Yellow paint and gentle kisses

В нос ударил свежий запах масляных красок, когда Лукас зашел в комнату. За старым мольбертом восседал его любимый, так аккуратно выводящий на белой бумаге очередной шедевр. Чону часто засиживался в этой комнате допоздна, вырисовывая чей-нибудь портрет или завораживающий пейзаж. И Лукас считал, что его парень — самый талантливый и милый человек на всей планете. Одна его улыбка чего стоит. Именно в нее Сюйси влюбился при первой их встрече. Чону ему в тот день просто мило улыбнулся, кланяясь в знак вежливости, но и этого хватило, чтобы у китайца остановилось сердце, после чего оно забилось в несколько раз сильнее. Улыбнувшись собственным мыслям, Юкхэй аккуратно прошел вглубь комнаты, не отвлекая Чону от рисунка. Встав позади него, парень начал наблюдать за четкими мазками, которые делал Ким для воссоздание картины. Вроде бы Чону рисовал пожилого мужчину, играющего на новенькой скрипке в парке, а вокруг него резвились дети с собакой. Очень милый рисунок должен получиться. Лукас положил свои большие ладони на плечи Чону и начал медленно разогревать мышцы, которые были слишком сильно напряжены у юноши. Парень довольно выдохнул, убирая кисточку в сторону. Он любил, когда Лукас приходил к нему в незамысловатую самодельную мастерскую у них дома и делал расслабляющий массаж, от которого у Кима голову кружило не хуже алкоголя, а перед глазами вставала белая приятная пелена. — Сколько я уже тут сижу? — пробормотал Чону, прикрывая глаза. — Где-то пять часов, — ответил Лукас, не прекращая делать массаж. На это заявление, кореец лишь тихо выдохнул «воу», задумываясь, закончить ему сейчас или еще чуть-чуть порисовать. Он редко следил за временем, когда писал картины, ведь был в большей степени поглощен самим процессом ее создания. Поэтому и часы в мастерской не стояли. Они просто были не нужны тут. — Слушай, — позвал Лукас Чону, прерывая массаж. — А можно я тоже что-нибудь нарисую? Ким улыбнулся от слов Юкхэя, уже представляя всю безнадежность этой ситуации. Конечно, китаец был довольно талантливым парнем, но вот рисование ему было не по зубам. Хотя Вон, какое-то время назад, пытался научиться каким-то минимальным основам живописи. Но несмотря на внутренние противоречия, Чону все-таки встал со стула, собираясь уступить свое место Юкхэю, но парень резко посадил его обратно. — Мне не понадобится мольберт, — произнес китаец. — Я хочу что-нибудь нарисовать на тебе. Чону вспыхнул от таких интимных, на его взгляд, слов. И, к его большому удивлению, он был совершенно не против. Ему было наоборот, очень даже интересно, что будет делать Лукас дальше, поэтому, сняв свою серую майку, парень оголил перед китайцем свою спину. А Лукас, тихо сглатывая, с упоением и восхищением начал смотреть на выпирающие лопатки и на проступающие позвонки. Китаец затаил дыхание, впиваясь взглядом в каждую родинку, хотя Вон уже не в первый раз видел спину Чону у них в постели, но тогда ему все время было не до разглядывания, а сейчас он мог насладиться этим замечательным видом. — Ты так и будешь мою спину разглядывать? — смущенно пролепетал Чону, немного сгорбившись. Даже после нескольких лет отношений, Ким так и оставался невинным прекрасным мальчиком, которого Юкхэй встретил когда-то на фестивале. Это слишком потрясающе. И китаец очень рад, что не постеснялся тогда заговорить с таким милым чудом. — Не горбись, пожалуйста. Тебе не идет, — только произнес Юкхэй, беря в левую руку желтую краску. Чону выпрямился и начал ждать каких-нибудь действий от Вона. И от неожиданности вздрогнул, когда холодная краска соприкоснулась с его кожей. Он ощущал тонкие узловатые пальцы и мазки краски, которые так неравномерно ложились на спину парня. Ким, прикрыв глаза, пытался понять, что же рисует на его спине китаец, но получалось это из ряд рук плохо. Юкхэй делал мазки все время в разброс, из-за чего понять было непросто. Сюйси и не старался делать какой-то определенный рисунок, он просто наслаждался расслабленным видом Чону, который от приятных чувств, прикрыл глаза и приоткрыл чуть-чуть тонкие губы. Ему хотелось своими губами прикоснутся к немного темной коже Кима, чтобы оставить пару эфемерных поцелуев. Что в дальнейшем он и сделал, из-за чего Чону коротко выдохнул, неосознанно открывая шею для дальнейших действий. Китаец долго и не ждал, он мелкими поцелуями начал вести от правой лопатки до самого загривка, вдыхая яблочный запах своего возлюбленного. Прекратив покрывать кожу поцелуями, Юкхэй провел носом от загривка до самого уха, прикусывая мочку. — Так и знал, что твоя затея ничем хорошим не закончится, — пробурчал Чону, смущенно поворачиваясь к Юкхэю. — Ты же мне спину всю испачкал, дурень. — Не испачкал, а написал картину, — промурлыкал Лукас, обнимая любимого со спины, пачкая свою любимую белую майку. — Да и почему ты думаешь, что моя затея закончится плохо? Наоборот, очень даже хорошо. Особенно, когда я тебя донесу до ванны, чтобы смыть лишнюю краску. — Ты неисправим, Сюйси, — мило улыбнулся Чону. — За это ты меня и любишь.