, и с едва заметной насмешкой вздохнул. Он уже много раз, проходя мимо спортивного зала, чтобы попасть в бассейн, видел некоторые моменты соревнований между подростками. Парень подумывал о том, чтобы записаться туда, но занятия по плаванию и борьбе шли почти бок о бок, поэтому он остановился на своём более любимом хобби. Селиван сразу узнал эту девочку, которая во время борьбы выглядит, как настоящий демон, с яростным кличем бросающийся в атаку, поэтому стал сочувствовать друзьям, не воспринимающим её всерьёз. Они даже не подозревали об эдаком двойном дне у милой шкатулки.       Наступило неловкое молчание. Парни не знали, как вежливо отказаться от предложения, не показавшись грубыми. А малютка спокойно ждала ответа.       — Я уверен, что Илья с радостью запишется, — внезапно нарушил тишину Селиван, скрестив руки на груди. Голос был полон хладнокровия и бездушия, но только близнец смог уловить едва слышимые нотки злорадства.       Илья почувствовал, как всего за секунду пол рухнул под ногами. Десятки пар глаз уставились прямо на него, а особенно глубокие зелёные глаза девочки, с печальной надеждой затаившие ожидание. Юноша прекрасно знал о ситуации, что бойцовскому клубу нужны люди, а иначе его закроют, понимал горечь тех, кто любил его и непрестанно отдавал всё своё свободное время на занятия, да и сам парень пока не состоял ни в каких секциях и искал себе хобби по душе. Но что бы вот так легко и бездумно… он не хотел просто потому, что лень была превыше этого. Илья осознавал, что для тренировок нужно будет много сил и энергии, а он просто был не способен на это…       — Я… не… да н-нет! — заикаясь, пролепетал парень, чувствуя, что медленно покрывается краской.       Юноше не надо было даже переглядываться с близнецом, чтобы взглядом попросить о помощи. Брат и так всё прекрасно понял.       — Изучать приёмы, способные спасти тебе жизнь, помогать слабым людям защищаться от хулиганов, тем самым завоёвывая авторитет, — а он же ой как важен в наше время! — быть сильным и независимым? — На этот раз Селиван уже не скрывал насмешки в голосе. — Нет, не слышали! Продолжу быть хлюпиком!       — Я не хлюпик! — нахмурился Илья, сжав кулаки. — Почему именно я?       — Да потому что я знаю, что тебе это надо! Я твой старший брат, так что знаю лучше, что надо именно тебе. В общем, — Селиван повернулся к девочке, — запиши-ка его. Я его за шкирку к вам приведу завтра.       Малютка с благодарной улыбкой кивнула и, припрыгивая, понеслась прочь. В их клубе появилось на одного человека больше.       Илья схватил Селивана за запястье и, вовремя пригнувшись, чтобы выпад ножом пролетел мимо горла, со всей силы дёрнул его на себя. Чудовище, явно не ожидавшее сопротивления, полетело в стену и едва не свалилось на пол, вовремя схватившись за рядом прибитую полку. Монстру не понадобилось много времени, чтобы опомниться, он сразу же вскочил обратно на ноги и с сумасшедшим визгом понёсся, словно медведь, на брата, махая острым ножом. Илья успел увернуться, проскочив под правой рукой близнеца и, оказавшись за его спиной, не тратя и секунды, толкнул со всей силы в спину. «Он превосходит меня не в силе, а в жажде убивать, — наконец мысли Ильи смогли собраться в одну чёткую линию. — Я же превосхожу в силе… Однако скоро они будут на исходе…»       Чудовище с громким треском растянулось по полу и, жалобно завыв от боли, попыталось сделать тщетную попытку встать. Илья инстинктивно схватился за ящик и, приложив все свои оставшиеся силы, повалил его прямо на монстра. Раздался громкий хлопок, и вся протухшая рыба серебряными бусинами рассыпалась по полу, устремляясь своими безжизненными чёрными глазами, полными безысходности, прямо на юношу. Под трупами, покрытыми склизкой чешуёй, образовался красный ковёр крови… крови собственного брата. Тяжёлые ящики рухнули прямо на Селивана, и он издал истошный душераздирающий вопль.       А затем всё резко погрузилось в немую тишину. Близнец перестал двигаться.       Рассудок вновь отключился, зато тело наполнилось приливом свежих сил, и Илья рванул к выходу. Не чувствуя самого себя, парень, со свистом рассекая призрачный воздух на части, вылетел на улицу и с оглушительным хлопком ударил по двери, чтобы та наверняка плотно прижалась в проёме. Руки сами судорожно начали прощупывать чёрствую траву, ища хоть что-то, что смогло бы запереть люк. То, что смогло бы с лёгкостью заменить сломанный Селиваном замок. Кровь кипела в жилах бурлящим кипятком только от вида множества маленьких трупов, попадавшихся под руку… Ощущать, как пальцы нащупывают в дёрне разломанный на две части хребет было не самым приятным удовольствием, и Илья, стиснув зубы, едва сдерживался, чтобы не завизжать. Времени уже почти не оставалось, чтобы доделать затеянное.       Едва-едва нащупав в холодном царстве тьмы давно забытый Богом лом, смиренно стоявший возле стены дома, юноша кубарем понёсся запирать им люк. Просунув его в дверные петли, Илья проверил надёжность конструкции и с облегчённым выдохом, наконец освобождая лёгкие от постоянного напряжения и всего накопившегося ужаса, опёрся о ствол дерева. Впервые Илья испытал удовольствие от того, что сердце наконец забилось в привычном ритме, хоть тело и продолжало дрожать от нагрузки.       