* * *
Его надежды, хоть они были и очень малы, всё равно разбиваются в пух и прах, когда он входит в комнату. Женщина сидит за столом, оптимистичная и удивительно бдительная, когда она отвечает на телефонный звонок. Голубые глаза задумчивы, она внимательно слушает человека на том конце, делая заметки. Это, конечно, радостно знать, что хоть кто-то нормально переносит знойную жару, не чувствуя себя в адском пекле. Её взгляд перемещается на него, и он замечает мерцающий блеск в её глазах, за этим коротким и слишком знакомым моментом неопределенности, и вмиг этот блеск исчезает. Через секунду она уже машет ему, слегка улыбаясь. Николас хрипит в ответ, ставя себе установку не смотреть прямо на неё. Однако это бессмысленно. Он её знает. Слишком хорошо. В этом нет никакого смысла. Она на другой стороне комнаты, и хотя его инстинкты практически безупречны, обычно они работают в другой сфере деятельности. Они как будто активизировались, стали более чувствительны. Половицы чуть сместились под его ногами, предупреждая о её приближении. Черт. Он стоял слишком долго. Николас поворачивается, прежде чем она подошла слишком близко. Это работает. Она останавливается всего в нескольких футах (прим.пер. 1 фут = 30,48 сантиметров) от него, явно неуверенная. Он восхищается этим в ней. Она знает, как дать людям пространство. Опять же, может быть, она одна из всех людей понимает, почему это может быть так важно. Она вырывает лист из блокнота и протягивает ему. Николас берет и читает записку. По крайней мере, её почерк лучше, чем её жестовый язык. Другая работа. Это подождет. Задание требует участия двух мужчин Бенрии, а Уорик занят этим вечером. Он кладет сообщение в карман с кивком. Он обсудит это с Уориком завтра. Рука, сжимающая его рукав, застает его врасплох. Вот тебе и личное пространство. Николас вытаращился на неё, когда она подняла его руку, чтобы рассмотреть костяшки пальцев. Морщинка между бровями пролегает, когда она говорит: — Позволь мне промыть и дезинфицировать рану. Он отрывает взгляд от её рта, от этих полных губ, формирующих слова. Дерьмо. Ей становится слишком комфортно с ним, если она может прикоснуться к нему без каких-либо колебаний и опасений. Он не хочет этого. Он совсем этого не хочет. Хуже того, её прикосновения приятны. По мере того, как тепло необъяснимо сильно клокочет по его телу, Николас выдергивает руку и быстро поворачивается на пятках. «Сумеречный» чувствует, как она следует за ним по лестнице. Она стоит слишком близко. Что за херня? Что случилось с его личным пространством, которое она когда-то так уважала? Но он не может оглянуться назад, чтобы предостеречь её. Он не осмеливается этого сделать. Сомнения снова роятся в его голове. Это чувство знакомо. Слишком знакомо. Нет. Николас сжимает кулаки и чувствует, как рвется запекшаяся корочка крови. Этого не может быть. Но он все равно должен пойти к Тео. Просто так, на всякий случай.* * *
Тео бросает на него взгляд и качает головой. Не отрывая глаз от Николаса, он говорит что-то через плечо Нине. Недоумение портит её детское лицо, её глаза мечутся между двумя мужчинами. Николас не может сказать, что винит её. Он не понимает, почему доктор отсылает её. У Тео никогда не было причин беспокоиться о безопасности Нины в его присутствии, и она определенно видела его в худшем состоянии. Она помогла собирать его по кусочкам. Она не сразу подчиняется, её руки двигаются, показывая лаконичные и аккуратные знаки: — Ты в порядке? Николас наклоняет подбородок. Нина хмурится и указывает на его левую руку. Нетерпение закипает в докторе из-за того, что она затягивает с исполнением его задания, Тео вмешивается и выталкивает её из клиники, прежде чем он смог ответить. Ник наблюдает, как девочка идет по улице, недоумевая, куда её послал доктор. Интересно, безопасно ли это? Непредсказуемые вещи могут произойти в летний период в Эргастулуме. Тео затягивает его внутрь. Он передвигается по клинике, попутно собирая алкоголь и бинты. Его движения размашистые и резкие. Почему он такой раздражительный? В конце концов, Тео разворачивается к нему, его выражение лица каменное. — Как всегда вовремя. Ты пришел тогда, когда я отдал последний транквилизатор. Так вот почему он так зол? Николас жестикулирует. — Мне не нужна доза. — Не эти таблетки. Николас безучастно смотрит в никуда. Тео стиснул зубы. — Как давно ты принял последнюю? — Бросив аптечку, он закуривает сигарету. — Замечательно. Просто заебись как. Как раз то, что нам сейчас и нужно. Ник качает головой. Он привык к резким комментариям Тео, но он действительно понятия не имеет, о чем он. Вернее, он не готов признать то, на что намекает доктор. Этого просто не может быть. Не может. Глаза Тео сузились. — Ты до сих пор не понял? Серьёзно? — Он жестом указывает следовать за ним. Доктор подводит «Меченого» к зеркалу, и совершенно другой человек смотрит на него в отражении. Зрачки расширены. Щеки покраснели. Губы потрескались и высохли. Черт, как давно он так херово выглядит? С тех пор, как разобрался с мудаками, докучавшими Бабуле Джоэл? Или даже раньше? Неудивительно, что Нина спросила его, в порядке ли он. Тео пускает дым ему в лицо. — Готов перестать прикидываться дураком? — Он трет переносицу в том месте, где обычно он носит очки. — Ты не можешь обмануть меня. Твои мысли обычно ускоряются в такой ситуации. Ты быстро дышишь. — Тео без предупреждения