Годфри не умирают

Питер забитое сверхъестественным место позади оставляет, сцепляет зубы по-волчьи, на мальчишку-альфу глядит, ненависть по венам и артериям, под кожу забирается, пылью оседает в легких; Питер Хейл ненавидит смертельно, до изорванных лоскутов кожи и кучи костей, на знакомую с самого детства Лору жалости он не ищет. В забытом всеми городе совершенно бездушно, пустые люди с прокуренными легкими и осевшей на плечах усталостью; Хейл сухой воздух Бейкон-Хиллс вспоминает, чувствует странную ностальгию, Оливия запястья протягивает бледные, и ему тошно — за окутанной в невинно-белое он видит загнивающую душу, которую вытрясти бы крепким обхватом вокруг шеи, только Годфри не умирают. Оливия улыбается по-сучьи, она чертовски умная, блядски-красивая и просто блядская; эмоции старые, в грудину вшитые и коркой отрицания-осознания спрятанные скребутся внутри, но любить Годфри слишком дорого, что неизменно выбирающую себя, что запутавшегося ее мальчишку, неосознанно жизни ломающего. Питер холодной рассудительностью, забитой и забытой влюбленностью, острым желанием выиграть, Питер завистью прожженный, ослепленный отчаянием и все той же верой в себя, что позволила тело племянницы оставить на холодной земле и забыть; Оливия его приезду улыбается только, он зубы сцепляет крепче, с Годфри не расслабляются, разговаривая о цвете стен и учебной программе, с Годфри за каждой деталью смотрят осторожно, особенно за Оливией — нанесенные ею однажды раны не заживают, горят, лихорадку по телу разносят, ему зубами волчьими в шею вцепиться хочется и чувствовать, как жизнь слабеет, растворяется. Питер к ней чувства старые, выцветшие давит в себе, рубцы ею разрисованные на собственном теле выжигает, она вороновые волосы на другое плечо перекладывает, сквозь никотиновую дымку разглядывают неизменно идеальные черты; за ухмылкой у него собирается неизменившееся ненавижу-хочу, Годфри — наркотик, глубоко в вены пущенный годами назад, привыкание осталось, срослось с ним, Годфри — яд, всю жизнь отравляющий, к смерти приводящий, абсолютно летальный, внутрь попадающей одним ведьмовским взглядом. Она сигаретами обожженные пальцы ему при встрече протягивает, улыбку растягивает сахарно-сладкую, проводив детей, меняет ее на привычное равнодушие, ей хватает три секунды, чтобы пустить в ход старые привязанности, Питеру хватает три минуты, чтобы забыть обещанное, вцепиться в руки тонкие, губами найти красивый изгиб шеи; бессердечная Оливия любить не умеет, Питер свое сердце вырывает следом за ней, закрашивая тонкий изгиб шеи ненавистью, расцветающей фиолетовыми отметинами, Хейл — чертов наркоман и мазохист в крайней степени. *** Ветер волосы ее по плечам раскидывает аккуратно, Оливия появляется привычной идеальностью, выверенной до каждого сантиметра, белый оттеняет отсутствие души и загнивающее сердце, она на него как на старого друга смотрит, сдерживается от желанного властного взгляда для старой собачонки — помнит остроту клыков и когтей, знает о высокой самооценке и куче трупов, включающих собственную племянницу; по человеческим, моральным и семейным меркам Питер проигрывает, Оливия умело маскирует тягу к собственной выгоде как любовь к семье. Питер разговор начинает уверенно, мальчик-альфа врожденной правильностью и запасом принципов надоедает, Хейла сила его задевает, алый оттенок радужки желателен, но достается всегда другим, Скотт оказывается удивительно живучим, редко проигрывающим, окруженным кучей не понимающих ничего толком детей, которые чудом вытаскивают друг друга из передряг. — Старый волк не смог разобраться с волчатами, — она насмешку не прячет, ее планы продуманы, отработаны и не оставляют за собой кровавых следов, но за уверенностью Хейл видит неудачи, проигрывают все, для них, в конечном итоге, важно добраться до цели. Оливия оставляет его историю, своей закрывает, выходит короче и проще, она не любит неконтролируемых людей, еще больше — неконтролируемых оборотней, предпочитает, чтобы все, одаренные острыми клыками и волчьей шкурой, боялись или терпели, принимали давно установленные правила, исходя из которых подчинение Годфри обязательно. — Питер Руманчек — проблема, но он друг моего сына, будь помягче, но не трать все время на жалость этой псине, — идеальная маска непринятием накрывается, он читает между слов просьбу-приказ не убивать волчонка, Хейл в своих желаниях прост и старомоден, смерть как решение ему всегда подходит; везучий мальчик-альфа должен заплатить, Питер в неудачниках не привык оставаться, Питер вырывается. Питер на Оливию смотрит, она не меняется, манипулирует людьми, не стараясь особо, с ним не выходит — старый волк все трюки ее распознает сразу, повелся раз — запомнил навечно, он стоны-хрипы ее вчерашние в памяти прокручивает, отыскивает лет двадцать назад произошедшее, когда чувства суждение разумное заткнули, весь мир казался готовым к ее коленям упасть, он цеплялся крепко, но был умнее; в безостановочных соревнованиях на хитрость они оба потеряли выжженные сердца и годы, Питер Оливию никогда не любил правильно, только глупо, не замечая липкую пленку эгоизма, все ее эмоции покрывшую, Оливия Питера никогда не любила, пустое сердце попросту не умело, никакой необходимости она не находила. Они разбиты внутри, сломлены с самого начала, вынуждены ранами незаживающими оставаться друг у друга до конца жизни; Хейл оплачивает счет и уходит, Хемлок-Гроув оседает в легких, надоедает и из себя выводит, Хемлок-Гроув Годфри дышит, их холодными, расчетливыми эмоциями и разлагающимися глубоко в лесу трупами. *** Оливия с работой справляется быстро, руки не пачкает, находит старого знакомого, ненавидящего оборотней с особым стремлением перебить их всех; Джерард похищение планирует, за волчонком след не оставляет, Питера трогает ничтожная жалость — ничего не умея, он умудрялся выживать и стаю не утянул за собой, если вспомнить, что один из них всего лишь человек, а вторая едва охотница, то он справлялся. Желание пожалеть, поскорбеть перебивается осознанием, что Скотт МакКол ожидает его связанным и усыпленным, готовым к смерти, алые зрачки чувства всякие перебивают, Хейлу самым сильным и важным быть необходимо, он не может быть другим. С ответной просьбой Питер расправляется быстро, оставляет пару синяков, глубоких порезов и сломанных костей, объясняет волчонку, что жизнь здесь работает по установленным принципам, которые требуют уважения; Хейл ненависть чувствует острую, отвращение — в уважении нуждается исключительно она, гонимся мечтой о власти, о дрожащих в ее руках людях, о марающихся для нее в крови. Она не предлагает остаться, он не просит, Годфри — наркотик, яд и худшая участь, затягивают, отравляют и оставляют умирать, Питер отвратительный запах Хемлок-Гроува втягивает, он скисшими в лужах и потерявшими осеннюю окраску листьями, зарытыми в разной степени разложения трупами, отчаянными попытками замаскироваться под тихий типичный городок; от Оливии запах исходит тот же, от Оливии неизменное желание быть чем-то большим в худшем его исполнении, Питер умнее, прощается и оставляет, выбрасывает старые привязанности и обещает не возвращаться — пропитавшийся смертью Хемлок-Гроув ненужной ностальгией забирается за ребра, Оливия рубцами глубокими и прописавшейся внутри ненавистью остается внутри.