Послышались яростные крики монстра. Они окатили весь дом, словно нежданные раскаты грома, громадной волной захлёбывая тишину. Затем к этой пронзающей симфонии добавились хриплые ноты ударов о железный люк и тщетные попытки выбраться наружу, звучащие не как холодный металл, о который стучит мученик, а как хрупкий чистый хрусталь, разбивающийся о пороки людей. Получившийся реквием окутывал округу и начал свою исповедь о том, как вольное чудище было заперто обычным мальчишкой в тесной клетке без еды, воды и света… Песня окутывала округу ледяным сумраком, растягивалась, переливалась под начавшимся дождём и играла всеми оттенками навивающейся грусти. Слезинки неба ритмично стучали о дверь, звонко ударяясь о железо. В какой-то момент время будто заблудилось в сетях непробудного сна, и все остальные предметы, стоявшие рядом, испарились, как миражи: и дом, и музыка, и весь мир. Только протяжный вой и удары по двери продолжали отдавать целомудренную мелодию, поблёскивая тёмными нотами в разрушавшейся вселенной. Вокруг не было ничего, кроме получившейся симфонии… В музыке иногда слышался едва уловимый детский наивный смех и приятный голос Селивана, который словно протянул брату руку из прошлого, навеки рассыпавшегося песчаным замком в сладкой дрёме. В лицо подул свежий летний ветерок, который, подхватив Илью, унёс его совершенно в другое место, где было хорошо, легко дышалось. Гнев сменился на жалобное лелеяние, и реквием стал звучать с каждой минутой всё тише и тише, пока монстр полностью не истратил свои силы. Песня оборвалась резко и неожиданно. Словно хотела донести о том, что именно смертью закончилась печальная баллада двух братьев. Илье в тот миг показалась, что этот реквием был самым прекрасным, что он только слышал…       — Я запер своего родного брата…       Собственный голос казался каким-то чужим… потусторонним. Таким повзрослевшим и серьёзным… Илья провёл дрожащими пальцами по холодной щеке, стирая с себя бисер капель. Это были не слёзы, а всего лишь бездушные осадки неба. Хоть в глазах и щипало, но настоящие слёзы были полностью выплаканы из-за обычного страха. Животным инстинктом, жаждой жить… теперь же это звериное качество заменилось на людской страх — перед будущим, перед жизнями остальных. Родители умерли, теперь их ждал детский дом и новая жизнь… Вот только Селиван был заперт здесь, привязан к этому дому, и Илья уже прекрасно знал, что никогда не осмелится открыть дверь, чтобы выпустить его… Не потому, что парень боялся за свою жизнь, а потому, что понимал, что в таком состоянии брат натворит много ужасных вещей, и его возненавидят за ни за что. Его захотят уничтожить как дикого зверя, не видя в нём несчастного мальчика, каким он являлся. Пока вторая половина сердца юноши была заперта в подвале — он никогда не уйдёт отсюда.       Илья подполз к двери. Уши резала убитая тишина, и парень всё бы отдал, лишь бы только Селиван вновь начал яростно стучать и выть раненым зверем.       — Вань… — хрипло прошептал парень, усаживаясь возле двери. — Ваня…       Рука сама потянулась к лому, державшему дверь закрытой. Но, прикоснувшись к безжизненному железу, одарившему с ног до головы парня своим безысходным холодом, Илья отпрянул. Откроет дверь — его разорвут на кусочки. Если же он будет продолжать держать её закрытой — разорвётся на кусочки утомлённая горем душа. Этот подвал был самым отвратительным местом… он был настолько мал, что жить в нём было просто невозможно. «Должен держать родного брата… там…» — Мелкая дрожь охватывала всё тело только от ужасающей мысли.       — Я пойду поищу тебе поесть… — наконец прохрипел Илья, вставая на дрожащие ватные ноги. — Я быстро… о-обещаю…       Одинокое здание, окружённое непроходимым лесом, словно хищно улыбнулось. Его крыши едва касалась пелена чёрного неба, на котором до сих пор господствовала бледная, как смерть, луна. Сумерки даже и не думали уступать место тёплому рассвету… Даже лесные звери, почуяв опасность, спрятались не только от недавно ходившего здесь чудовища, но и от длинной, перетекающей ночной реки, попадавшей всё время в одно и то же русло — в своё начало. Эта река рассекала пополам небо, наделяя его слепой темнотой людских грехов.       Илья, придерживаясь стены, добрёл до парадного входа. В какой-то момент этот чёртов дом, лишивший его единственного выжившего близкого человека, показался настолько родным и знакомым, что на миг почудилось, что когда-то парень уже видел эти места… и не раз. Что он уже ходил по этой чёрствой земле, щупал эти бездушные стены… Откуда это странное дежавю?       Парень осторожно поднялся по лестнице и приоткрыл дверь. Внутри заброшенного здания было всё так же тихо и мрачно. Бесконечный коридор хранил в себе бессчётное количество дверей, ведущих в самые разные комнаты. «Зачем мне искать здесь еду, когда здесь всё и так просрочено? — попытался сквозь кислую улыбку, напоминающую скорее судороги, пошутить юноша. — Разве что надеяться найти консервы с вековым сроком годности…»       Илья начал поиск кухни. Все комнаты не были похожи на предшествующие и следующие — все разнообразные, неповторимые. Где-то было много изысков, а где-то — совсем ничего, только пустые стены, даже без рамок, как в коридоре. Именно рамки почему-то пугали парня больше, чем весь зловещий дом. Они показывали отсутствие личности данной конструкции, словно здесь никогда не было людей…       Одно из помещений привлекло юношу своей креативностью и… некой долей присутствия жизни. Стены были оклеенны в полосатые ало-оранжевые обои, на которых висели различные плакаты с яркими названиями и рисунками. «Добро пожаловать в театр «Оборотни» — в место, где вы окажетесь не в зрительном зале, а станете участниками событий и окунётесь в атмосферу, способную покорить даже чёрные сердца!» — яро высвечивалось на одном из постеров, где был изображён весь состав актёров. Все счастливые, с лучезарными глазами и одетые в пёстрые костюмы, словно попугаи. Помимо заметных плакатов, по полу были разбросаны обрывки газет с одним и тем же заголовком и текстом. Хоть это было и вычурное помещение, но единственное, где лампочка излучала сильный источник света, озаряя блеском комнату. Это было довольно странно, что она горела, несмотря на многие годы незатрагиваемости этого дома человеческой рукой. Столько лет прошло, а свет в этой комнате до сих пор сохранялся… и только здесь.       