прижимает два пальца к шее Ника. — Пульс тоже учащен. Шершавые пальцы Тео на его коже посылают еще одну волну тепла через его тело, неожиданную и нежелательную. На секунду Браун встревожен реакцией своего тела. Это не всплеск адреналина, который приходит с обещанием драки. Это ленивее. Тяжелее… Блять. Горячка. Ебаная горячка. Когда Ник резко отскочил, Тео мрачно улыбнулся. — Вспомнил, да? — Врач затягивается сигаретой. Бенрия старается не смотреть на губы, сомкнутые вокруг фильтра, или на впадины щек. Он никогда не думал о Тео в таком русле, и он не собирается начинать сейчас, несмотря на его состояние. — Ты уже девятый «Сумеречный» за сегодня. Вчера было пятеро. Кто знает, сколько завтра? Если эта тенденция продолжится в таком темпе, скоро мы устроим оргию по всему городу. Николас вспоминает драку перед магазином Бабули Джоэл. Слишком много агрессии. Слишком много энергии. Все знамения были там, и он их пропустил. Или проигнорировал их. — Должно быть, это адская жара. Делает Нормальных беспокойными. А «Сумеречные», такие как ты, перевозбуждаются, похоть прям льется через край. Он рычит на доктора. Тео поправляет очки средним пальцем. — Не начинай. Я не ожидал такого, поэтому и не приготовил достаточное количество медикаментов. Иди в гильдию Паулкли. Джина возможно… Мысль о том, чтобы просить помощи у этой женщины, заставляет Ника еще больше обнажать зубы. — Или нет. — Тео закатывает глаза. — А жиголо поблизости? Разве он не помогал тебе с этой проблемой в прошлом? Не по своей воле и не потому, что хотел. Это был просто ещё один пункт, чтобы добавить к списку прискорбных вещей, связывающих их вместе. Большинство, к собственному разочарованию, из них «Меченый» помнит и ведет учет. И вот этот инцидент он предпочел бы похоронить и забыть навсегда. Фактически, Уорику не надо было беспокоиться об этой проблеме, когда Вероника жила с ними. И после этого не было никакой необходимости. Николас никогда не сталкивался с этой проблемой так, как другие «Сумеречные». Учитывая все обстоятельства, редкое отсутствие перерывов между драками — просто благодать в его случае. Это тоже имеет свою цену. — Уорик получил заказ сегодня днем, — показал Браун. — Тот, который он будет исполнять до самого утра, — проницательно отметил Тео. — Всё становится только краше. — Он потирает лоб. — Если ты не хочешь принимать помощь от Джины, тогда единственное предложение, которое у меня есть, — это забиться в офис и страдать, как ты любишь по-мазохистки. Николя прищуривает глаза. В офисе? Нет. Там эта женщина. Тео наклоняет голову, наблюдая за его реакцией. — Ты не хочешь возвращаться. Почему? Ник отворачивается от собственного отражения. Однако это не спасает его от Тео. Он наблюдает, как губы другого мужчины шевелятся. — Ты боишься этой женщины, не так ли? Эта проститутка живет с вами. Ник до скрипа стиснул зубы. Раздражает, что все до сих пор называют её проституткой. Она больше не принимает клиентов, ну может изредка. И даже эти промахи становятся все реже и реже, по мере того как галлюцинации и остаточные эффекты дряни Барни уходят из её организма. Он жестикулирует, рука дерганая и жесткая. — Я не боюсь её. — Она ничего не может с ним сделать. Она даже не умеет драться. — Ладно, — отвечает Тео. — Ты боишься за неё. То что ты можешь с ней сделать. Как благородно. — Он кивает Николасу головой. — Почему бы тебе не объяснить ей это? Она должна узнать о «Сумеречных», как можно больше, она живет здесь, среди вас. Ник не собирается ничего объяснять этой женщине. В этом нет необходимости. Нет причин, чтобы она знала. Ни одной.* * *
План игнорировать эту женщину работает уже целых два дня. Сорок восемь часов чистого беспокойства с её стороны. Сорок восемь часов дикого раздражения с его. Большая часть этого бешенства даже не её вина. Это его. Проблема в том, что он больше не может остыть. Он в постоянном состоянии потения, как будто у него низкосортная лихорадка, и это выводит его из себя. Забавно, он притворяется, что этой женщины не существует, он зателипал Уорика больше, чем она его. Почему его партнер так отчаянно хочет, чтобы она ему понравилась? Он единственный, кто хочет её до синих яиц. Кому какая разница, нравится она Николасу или нет? Какая нахуй разница? Однажды он и Уорик уже барахтались в этом болоте. Эта песня уже спета. И что из этого вышло. Ник не хочет проходить это снова, это как сознательно пойти и прыгнуть в бездну. — Да что с тобой такое? — Уорик спрашивает его несколько раз. Ник каждый раз отмахивается от него. Уорик недоволен отсутствием ответов, но когда он вообще был доволен? «Меченый» задается вопросом, когда он выяснит, что происходит. Интересно, что он сделает, когда догадается. Попросит эту женщину уйти? Или спросит его? Что еще хуже, становится все труднее игнорировать эту женщину. Как будто она повсюду, хотя она не делает ничего нового. Она принимает сообщения. Готовит им ужин. Бегала в клинику один раз, потому что Николас не хочет видеть Тео и разбиратся с его «Я же тебе говорил». Так почему его глаза устремлены на неё? Они отслеживают, как её волосы спадают с плеч. Они задерживаются на изгибе позвоночника, когда она смотрит в окно на небо. Они сосредоточенно наблюдают, как её пальцы наматывают провод от телефона. Почему он так зациклен на ней? Она даже не в его вкусе. Её тело — это мягкие изгибы, никаких угловатостей, которые он