От давно не виденного мерцания Илья зажмурил глаза и прослезился от жгучей боли. Через некоторое время, когда они наконец смогли привыкнуть к свету, парень продолжил осмотр. Он аккуратно подошёл к одной из вырезок газеты и, подняв её с пола, прочитал статью.       Финальная баллада театра «Оборотни»       После трагичной смерти главы актёрской труппы, Виктора Владимировича Алмазова, театр «Оборотни» поставит последний спектакль, являющийся их самым главным достоянием. Спектакль «Баллада о мальчике и оборотне» — главное достоинство театра, которым гордился Алмазов, по словам самих актёров. Сам спектакль пройдёт в последний раз на сцене, а после труппа распадётся. Как бы этого ни хотели многие их зрители, но именно такая судьба всеми полюбившихся «Оборотней».        — Виктор Владимирович был единственным человеком, который заставил нас вжиться в свои роли настолько, что мы едва отличали реальность от постановки, — даёт комментарий один из актёров труппы. — Он был замечательным человеком, однако и у него были свои изъяны. Он ненавидел, когда всё идёт не по сценарию. Если мы что-то забывали, говорили не то слово — он жестоко наказывал всех нас, а не только провинившегося. Иногда доходило до такого насилия, что после некоторые из нас едва могли ходить. Но именно это и помогло нам настолько вжиться в роль. Он был сумасшедшим гением. Без него никто из нас не представляет «Оборотней». Поэтому в дань его памяти мы решили поставить его самый любимый спектакль, которым он очень гордился.       Надеемся, что их последняя баллада перед всем миром пройдёт удачно. Нам остаётся пожелать им только ни пуха ни пера.       Илья судорожно сглотнул. Вполне могло быть, что этот дом принадлежал когда-то этому самому Алмазову, вот откуда всё это. Но кто сделал так много вырезок из газет об одной и той же статье и разбросал по полу? Та самая труппа актёров? Если они жили здесь, то это и объясняет так много комнат в одном ничтожном здании.       Парень продолжил осмотр. От слабого света, казавшегося мощнее даже солнца, невольно резало глаза, и Илья шипел от страданий. Тьма стала ему такой родной и знакомой, что уже не пугала своим отсутствием и веющей безысходностью. Свет стал заклятым врагом. Хоть это и звучало странно, но юноша смирился со всем ненормальным, что только встретилось ему за эту ночь. Он хотел умереть, ждал, что сзади выпрыгнет монстр и разорвёт его на кусочки, даже готов был отдаться на растерзания Селивану… но какого будет брату, когда он придёт в себя? Ему наверняка будет настолько больно, настолько тоскливо и ненавистно по отношению к самому себе, что он покончит с собой. А этого Илья просто никак не мог допустить.       Секретарь, стоявший в углу комнаты, напоминал собой полукруглый стол со множеством ящичков и полок, где аккуратно были расставлены книги. В самом центре красовалось овальное зеркало, заточённое в красивую золотистую раму с вычурными узорами. Своё отражение Илья признал с трудом. На него пялился тощий грязный мальчишка с выпученными серыми глазами и растрёпанными волосами, покрытыми ещё не сошедшим дёрном. Одежда была разорвана в некоторых местах и напоминала скорее лохмотья. Но приводить себя в порядок стояло для парня на самом последнем месте. Сейчас надо бы изучить дом и найти еду…       В глаза бросилась сверкающая книга в серебряной обложке. Искусный художник нарисовал великолепный рисунок, где под одиноким раскидистым деревом плакала тень маленького мальчика, стоявшего рядом с незаметной могилкой… Сами ветви дерева переплетались, и издали можно было понять, что они изображали силуэт черепа. И сверху возвышалась кровавая луна, придавая печальным событиям больше трагизма. На самой обложке, над ветвями деревьев, красивыми каллиграфическими буквами с завитушками было выведено название: «Баллада о мальчике и оборотне».       Илья осторожно взял книгу и протёр бледной ладонью обложку. Она засверкала ярче при тусклом свете лампы, а буквы словно приобрели цвет бронзы и озорно засветились. Дрожащими от нетерпения пальцами юноша открыл книгу на первой странице и замер от непонятного ему страха, зародившегося в тёмном уголке сердца. Почему от вида сценария странной баллады в теперь уже мёртвой груди зародились странные силы, заставляющие его прочитать спектакль, поставленный этим проклятым театром?       Парень тихонько присел на стул, боясь создать лишний шум, и погрузился с головой в чтение. С каждой прочитанной страницей и так бледная кожа приобретала более «смертельные» оттенки, сердце вновь забилось невольной птицей, с болью ударяясь о грудь… Но это заставляло Илью только быстрее прочитать весь сценарий, забыв обо всём: о брате, о времени, о голоде… Словно в тянувшемся и липком сне время замёрзло, превращаясь в вату. Мысли полностью вылетели из головы, и перед юношей больше не было старой книги с потрескавшимися страницами, не было слегка освещённой комнаты, ярких яростных обоев и обрывок газет… Была только придуманная реальность, где и происходили основные действия.       Кружева историй, переплетённых в паутину нитей судьбы, повествовали о двух счастливых, не знающих горя и печалей, братьях. У них были любимые родители, верные друзья, вкусная еда и кров над головой. Что они могли ещё желать? Братья любили друг друга и стояли друг за друга горой. Вместе они пережили много приключений, пока однажды они не оказались в страшном лесу. В один миг счастливые мальчики потеряли всё и остались одни. Заблудившиеся путники скитались по страшному и пугающему их лесу, пока случайно не нашли одинокий дом, в котором и укрылись. Однако дом том был проклят. Дети поплатились за то, что посмели войти в него. Страшная болезнь застала врасплох одного из братьев, и он, лишившись рассудка и превратившись в монстра, желал убить своего единственного близкого человека. Едва спасшись бегством, выживший брат запер чудовище в подвале и ждал, пока болезнь отступит. Время заставляло мальчика смириться с участью и понять, что самым лучшим решением будет покинуть дом и выбраться в цивилизацию. И вот однажды мальчик решается сделать шаг, решающий всю его судьбу…       Илья не решался перевернуть страницу сценария. Холодный пот опять выступал росой и мелкими капельками стекал из-под одежды на холодный пол. Воздух с трудом попадал в лёгкие, и когда голова лихорадочно закружилась от недостатка кислорода, только тогда юноша вспомнил, что обладает великим даром — дышать. То, что было написано в этой книге было намного хуже, чем события с братом…       — Однажды ты уже допустил ошибку, — раздался безжизненный женский голос за спиной, величаво раздаваясь эхом через стены. — И будешь допускать её вновь и вновь…       Парень вскочил со стула, от чего тот с треском повалился на пол, в последний момент остановив из своей груди вопль. Перед ним возник полупрозрачный образ женщины с опечаленным лицом и неестественно большими голубыми глазами, некогда светящимися радостью. Её кудрявые волосы цвета смоли свободно болтались возле плеч, подчёркивая молодое смуглое лицо. Женщина походила больше на роль цыганки не только из-за внешности, но и вычурного пёстрого платья с кислотными цветами. Но вот только из-за серьёзности на лице, не свойственной обычно людям с такими украшениями, она выглядела довольно пугающе.       — Однажды допустил? — Голос юноши внезапно стал твёрдым, а уже привычные нотки дрожи испарились.       — Театр — это бесконечная река, впадающая в саму себя. Из-за чего она не имеет конца… если только не изменить её направление, забыв о привычных вещах.       — Я не понимаю…       — Каждый сценарий имеет свою зацикленную реку, впадающую в саму себя. Но этот сценарий получил и вторую зацикленность. Река давно течёт неправильно. Это и злит его. Зрители меняются, меняется мир, но не меняется спектакль. Сейчас, пока он течёт в неправильном направлении, всё будет повторяться… одно и то же. Уже несколько сотен раз…       Женщина опустила голову. Если бы призраки умели плакать — на пол давно бы пролился мелкий синий бисер. Но это была просто пустая неосязаемая оболочка, призрак воображения, видение… Словно прах на лету, она растворилась в воздухе, и вновь комната погрузилась в отчаяние, словно имела чувства.       Илья некоторое время покорно стоял, ожидая чего-то, оттягивая момент одиночества, чтобы поразмыслить… Тело полностью отпустили чувства, превратившись в отчего-то привычную пропасть, где царствовал только лёд. Затем юноша, очнувшись, начал медленно открывать ящики в секретаре, но в них не было ничего, кроме пустоты. Чёртовой пустоты, которая никогда не прольёт свет на правду. Но если бы была правда — тогда демиург послал бы знак… существует ли она, или это просто выдумка, чтобы мир был легче и понятен тупому стаду баранов, именуемых себя людьми?       Страницы нигде не было. Последней страницы, где написан финал всей этой истории. Если она и лежала где-то, то точно в самом надёжном месте, куда было не так просто попасть, как казалось на первый взгляд.       Стиснув зубы от поглощающего гнева, парень, издав отчаянный вопль, ударил по стене. От толчка помещение будто задрожало, и юноша вздрогнул. Дом был слишком стар и хрупок… Из-за полученного «землетрясения» с шумом на пол свалилась рамка для фотографии, стоявшая на крае секретаря. Стекло хрустнуло, и некоторые осколки разлетелись по полу. Илья недоверчиво покосился в сторону упавшей рамки и медленно двинулся к ней, кинув на неё уставший взгляд.       На снимке была запечатлена, по-видимому, вся труппа театра «Оборотни». Актёрский состав состоял из двадцати человек всех возрастов: начиная от маленькой десятилетней девочки и заканчивая семидесятилетним стариком, лучезарно улыбающимся на камеру. Все женщины были одеты в махровые платья, украшенные жемчугами и прочими драгоценными камнями; мужчины красовались в проглаженных чёрных костюмах. Ничего необычного и интересного в этой группе людей не прослеживалось, и Илья готов был оставить фотографию без внимания. Но всё же один актёр более всех привлёк его внимание.       Это был на вид пятнадцатилетний паренёк с серыми, как пасмурные тучи, глазами. Он не выделялся на фоне остальных, но сам его внешний вид… половина земного шара, если не меньше, состояла из русоволосых людей с таким же изгибом бровей-ласточек, с такой же привычкой косить глазами… словно парень смотрел на своё отражение, одетое в более богатые одеяния. «Нет, это же абсурд!» — прошипел Илья, аккуратно поднимая разбитую рамку и поставив её обратно на секретарь.       А затем юноша вновь начал тонуть в осколках разбитой памяти.