предпочитает. Но вот вкусам Уорика она соответствует целиком и полностью. Это, должно быть, её руки — те нежные руки с теми длинными, изящными пальцами, которые слегка сжимали рукав его рубашки. На третий день, во время ужина, Ник узнает, что значит неловкая тишина, наполняющая комнату. Он привлекает внимание. Дрянь. Его разум снова дрейфовал. Затем он понимает, что смотрел на руки этой женщины. Одна держит вилку. Другая заправляет волосы за ухо. Срань. Он определенно зациклен. Уорик пристально смотрит на него. В его глазах плещется беспокойство, но оно омрачено настороженностью. Тень задумчивости ложится на его лицо. Он наконец-то собрал все кусочки воедино? Вспышка стыда пробегает в сознании Ника. Несмотря на то, что это к лучшему, он не хочет, чтобы его партнер догадался. Он слишком хорошо знает Уорика. Компаньон с самого детства, будет чувствовать, что это его ответственность, чтобы помочь ему, ведь кто ещё будет? Но у него мурашки по коже и кровь стынет от мысли, что Уорик коснется его. Его взгляд снова возвращается на женщину. Она застыла как истукан, вилка поднесена ко рту, её губы касаются завитушек лапши. Глаза огромные как блюдца, полны удивления, но в тоже время в них читается осознание. Николя мрачно поджал челюсть. В отличие от его напарника, ей не нужно ничего собирать воедино. Она уже всё поняла.* * *
На следующий день она появляется рядом с ним, когда он делает свою дневную тренировку. Николас останавливается и смотрит на неё. — Тебе нужно отдохнуть, — говорит она, преисполненная решимостью. Она даже не пыталась жестикулировать. С другой стороны, она и не может этого делать. Она держит в руках потрепанную тетрадь, которую он уже очень давно не видел. Эта та записная книжка, в которую Уорик записывает информацию о «Сумеречных». Дерьмо. Она не только догадалась, так ещё и провела свои собственные изыскания. Ник даже не понял, что она знала о блокноте. Он видел её только с руководством по языку жестов. Когда он ей ничего не отвечает, Алекс открывает последнюю страницу тетради. Она указывает на записи, нацарапанные грязными каракулями Уорика. Там нет ни вырезанных фотографий или обрезанных статей. Всё написано от руки. Она указывает пальцем на слова и произносит их. «Меченый» не смотрит ни на книгу, ни на её губы. Он уже знает, что там. Неутомимый. Агрессивный. Дикий голод и жажда. Ник спрыгивает с перекладины и пытается обойти её. Она перекрывает ему путь. — Это уже третий раз за сегодня, когда ты тренируешься, — продолжает она. — Это слишком много, даже для тебя. Он жестикулирует. — Последние пару дней у нас не было работы. Одно задание, которое она получила по телефону было так себе, его исполнение не заняло даже часа. Он даже не вспотел. Затем эта женщина говорит слова, которые, как он надеялся, она никогда не скажет: — Ты в горячке. Его лицо «темнеет». Почему она говорит с ним об этом, а не Уорик, он никогда этого не узнает. Он ожидал разноса от своего напарника, а не от их секретаря. Горло сжалось, Ник движется слишком быстро для нее, она не сможет блокировать или помешать. Воды. Ему нужна вода. Прямо сейчас. Пока он рылся в холодильнике в поисках «Perrier», она прикоснулась к его плечу. Его мышцы натянулись. Он почти чувствует, как она задерживает дыхание, ожидая, не отмахнется ли он от неё. Он хочет. Ох, как он хочет. Но он этого не делает. Его тело ему не позволяет. Хуево. Он принял неправильное решение. Он должен был сказать Уорику. Позволить своему партнеру помочь ему, как предлагал Тео. Они оба ненавидят это, но хотя бы он пережил горячку. Николас бы не столкнулся с такой «охуенной» ситуацией сейчас. Её ногти впиваются в его плечо. Ник разворачивается и хватает её за запястье. Дробит кости её руки. — Не трогай меня, — говорит он громко хриплым голосом, напрягая горло на каждом слоге. Она вздрагивает то ли от его слов, то ли от его хватки, он не знает. Но она не отступает. Вместо этого она хватает его свободной рукой и медленно выдыхает. Он видит это в подъеме её плеч, медленном падении. И то как её лицо приобретает черты совершенного спокойствия. Ник напрягается. Она не может быть серьезной. Кончик её языка проходит по губам и смачивает их. Браун немного ненавидит себя за то, что следит за её движениями. — Я… — начинает она. — Я могу помочь.? Он даже не уверен, что это вопрос. Он догадывается что она предлагает, судя по легкой дрожи в её руках. Она понимает, что говорит? Она еще даже не трахнулась с Уориком, несмотря на все его попытки затащить её в постель. Зачем она предлагает ему? «Меченый» качает головой и быстро убирает руку. Даже когда она пытается прикоснуться к нему снова, он продолжает отступать. Он не может. Он не будет. Только не снова. Ник крадется в ванную, снимая по дороге рубашку. Он горячий, он потный, и то, как рубашка цепляется за спину, раздражает как ад. Слишком дерьмово, и это гребанное возбуждение не проходит. Не тогда, когда липкий воздух сковывает его легкие, перекрывая доступ кислорода. Не тогда, когда вода, которую он брызгает на лицо, не охлаждает его. Он скрипит зубами. Может, ему стоит вернуться к холодильнику и засунуть туда голову. И в довершение всего этого эта женщина следует за ним в ванную, её присутствие раздражает его чувства, как пара дешевых штанов, натирающих яйца. Она как заноза в заднице. Эта женщина никогда не знает, когда надо остановиться. Николас поднимает голову и