***

      Парень ещё никогда не крался так тихо, как сейчас. Словно маленькой юркой мышью он просачивался в дверные проёмы, не давая себе даже права на вдох. Поволока тьмы стала его огромным плащом, укрывающим лицо и руки от посторонних взглядов. Пальцы крепко-накрепко сжимали вырванную страницу, и та превратилась в обычный помятый комок бумаги, готовый порваться в любую минуту. Лабиринт коридоров казался бесконечным, но скоро он выйдет из этого ада…       Парень продолжал, прижавшись к стене, свой путь, а в его мысли впивались клыки прошлого. «Зачем ты сделал это?» — слышал он отзывчивым эхом в голове давно сказанные слова Лидии. Её всегда светлое молодое лицо покрылось складками, а чёрные брови грозно нахмурились. Лидия не умела сердиться. Но она была напугана. «Потому что я всегда был уверен, что фальшивка лучше оригинала! — гордо прошипел парень в ответ. — Почему вы так боитесь того, кто мёртв? Он не сделает нам больше ничего! Мы можем исправлять сценарий, как захочется!» Юноша вильнул в очередной проём, оказываясь в главном коридоре, соединяющем все двери. Впереди — заветный выход. Теперь он сбросил с себя все цепи и был свободен от театра. «Ты ошибся в сценарии… намеренно… — чуть ли не плача, лепетала Лидия, и её чёрные вьющиеся волосы закрыли глаза. — Если ОН одобрил второй сценарий, значит, он был лучше. Пусть это было только по его мнению».       «Если по-твоему первый сценарий — фальшивка, то эта «фальшивка» уступает в реальности! — Глаза парня хищно сверкнули в тусклом освещении гримёрной. — Первый сценарий прекрасен. Он не притянут, а его концовка всегда была правдоподобнее! Я должен был показать зрителям, как должна была кончиться история по-настоящему!»       Одна из дверей была как нарочно приоткрыта, и из проёма в коридор слегка выполз свет от люстры. Парень подкрался и встал почти вплотную к двери, затаив дыхание. В помещении сидели девятнадцать человек, и в этом количестве юноша был уверен. Труппа договорилась встретиться и обсудить всё после последнего спектакля «Оборотней», и все, кроме одного, сидели в бывшей комнате Алмазова, чтобы почтить его память.       — Он хочет взять «действительность» и убежать с ней? — раздался писклявый женский голос.       — Если это произойдёт — «правда» сменится на «ложь»! — дрожащим басом подхватил мужчина. — Мы не должны позволить ему уйти!       — Последняя страница была вырвана! — прошептал тоненький голосок маленькой девочки.       — Но это мог сделать только один человек… — закончил старик.       Парень, стоявший за дверью, уже хотел убежать прочь, но задел рукой стоявшую рядом вазу. Хрупкая вещь слетела с журнального столика и стеклянным дождём разбилась о начищенный до блеска паркет. Казалось, время застыло, и осколки летели целую вечность… Сердце предательски ёкнуло.       — Держите его!!!       Юноша рванул с места, помчавшись к заветной парадной двери, украшенной деревянной резьбой. С грохотом отворив тяжёлые двери, он пулей побежал куда глаза глядят. Вскоре перед ним возникла двухметровая ограда с красивыми металлическими переплетениями, напоминающими железные розы. Выход из дома был с противоположной стороны, а сзади за ним гнались несколько человек из труппы, обладающих хорошей физической формой, поэтому парень на адреналине начал карабкаться по забору и, достигнув верхушки с пиками, опираясь на руку, поставленную между двумя кольями, перепрыгнул на другую сторону и приземлился на свои две ноги.       — Стой! Остановись!!!       Парень не слышал этих слов. Ветер хлестал в ушах, и он мчался, не останавливаясь. Весь дом был окружён непроходимым густым лесом, поэтому он надеялся спрятаться где-то в переплетении деревьев, а затем уйти в город, где он мог начать новую жизнь.       — Прошу! Сейчас же…       Впереди был обрыв. Парень знал, чему ему грозила малейшая ошибка на его краю — неминуемая смерть. Высота была не меньше десяти метров, а в самом низу, как назло, были разбросаны камни. Выжить было просто нельзя. На самом краю он хотел развернуться, чтобы обежать край и скрыться в густых зарослях ежевики.       — …ОСТАНОВИСЬ!!!       Юноша вздрогнул от такого неожиданного крика и, на мгновение обернувшись из-за инстинкта, нарвался ногой на мелкий камень, лежавший будто специально прямо рядом с пропастью. А дальше земля ушла из-под ног, и парень оказался прямо в бездне…       Он летел вниз. К своей смерти. Сжимая в пальцах финальную страницу сценария, он рассекал собою воздух. И только рука Лидии, пытающейся ухватить старого друга, мелькнула перед глазами. А дальше — темнота.