встречается с её взглядом в зеркале. Он ожидает, что она вздрогнет и отвернется. Но она не поддается. Вместо этого она кладет обе руки ему на плечи. Мышцы натянулись от её прикосновений, он резко выдыхает, склонив голову. Проклятие. Он разворачивается и быстро меняет позиции, теперь она прижата к раковине. Поставив руки по обе стороны от неё, он просто лишает её какого-либо пространства. Он давит. Ладушки. Давай поиграем в эту игру. И она убежит. Они всегда убегают. Она — неподвижна, как статуя. По крайней мере — тело. А вот взгляд судорожно блуждает по его телу. Его напряженному лицу. Его израненному телу. Ни разу она не показала и маленького намека на страх. Когда это произошло? Когда она перестала его бояться? В этом нет ничего хорошего. Тогда ладно. Он хватает её за руку и направляет к паху. На его твердый член. Он ожидает, что она отшатнется от него. Её мужество дрогнет, столкнувшись лицом к лицу с реальностью. Она знает что с ним не так, но одно дело в теории понимать, а другое перейти на практику. Но вместо того, чтобы реагировать, как он ожидал, она делает еще один вдох и кивает, больше себе, чем ему. — Хорошо, — говорит она, а потом жестикулирует свободной рукой. — Окей, мы можем это сделать. Его переполняет смятение. Что? Он отпускает её руку. Она не двигается. Не убегает от него. Без колебаний её руки потянулись к нему, чтобы обнять. Вот же срань. Шок от этого необычного действия заставляет его осознать, насколько он горяч. Насколько сильно болит его тело. Насколько сильно он хочет облегчения. Хуже того, он чувствует её запах. Свежий аромат, который в принципе не может быть в этой духоте. Такая погода просто омерзительна: все липкие, потные, склизкие и это малая часть из всех возможных вариантов. Тот факт, что он может почувствовать только легкий мускусный аромат от неё, если он глубоко вдыхает, действительно странно. Хотя самая большая странность состоит в том, что он принюхивается к ней. И она позволяет это ему. Он склоняется к ней на один мучительный момент, прежде чем осознать свою ошибку. Отстраняясь, Ник пытается уйти. Но эта женщина не даёт ему этого сделать. Она давит на выпуклость в штанах, наседая всем весом, и толкает его, пока его спина не ударяется о стену напротив раковины. Николасу хочется смеяться. Это преимущество бывшей проститутки? Он не может поверить, что его эрекция её даже не беспокоит. В тот момент, когда он думает об этом, небольшая дрожь проходит по её телу, заставляя его отложить свои философствования. Нет. Нет, это неправильно. Николас изучает выражение её лица. Она кусает нижнюю губу, в этих ярко-синих глаз плещется неуверенность. Забавное она выбрала время быть неуверенной, когда она щупает его член вот так. Она поднимает другую руку. Её пальцы касаются его лба. Это едва можно назвать прикосновением. Больше похоже на легкое касание крыльев бабочки. Ему становится еще труднее дышать. Он держится неподвижно, не смея ни капельки ослабить контроль. Он не осмелится сделать это. Ему нужно оттолкнуть её руки, оттолкнуть её, просто уйти от неё. Прежде… — Ты горишь, — говорит она, её мягкие губы формируют слова с мучительной точностью. Её пальцы откидывают мокрую прядь волос, прилипшую к его лицу. Проклятие. Николас бросается вперед. Она пошатывается под его весом, но не сдается, поднимая руки, чтобы обнять его за ребра. Они снова натыкаются на раковину. Он чувствует, как её грудь прижимается к его груди, когда она задыхается при ударе. — Не…двигайся… — хрипит он, каждое слово болезненно вырывается из его тугого горла. — Я…ничего…не буду…делать… — Ник прижимается носом к её шее и глубоко вдыхает. Этот чистый аромат омывает его, и он чувствует себя на краю пропасти. Артерия на её горле дико пульсирует, это единственный признак, который выдает её нервозность. Оттолкни меня, он призывает её молча, даже когда он трется об нее лицом. Оттолкни меня сейчас же. Для нее так будет безопаснее. И для него. Но эта женщина этого не делает. Эта доброта однажды станет её смертью. Алекс поворачивает голову. Её тело слегка смещается, её рука гладит его спину, начиная с места на шее, где начинается позвоночник, вдоль линии позвонков доходя до его задницы. Несмотря на то что на лице Николаса ходили желваки, её движения были уверенными и спокойными. Он стонет. Это не может быть приемом проститутки. В какой-то момент она останавливается. Недолго думая, Николас пытается заставить её продолжать, его глупое Сумеречное тело действует само по себе. Он прогибает спину под её руки, но она не понимает намека или просто игнорирует его. Через секунду он понимает, что она немного отошла и смотрит вниз. Он следует за её взглядом, ему просто хочется взвыть. Его член пульсирует, как у гребанного кобеля при течке. Она касается его лица, привлекая его внимание. — Все в порядке. Черт возьми, это нет так. Совсем не так. Не в силах вынести этой доброты, он зарывается лицом в её ладони. Запах здесь другой — смесь её свежего запаха и его более тяжелого мускуса. Не задумываясь, он берет её большой палец в рот. Один за другим он сжимает её пальцы между губ, зубы слегка царапают кожу. Предупреждение. Угроза. И, возможно, обещание. Николас понимает, что он делает, только когда он проходит языком между её большим и указательным пальцем, но ущерб уже нанесен. Шок заставляет её тело костенеть, она стоит, как деревянная кукла. Так он наконец-то нашел