***

      Кровавый череп луны осветил красным свечением высохшую траву, потерявшую дар жизни. Сколько длилась эта ночь? Одно Илья знал точно — она была бесконечна. Временная река бессчётное множество раз впадала в саму себя, повторяя сумрак снова и снова. Существовало ли время сейчас вообще? И существует ли? Существуют ли секунды, минуты, часы на самом деле, или это просто выдумка человека? Парень никогда не задумывался об этом, но теперь, смотря на отвердевшую кровь на дёрне, слушая перешёптывания ветров через колыхание листьев и перестав чувствовать холод на душе, а только пустоту и безразличие от грядущего будущего, он осознал то, о чём не задумывался никогда ранее.       Невидимые слёзы сами бездушными каплями полились из глаз, росой опрокидываясь на землю. Илья медленно опустился на колени рядом с дверью в подвал. Он запер родного брата… родственную душу, половину сердца… О каком оправдании может идти речь? Пусть Селиван и хотел убить его, но заслужил ли он всё это, когда это был не он? Вместе они пережили столько всего… пережили так много горя и счастья, наслаждались каждой проведённой друг с другом секундой…       Илья горестно посмотрел на старинный дом, а затем медленно перевёл туманный взор на пугающий, но одновременно такой чарующий лес. Где-то там находилась цивилизация, жили люди, горели огни города, ездил транспорт и велась постоянная болтовня… Жили его повзрослевшие друзья, жила где-то та частичка его души, не знающая, чем занять себя, боявшаяся показать всем своё ребячество от «детских игр», хотевшая быть настоящим мужчиной… где это всё? За лесом… Илья просто не мог оставаться здесь! Любой ценой выйти отсюда…       Парень с ужасом вздрогнул, вновь кинув взор на подвал, откуда доносилось жалобное скуление. Оставить брата? Того, кто не раз помогал ему в трудную минуту? Который точно бы остался? Который ради Ильи готов был хоть в огонь прыгнуть?..       Но тогда Селиван когда-то сам сказал: «Наши пути могут разойтись. Выбери тот путь, который будет лучше для тебя. Не обращай внимания на то, что станет со мной, если это усугубит твою жизнь». Можно оправдаться этими словами из его же уст и навсегда покинуть это проклятое место, зажить нормальной жизнью, пусть и в детском приюте… Именно такова была воля его брата. Нечего было сидеть на сырой земле и ждать участи, когда всё было в его руках.       Уйти или остаться?       Илья схватился за голову и истошно завопил, сжимая до боли волосы. Всё тело охватила мелкая дрожь гнева, все связки надрывались. Юноша неустанно мотал головой, заставляя себя признать, что это был сон, глупый кошмар и не более… но где же тёплая рука мамы, слова папы, заставляющие его проснуться? Где всё это? Мёртвая тишина была разрушена вдребезги диким отчаянным криком, заставляющим встать шерсть дыбом у всех лесных животных. Глаза полностью заслонила поволока безысходности и нескончаемой ярости на самого себя.       Парень сделал шаг в сторону подвала.

***

      Он летел над пропастью, потеряв последние остатки чувств. Он превратился в пустышку и просто смирился, что через пару секунд его разум настигнет тьма. Зачем стараться хвататься за воздух, когда всё и так решено судьбой? Снизу — пропасть с острыми камнями, сверху — потрясённые товарищи. Да, именно он изменил сценарий. Изменил прямо на сцене и в одиночку доиграл. Однако… старик найдёт его даже после смерти. Легкомысленный юноша посмел забыть о том, что кара ждёт тех, кто допустил ошибку. Особенно, если она была намеренной.       «Ты продолжишь играть «Балладу о мальчике и оборотне» вновь и вновь по тому, как ТЫ хочешь её играть, загоняя себя в реку, впадающую в саму себя! — послышался скрипучий голос старого покойника, и зрачки парня вдруг сузились от внезапной вспышки страха. — Из неё не будет выхода. Каждый раз, заканчивая играть, ты снова встанешь на сцену, забыв о прошлых разах. Этому не будет конца… я люблю эту балладу! Я готов смотреть на неё вечно!»