что-то, что напугало её. Николас отпустил её руку и осторожно отступил назад, давая ей более чем достаточно места, чтобы скрыться. Когда она не двигается, он жестикулирует: — Тебе нужно уйти. Губы её изогнулись в маленькой беспомощной улыбке. — Тебе нужна помощь. Не отрывая взгляда, он качает головой. Она не знает, что значит помочь ему в этом деле. Она не понимает, что это значит для них обоих. Она не может. Если бы понимала, она бы давно уже убежала бы от него, она должна была, когда почувствовала какой он твердый. — Пожалуйста. — Она скользит рукой по его руке, сплетая их пальцы вместе. Сквозь него пробегает дрожь. Её пальцы все еще мокрые от его языка. «Меченый» не знает, какую реакцию она видит на его лице. Черт, он сам не знает, что чувствует сейчас. Как чья-то кожа может быть такой холодной и горячей одновременно? В этом нет никакого смысла. Что бы она ни увидела, это удовлетворяет её. Выражение её лица смягчается, а в глазах появляется решительность. Плохие новости: у Николаса была всего секунда, чтобы подумать, прежде чем она потянула его за руку и вывела из ванной. Он следует за ней, не в силах остановить себя и не в состоянии вырвать свою руку. Алекс ведет его к креслу, где лежит его катана и одиноко висит на подлокотнике забытое полотенце. Она медленно идет ровными шагами, что хорошо, потому что он едва держится, и её спокойствие держит эту его часть в узде. Когда эта женщина отпускает его руку, он чувствует себя опустошенным и брошенным на произвол судьбы. Ему это не нравится. «Сумеречные» не могут выжить, когда у них нет цели, цели, на которой можно сосредоточиться. Брошенные на произвол судьбы, они отвлекаются на…другие… вещи.… Полотенце приземлилось ему на голову, и он черт возьми содрогнулся. Николас чувствует, как его губы растягиваются в диком оскале. Он должен быть в очень плохом состоянии, если он потерял бдительность и упустил последовательность её движений. Эта женщина медленно вытирает стекающую влагу на его лице. Он вздрагивает. Она замирает. Она в этом не виновата. Она почти не давит, у неё такие нежные руки. Слишком нежные, но его кожа такая чувствительная, а текстура этого сраного полотенца просто невыносима. Он поднимает голову, достаточно для того чтобы поймать движения её губ. — Прости, мне жаль. Жаль. Ему тоже, черт возьми, жаль. Николас медленно выдыхает. Он намеренно чуть-чуть отодвигается, давая ей достаточно времени, чтобы отступить, если она захочет. Снова она не двигается. Со вздохом он опускает голову ей на плечо. Её запах обволакивает его. Дышать по-прежнему сложно, но давление в груди немного слабеет. Может, он справится с этим. Через мгновение эта женщина бросает полотенце и обнимает его плечи руками. Николас просто закрывает глаза, стараясь ни о чем не думать. Это тяжело. Кажется, его тело намерено занять всё его внимание, но он привык всю жизнь бороться с этим, отрицать это. Этот раз ничем не отличается. Он что-то чувствует. Женщина… она… вибрирует? Николас судорожно всасывает воздух, когда понимает, что это такое. Практические неуловимые движения её плеч. То, как её грудь вздымается и опускается, прижатая к нему, прежде чем немного отступить с каждым преднамеренным выдохом. Она поет. «Сумеречный» никогда не задумывался, как звучит её голос. На самом деле, нет. Он знает, что это должно быть прекрасно, ведь люди оборачиваются на него. Но иногда ему любопытно. Иногда ему хочется знать, какой этот голос, который может вызвать это глупое выражение лица у Уорика. Николас кладет руку ей на грудину, под изгиб её груди. Другую он использует, чтобы коснуться её горла. На секунду, она останавливается, заикается, и вибрация под пальцами замирает. Но Ник не двигается, и через мгновение, Алекс снова начинает петь. Что бы она ни пела, это медленная мелодия. Песня, которая требует глубокие вдохи и повышение нот, идущее в бесконечность. Это не так уж плохо, считает он. Да, так он может выдержать горячку. Затем женщина снова двигается. Она прижимает губы к его уху. Она все еще продолжает петь. Он может сказать это по вибрации её горла под его пальцами, по тому, как расширяется её диафрагма под его рукой. Теперь он может чувствовать, как её губы формируют слова, слегка прикасаясь к его уху. Теперь он может чувствовать, как её дыхание танцует на его коже. Николас отталкивает её. Женщина перестает петь и смотрит на него. Он опускается в кресло и закрывает лицо руками. Минуты медленно тянутся. В конце концов, её босые ноги появляются в поле его зрения. Почему она еще не ушла? Почему она так отчаянно настаивает на том, чтобы мучить их обоих? Она падает на колени, садясь между его ног, раздвигая их. Ник дышит полной грудью. Нет никакой ошибки или недопонимания её действий. Но она не может быть серьёзно на это настроена. Её ногти впиваются в его бедра, и она смотрит на него. — Позволь мне помочь тебе, — говорит она снова. Его руки бессильно падают, а глаза встречаются с её пристальным взглядом. Забудь о своей смерти. Эта женщина станет его смертью. — Пожалуйста. Когда он не отвечает, она тянется к поясу его тренировочных штанов и тянет их вниз. Совсем немного. Он хватает её за руку, в результате чего резинка брюк бьёт по коже. Шок от этого прочищает его мозг. Жаль, конечно, что его тело хочет, чтобы она снова начала стягивать с него треники. — Ты…не можешь… — рычит он каждый слог. — Почему? — она спрашивает. Николас тщательно заглядывает в её глаза. Но не находит признаков от эффекта дури. Нет даже крупицы страха или тревоги. Она полностью уверена в том, что делает, и это выводит его из равновесия. Почему она это делает? Она ничего им не должна. Её ответы на звонки и так достаточная плата. Этого предостаточно. Все ещё встречаясь с его взглядом, её рука движется под его. Он мог помешать ей. Она недостаточно сильна, чтобы остановить его. Но он не реагирует, когда она снимает штаны, освобождая его член. Он не реагирует, когда она обхватывает его пальцами. Он не реагирует, когда она проводит рукой сверху вниз. Николас сжимает зубы до скрипа, прогибая спину. Он не должен был ждать так долго. Он чувствует себя слишком хорошо, и это просто её пальцы. — Я остановлюсь, — жестикулирует она другой рукой. — Я остановлюсь, если это будет слишком. Проблема не в этом. Ещё немного и он не захочет её останавливать… Она сосредоточилась. То, как она держится, как солдат, идущий на поле боя. Она говорила не о нем. Николас всё ещё сомневается, хотя знает, что он сейчас тупит. Она стоит на коленях между его ног, занимаясь ручной стимуляцией его члена. Они уже давно переступили границу стеснения и уже нечего скрывать. Осторожно, как будто он прикасается к чему-то совершенному и хрупкому, он стряхивает челку с её лица. Этот жест пугает её. Она подпрыгивает под его руками, голубые глаза расширяются. — Ты…не должна….этого….делать… — говорит он ей. — А что, если я хочу этого? — она отвечает. Они смотрят друг на друга в течение долгих минут. Он проигрывает этот бой. Он не сможет победить её. Ладно. Он позволит ей сделать всё по-своему. Посмотрим, как далеко она готова зайти. В тот момент, когда он принимает ситуацию, его мышцы расслабляются, напряженность, отпускает его тело. Она не уходит полностью. Конечно, нет. Но он не чувствует того давящего ощущения, что он всё разнесет ко всем чертям, контроль раствориться в хаосе и поглотит и его и потянет её за собой. Он откидывается назад и закрывает глаза, предвкушая тяжесть низко в животе. Николас не уверен, чего он ожидал. Что-то быстрое и эффективное, возможно. Она работала не так, как Уорик. Задворки тоже не давали времени на затягивание процесса. Хотя с чего бы ей сейчас хотеть этой поспешности? Мужчины, с которыми он её видел, были из тех, от которых хотелось избавиться как можно быстрее. Она не торопится. Она не обезличена. Она не трогает его так, как проститутка трогает член клиента. Она гладит его, пока его рука все ещё лежит на ней. Её другая рука перебирает его яйца, она движется дальше между его ног, её плечи прижимаются к его внутренней части бедер. Он открывает глаза. Подождите-ка минутку. Её губы прижимаются в поцелуе к основанию, прежде чем она проводит дорожку языком к головке. Николас задыхается. Его рука надавливает на её голову. Её хвост растрепался из-за него. Она смотрит на него через вуаль своих пушистых ресниц, не отрывая глаз, она обхватывает его губами. Дюйм за дюймом она опускает голову, вбирает его, ни на секунду не отводят от него взгляда. Он не может отвести взгляд. Он не может этого вынести, но должен. Это уже слишком. Горячее скольжение её рта — это просто сладкая пытка. Он делает всё возможное, чтобы не начать подмахивать бедрами, чтобы войти ещё больше в её узкое горло. Как только он думает, что его контроль вот-вот рухнет, она отстраняется, проведя губами по головке, прежде чем снова взять его в рот полностью. Николас не знает, то ли он должен испытывать облегчение от перерыва, то ли оплакивать потерю или попросить её продолжать делать это. Она проводит пальцем по его стволу, прежде чем улыбнуться ему. — Видишь? Я в порядке. Затем она проглатывает его до самого основания. Слишком быстро. Слишком. Его горячий и жесткий член врывается в её ротик, прежде чем он даже сам понимает, что он висит на самом краю пропасти. Она тоже этого не ожидала. Кашляя, она отстраняется, и брызги летят ей на грудь. Когда он перестает задыхаться, он смотрит вниз, на неё, сидящую на заднице. Её ошеломленное выражение лица заставляет его фыркнуть. Это то, что удивляет её? Однако его хорошее настроение исчезает через мгновение. Белые капли струятся по её щекам. Черт, он испачкал ей лицо. Все ещё тяжело дыша, он вытер пятно большим пальцем. Она прикусывает губу и прикрывает рот. Затяжная эйфория от передышки от его настойчивого, пульсирующего возбуждения исчезает. Затяжная эйфория от долгожданной разрядки быстро спадает, возвращая настойчивое, пульсирующее возбуждение. Вот реакция, которую он ждал. То, что он пытался ей объяснить. Это то, чего в конечном счете хотел Николас, поэтому он не понимает приступов собственного разочарования. Хотя эта женщина не плачет, не убегает и не показывает любую другую реакцию, уместную в этом случае. Ту реакцию, которую можно ожидать от «нормального», который имеет дело с «Сумеречным» во время горячки. Алекс сворачивается калачиком, плечи трясутся, когда она качается взад и вперед. Тревога заполняет его, но тут он замечает странный блеск в её глазах. Она переводит свой взгляд в тот самый момент, когда их глаза встречаются, и это всё, что нужно, чтобы прорвать плотину. Она смеется, веселье заполняет её лицо, эта женщина просто лучиться теплом. Он не может не присоединиться к ней, хотя он знает, что разделять такие эмоции более опасно чем-то, что только что произошло между ними. Через