***

      — Илья?       Дрожащий во тьме голос, показалось, содрогнул даже мглу. Подвал был настолько диким и мрачным, что проникновение мягкого сияния луны искажалось в тумане черноты острым лезвием ножа.       По телу Селивана прокатилась жгучая волна, промывающая рассудок. Пол в подвале был влажным, впрочем, здание было старым — казалось, что сырой воздух помещения стал отравой для всех, кто когда-либо здесь появлялся.       Селиван ощутил резкую головную боль, пульсирующую в висках, которая словно пыталась задавить несчастного парня. Она умело пробиралась в самые затаенные уголки его души и с безумным восторгом вскрывала его детские травмы. Во влажном помещении раздался крик, наполненный истошной боли. Гул прокатился по стенам безумным хохотом и затих за каким-то поворотом. Парень стиснул зубы и прикусил язык, чтобы хоть как-нибудь приглушить несносную боль и заглушить странный голос, трепещущий внутри него. Открыв глаза, он увидел перед собой длинные ступени, уводящие на Луну. Белая красотка висела высоко в небе, но из глубины подвала казалось слишком близкой. Хищница распахнула свою пасть и потянулась в объятия Селивана, проложив перед ней и ним мост в виде ступенек. Юноша с ужасом повалился на пол и тихо застонал. Он усиленно заморгал, пытаясь отогнать отвратительное видение.       — Ваня? — раздался в ответ глухой скрежет знакомого до боли, но такого приятного голоса.       Парень распахнул глаза, которые к тому времени наполнились слезами. Страшное видение рассеялось и перед юношей оказался его брат-близнец. В глазах Ильи скакали сомнения, раздирающие его изнутри, в глубине души затаился отвратительный страх, пожирающий сознание, а по щекам катились слёзы, оставляющие ожоги на его молодом лице с кучкой прыщей. Солёная вода забивалась в поры и оставляла неприятное зудящее ощущение во всём теле.       Казалось, этот миг длился вечно. Счастье и горе слились в один поток, превратившийся в горькие слёзы. Илья поспешно протер их рукавом футболки и с ужасом уставился на брата. Внезапное осознание пришло так быстро, что парень почувствовал нещадную боль и, протянув дрожащие руки к потерянному брату, вознёс глаза, полные боли.       Наверное, по его телу пробежал холодок, ибо его глаза вмиг покрылись тонкой корочкой льда, слезы, застывшие у век, заледенели.       — В твоих глазах солёный океан…       Голос, полный тоски, разнёсся из глубин подземелья. Они были похожи на Бога и Адама, простирающего руки из пропасти. Слеза капнула на толстовку Ильи и оставила там влажное пятно. В момент преодолев расстояние, разделяющее его и «Адама», «Бог» подлетел к своему брату и сжал в своих объятьях.       Это объятье не было похоже ни на одно из других их братских объятий. Оно было пропитано любовью, что сметала запах гнили из зловонного подвала. Из глаз Ильи бешено катились слёзы, но сейчас это было не столь важно. В данный момент, казалось, что расцепив руки, они задохнутся. Задохнутся от мира, который не дал им жить счастливой жизнью.       — Ты вернулся… — облегчённо прошептал Илья, с трудом выдавив из себя эти слова из-за сжимающего грудь счастья.       — Почему… почему тут так темно и холодно?.. — непонимающе пролепетал Селиван, однако его тоже колотила мелкая дрожь от полученного тепла брата. — Что это за место?..       Некоторое время длилось молчание, впивающееся острыми клыками в уши.       — Ничего не помнишь? — выдохнул наконец Илья, и ответом ему стала привычная симфония тишины. — Это хорошо…       С души наконец упал бренный камень. Что было бы, если бы Илья действительно ушёл? Оставил бы родного брата умирать… а теперь Селиван… Ваня был в безопасности… в его объятиях, тёплых и приятных… Они никогда не будут больше разлучаться, ибо они — осколки сердца, что были разделены на время злым роком судьбы.       — Я просто пошёл искать еду… а потом мне стало так холодно… и я был тут один… — Селиван сильнее вжался в брата.       — Просто потерял сознание от голода… Я перетащил тебя сюда и сам решил пойти искать еду… но теперь мы будем вместе. Навечно.       Рассудок Ильи вновь начала разрывать ужасная память о сценарии. О том, что было в нём. История о мальчике, который стал оборотнем из-за злого духа леса. Когда же герой заснёт, то навсегда обратится в уродливое чудище без мыслей, жестокое и кровожадное… И ничто его уже не спасёт. И нет лекарства от этой болезни…       Илья наконец вырвался из объятий и посмотрел на лицо брата. Бледное от страха, но с искривившимся подобием улыбки, уголки которой предательски дрожали. Его человеческие глаза больше не напоминали две бездны, наполненные кровью и сумасшествием… это был настоящий Ваня.       — Пошли… я покажу тебе дом, — искренне улыбнулся Илья и помог близнецу подняться. — На самом деле, он не такой уж и страшный…       Никогда ещё братья не были такими счастливыми вместе. Время, казалось, окончательно потерялось в зыбучих песках, превратившись лишь в осколок воспоминаний. Даже ночь не была такой страшной и пугающей, какой представлялась ранее, а лес — довольно интересным и хранящим много загадок.       