мгновение она останавливается и вытирает слезы со щек. Холодящий ужас и оцепенение переполняет его. Неужели это было так смешно? Женщина расслабляется, опираясь спиной на его ноги, ловким движением она использует полотенце, чтобы тщательно вытереть высыхающую сперму с его кожи. — Извини, я не была готова к этому, — говорит она. Не только она. К сожалению, их короткий миг умиротворения рушится. Его тело, его член не позволяют продлить этот момент. Алекс легко пробегает пальцами по его эрекции. — Ты всё ещё твёрдый. Николас качает головой. Потребуется не один оргазм, чтобы избавиться от горячки. Гораздо больше, чем один. Она кусает губу до крови и кивает, наверное, больше себе чем ему. Нику кажется, что она говорит: «Хорошо», и в следующую секунду она уже залазит ему на колени. Он пытается вжаться спиной в кресло, по максимуму, насколько это возможно. Лишь бы появилось больше пространство между ними, и это полный абсурд, она медленно садится на него, её изящные, мягкие изгибы заполняют пустоту между ними и, может быть, просто, на секунду, может быть, он начинает понимать, почему Уорику она так сильно нравиться. Её мягкость так сильно отличается от его угловатости. Николас проклинает себя на чем свет стоит. Раньше он ошибался, но он же никогда бы не посмел думать, что она зайдет так далеко. Они должны остановиться. Он может «сломать» её. Прежде чем он сделал какие-либо движение, эта женщина начинает расстегивать платье. «Меченый» старается не смотреть, но его глаза не могут оторваться от её проворных пальцев, как сантиметр за сантиметром обнажается её кожа. Когда эта женщина практически полностью нагая, она берет его руку, ту, на которой запеклась его кровь, и кладет себе на грудь. Николас застывает от соприкосновения. Она качает головой в ответ на его реакцию. — Не делай этого, — говорит она. — Я не возражаю. Я хочу, чтобы ты сделал это. Браун задумывается о том, что Уорик иногда щупает её грудь или щипает её за задницу. И каждый раз она отплачивает ему смачной пощечиной или даже укусом. Тогда почему она позволяет ему трогать её вот так? Когда он не двигается, она направляет его руку на лифчик. Его пальцы цепляются за замысловатое черное кружево, случайно дергая ткань вниз. Она дрожит, и её губы чуть приоткрываются. Её дыхание опаляет его лицо, и он понимает, что она дышит немного тяжелее обычного. И он тоже. Уже давно… Когда эта женщина настойчиво подталкивает себя в его руки, Ник в конце-концов сдается и дергает одну из чашек лифчика. Её мягкий и упругий холмик выпадает прямо ему в ладонь. Улыбка расцветает на её лице. — Мне нравятся твои руки, — говорит она. — Они большие и теплые. Эти слова не имеют для него никакого смысла. Ей нравятся его руки? Он никогда не замечал, что она смотрит, но он сам залипал на её руках, тогда как же он мог заметить, верно? Эти параллели заставляют уголки его губ чуть приподняться. Совсем чуть-чуть. Она наклоняется вперед, пока их носы не соприкасаются. — Ты улыбаешься. Ник качает головой, отрицая это, и обнимает ее за талию, притягивая её ближе к себе. — Так и есть. Он снова качает головой. — Лжец. — В следующее мгновение она полностью сокращает расстояние между ними и целует его. Нежный поцелуй. Легкий. Застенчивый. Мягкое давление губ, дыхание в унисон и, возможно, совсем чуть-чуть сцепление зубами. Николас останавливается. Она что, укусила его за нижнюю губу? «Меченый» слегка отстраняется. Её платье закаталось на талии, верхняя половина сползла к запястьям, юбка задралась и собралась на её бедрах. Ник подцепляет пальцами переднюю застежку бюстгальтера, и быстро расстегивает со щелчком. Он зарывается лицом между её обнажённой грудью. Её аромат здесь более яркий, смешивается с чем-то, что заставляет его живот скручиваться, а член болезненно пульсировать. Николас улыбается, прижавшись к её коже. Похоже, она изо всех сил пытается дышать. Сдавшись, Ник обхватывает губами сосок. Если она не остановит его, он сам уже не сможет остановиться. Он так устал сражаться. Его язык исследует её, пробует на вкус. Он размышляет, почему она не отстранилась, когда он сосал её пальцы, о том, как она укусила его за губу, о том, почему не ушла, когда он укусил её за грудь. Недостаточно сильно, чтобы прокусить, но достаточно, чтобы оставить метку. Её спина выгибается, и она царапает его плечи ногтями, но она опять не отстраняется. Блять. Он зализывает укусы, прежде чем перейти к другой груди. После того, как он ставит такую же метку, она тянет его за волосы, как бы прося поднять голову. Их губы сминают друг друга, первый был робкий, этот нет, совсем другой. Её губы на его, её язык скользит вдоль его. И где-то в середине этого Николас понимает, что её рука снова накрывает его член. Он выдыхает ей прямо в губы. — Да, — рычит он. Она отстраняется и держит его лицо в ладонях, внимательно смотря ему в глаза. Она наконец-то идёт на попятную? Когда она открывает рот, чтобы что-то сказать, он морально готовит себя к её ответу. Всё нормально, думает он, давя протесты своего тела на не очень радужные перспективы одиночества. Он может пройти через это. Он проходил через худшее. — Презервативы, — говорит Алекс. Николас вытаращил глаза на неё, на мгновение упуская, что она сказала. Когда до него доходит, он удивленно поднимает бровь. — Презервативы, — повторяет она. Значит, они не останавливаются. Он улыбается откровенно, скалясь. Даже осознавая, что это мерзкая улыбка, та, что мелькает в середине интересного боя, но её это не пугает. Нисколько. Она даже наклоняется ближе. Одной рукой он крепко держит её, спасая от падения, а второй шариться под креслом. Требуется несколько попыток, но он всё-таки находит фольгированную ленту. Выпрямившись, он бросает презервативы ей на колени. — Серьезно? — спрашивает Алекс. Ник пожимает плечами. Это не занимает много времени. Одним быстрым и ловким движением она разрывает упаковку. Он помогает ей натягивать его, при этом их пальцы цепляются друг за друга, сплетаясь вместе, Ника аж потряхивает от нетерпения и пытки от горячки и её тепла. Её полное раздевание занимает намного больше времени. Было бы легче, если бы она не сидела у него на коленях, но она, похоже, не собирается вставать, а он не намерен её заставлять. Наконец Алекс приподнимается и опускается так, чтобы головка его члена была прижата к её входу. Николас резко втягивает воздух. Непреодолимое желание ворваться в неё просто рвет его на куски. Но он ждет, как зверь в засаде, затем она медленно, безумно, адски медленно опускается на него. Ник шипит сквозь зубы. Дерьмо. Такая тугая и дико влажная, — так хорошо. В ней так хорошо. Его голова откидывается назад, когда он хрипит её имя. Её руки опираются на его грудь, она начинает двигаться. Это неудобно, неравномерно и неуравновешенно. Николас сдерживает себя силой воли, позволяя ей задавать темп. Она медленно покачивается, поднимается и глубоко вбирает его в себя. Это не то, что он предпочитает, он — «голоден», он — «горит», его — ломит. Её руки сжимают его челюсть, и она прижимает губы к уголку его рта. Он чувствует, как она говорит «да» его коже. Один раз. Второй. Больше и больше. Ник отстраняется, чтобы посмотреть ей в лицо. Она счастлива. Она по-настоящему счастлива. Может, потому, что она помогает ему, но не только из-за этого, причина в чем-то другом. Осознание бьет его резко и мощно. Ей это нравится. Она наслаждается этим. Она выбрала это. Он сжимает её бедра и направляет её в более быстрый ритм, она стонет и задыхается ему в губы, он отвечает животным рыком. Она движется в отчаянии, жажде, томлении, мольбе, её руки крепко обнимают его за спину, её зубы впиваются в его плечо. Да, ей это определенно нравится. Николас наконец-то отпускает себя.* * *
Одного раза недостаточно. Двух тоже. Николас уже давно сбился со счета. У них кончились «резинки», но он не может долго держать руки при себе, не прикасаясь к ней, он не может отпустить её, позволить ей подняться наверх, чтобы совершить набег на коллекцию Уорика. Может, это и к лучшему. Его напарник сразу заметит нехватку, и конечно, он пустится в расспросы, на которые «Сумеречному» западло отвечать. Но ограничения их не останавливают. У неё есть пара рук, одаренных очень проворными пальчиками, и у нее есть ротик, с парой полных, соблазнительных губ, которые становятся более опухшими по мере того, как день близится к концу. Он принимает всё, что она предлагает, и дает ей то, что хочет взамен. Но этого недостаточно. Этого определенно недостаточно. Он не такой натренированный профессионал, как Уорик. У него просто нет таких навыков. Его руки слишком грубые, его предпочтения, желания, манеры — слишком резкие, слишком быстрые, всё слишком. Он никогда не поймет, почему она не возражает против всего этого. Николас смотрит на неё, свернувшуюся на его груди, они лежат, раскинувшись на жестком полу. Он чувствует укол раскаяния. После стольких лет на задворках и кто знает где ещё, она заслуживает приличной кровати, но мысль о том, чтобы подняться наверх в пространство Уорика, заставляет быстро задавить любые предложения такого рода на корню. Это негласная черта, которую он не пересечет. Ей несказанно рады и ждут в этой постели, но Николас уверен, что это открытое приглашение не распространяется на него, разделяющего эту постель с ней. Она шевелится. — Ты чувствуешь себя лучше? — жестикулирует она. Он кивает. Да, на самом деле. Горячка ещё полностью не сошла, это займет пару дней, но сейчас он не чувствует себя так, что ещё секунда и он взорвется, нервозность, которая бурлила в его венах, испарилась. Она улыбается, прижимаясь к нему. «Сумеречный» громко выговаривает: — Алекс… — Внезапно она вздрагивает и опаляет его кожу судорожным вздохом. Он жестикулирует ей: «Спасибо», снова хрипя в голос её имя. Он чувствует, как она тяжело сглатывает. Он ждет, когда она встанет и спросит его о какой-нибудь чепухе. Но через мгновение Алекс садится. Она не встречается с ним взглядом, вместо этого она переключает своё внимание на его грудь, проводит пальцами по старому шраму. В конце концов она смотрит на него сквозь ресницы. — После…когда твоя горячка пройдет… Может мы…снова…? Он замирает. Если они…если она предлагает, когда горячка пройдет, это означает, что… — Мы, конечно, не должны… — быстро говорит Алекс, видя его реакцию. — Я… Я просто … — смущенно наклоняя голову, молвит она. Николас берет её за подбородок, большим пальцем он аккуратно проходит по её нижней губе, прежде чем положить палец ей в рот. Он наблюдает, как её глаза расширяются, когда её зубы царапают его кожу. Затем он наклоняется вперед. Да, думает он, когда заменяет большой палец своим языком. Да. По крайней мере, еще один раз. Пожалуй больше. Прим.Автора: Так это и случилось <3 А теперь «накормите» меня своими комментариями!