Близнецы обошли все комнаты дома, забыв про свои страхи. Будто никто не умирал, словно не было монстров и призраков… На кухне, где не было еды из-за голодных крыс, Илья открыл один из ящиков, обнаружив там несколько приборов: ложки, вилки… Парень без промедлений взял холодное оружие в виде ножа и втайне от друга положил себе в карман джинсов. Селиван всё продолжал оставаться тем же смельчаком, храбро залезающим во все тёмные уголки заброшенных зданий, а Илья, как и подобало, стоял в стороне, надеясь, что там не было опасных секретов.       — Я же записал тебя в бойцовский клуб, почему ты всё такой же паинька? — Селиван дружелюбно ткнул локтем в бок брата.       — Потому что… мне ещё жить не надоело! — Илья обиженно отвернулся. — Давай посмотрим лес?       Уходить далеко парни не стали, но и этого им хватило, чтобы насладиться завораживающими пейзажами. Матушка Луна освещала кроны деревьев, одевая их в нежно-голубые платья. Трава резво шелестела под ногами, и братья сняли обувь, чтобы ощутить, как их ступни щекотала приятная зелень. Настороженное уханье совы громким возгласом проносилось над всем лесом, и Селиван, подкравшись к толстому мешку с перьями, сидевшему на ветке, шлёпнул птицу по спине, и та, истерично завопив, улетела прочь. Илья едва сдерживал смех, смотря, как ночная охотница позорно улетала с «поля боя».       — А когда мы сбежим отсюда? — как бы между прочим спросил Селиван, когда он с братом возвращался назад в дом. — Сбежим из проклятого места?       — Мы должны сначала отдохнуть, набраться сил, а затем двинуться в путь, — на миг голос Ильи задрожал. — Идти далеко, сейчас мы не готовы.       Найдя кусты малины, Селиван беззаботно полез в них, не обращая внимание на крапиву, гордо охраняющую ягоды, и потом с победным видом вернулся к брату с полными руками. Насладившись дарами леса, близнецы продолжили своё маленькое путешествие. И вновь Илья смотрел на лучезарную улыбку брата, совсем как тогда, испытав неподдельную эйфорию… Селиван был счастлив. Зачем желать большего?       После ночной прогулки близнецы вернулись в дом. В одной из комнат была двуспальная кровать с одеялом и мягкими подушками. Пусть из-за вечного холода спать под толстым одеялом было невозможно из-за того, что оно насквозь промёрзло, но всё было нипочём, когда рядом был друг, готовый отдать своё тепло. Селиван вцепился в своего брата, чтобы согреться, Илья же спокойно терпел мороз, вцепляющийся острыми зубьями в кожу, чтобы не посметь забрать последнее счастье.       — Скажи… — после долгой паузы прошептал Илья, когда Селиван уже закрыл глаза и впал в лёгкую дрёму. — Ты… был счастлив сегодня?       — Это самая лучшая ночь в моей жизни, — пробубнил брат через клочья сна и сильнее вцепился в майку близнеца.       Несколько минут молчания, превратившиеся в вечность. Сердце Ильи стучало настолько дико и громко, что не было сомнений, что брат его слышал. Но Селиван продолжал посапывать, проваливаясь в океан сна. И вот — душа полностью опустела. Илья знал, что иного выбора не было, что это было самое лучшее решение…       Парень достал нож. С самого начала он прекрасно понимал, что сделает это. Рука больше не дрожала. Всё тело наконец отдалось под контроль мозгу, и Илья поднял оружие вверх.       — Спасибо… за всё… — прошептал Ваня перед тем, как полностью окунуться в сон. — Я уверен, завтра мы выберемся… вместе…       Пусть душа пустовала, но слёзы всё равно катились по щекам. И Илья сделал это. Холодно и верно. Воткнул нож сразу в сердце брата. Не смея даже смотреть на труп и кровь, он проделал то же самое с собой.       Это был истинный конец.       По бесконечному коридору, соединяющему все двери, бесцельно плутала полупрозрачная тень. Она уверенно пролетала помещения, точно зная, куда направляется. То был силуэт старика с заметной сединой и пустыми, как чёрные пуговицы, глазами. А точнее — его призрак, душа, которая никак не могла обрести покой.       Тень остановилась возле двух трупов. Пусть они и лежали в луже собственной крови, и алая жидкость закрывала их красоту, но даже на этой ужасной картине проскальзывала одна деталь, которая просто не могла оставаться незамеченной. Близнецы были счастливы. Они продолжали улыбаться беззаботными улыбками, даже когда полностью предали свой разум забвению. Держась за руки, они вцепились друг в друга, чтобы больше никогда-никогда не разлучаться. Не это ли было чудом?       — Река вновь совершила полный круг, — со злорадной усмешкой засмеялся Алмазов. — Но она вновь впала в саму себя…       — Вань, это уже смешно. Мне действительно становится страшно от твоих выходок.       Один из братьев, пробудившись от кошмара, в ужасе вскочил из постельного мешка и едва ли не набросился на своего близнеца, приняв его за чудовище. Второй же успел увернуться и вразумить брата.       — Я… опять?       — Да. Опять.       — Ну, что там на этот раз? Какие преисподнии и кладбища зовут тебя?       — Это не смешно! И вообще… будь ты на моём месте!..       — Ладно, извиняй, но сейчас ты меня чуть не убил, поэтому мне тоже стало интересно, что тебе там такого весёлого снится, что потом тебя мне долго откачивать.       Бесконечная река, впадающая в саму себя, никогда не закончится. А страница никогда не будет найдена.