она говорит, я фантазер

Тусовка на «Газе» — большая и шумная, народу много, но все так или иначе свои. Обычно примерно тем же составом тусят в семнашке, и остается только удивляться, как все помещаются. Впрочем, вписочная хата эта не такая уж и большая, и это становится очевидно, когда в скором времени становится нечем дышать. Антон не курит, но стабильно выползает на балкон вместе с остальными — подышать, пусть даже и вдыхает в большинстве своем табачный дым. Но половина и так курит в помещении, так что... Это смутно раздражает, он недостаточно пьян, чтобы забить, но нахождение в одном помещении с Мироном, нет-нет да и бросающим на него тяжелые взгляды, все равно бесит больше. На балкон вываливается Алфа — разгоряченный и пьяный, веселый, шумный. Он из тех, кому вообще не нужно прилагать усилия, чтобы стать маленьким центром вселенной на любой тусовке. Он просто улыбается, и вот все вокруг уже улыбаются тоже, смеются над его шутками. Антон и сам не лишен харизмы, но она частенько нивелируется другими чертами: резкостью, нетерпимостью, прямолинейностью. Алфа другой, и нет, Антон не завидует, просто констатирует факт. Он знает еще одного человека с точно таким же огненно-пьяным обаянием, но не хочет об этом думать. — Чего киснешь, Антош? — Алфа широко улыбается, непринужденно забрасывает руку Антону на плечо. Две телки напротив хихикают, стреляют глазками, долго не могут подкурить свои зубочистки. — Пошли накатим! — Ща пойдем. Душно, — Антон невольно морщится — не из-за чужой горячей руки. Алфа в футболке, сам Антон — в тонкой джинсовой рубашке, жар чужого тела ощущается сквозь ткань, и это ну совсем уже лишние мысли. Хорошо бы снять кого-нибудь, девчонок тут целая куча, половина из них и пришли сюда с одной-единственной целью. Он может выбрать кого угодно на свой вкус и отодрать прямо в туалете, или увезти к себе, или поехать к ней. Теперь, когда Антон свободен от постоянных отношений, возможностей масса. (На самом деле, конечно, не совсем свободен, но они пока ничего друг другу не обещали, поэтому не считается.) — Тогда я пока покурю, — Алфа отстраняется, расслабленно потягивается, шарит по карманам в поисках пачки. Антон не особо разбирается в сигаретах, но курит он что-то понтовое — дым густой и ароматный, вишня, кажется. Заметив, как Антон принюхивается, Алфа жестом предлагает и ему, но Антон отрицательно мотает головой. Курение, если речь не о кальяне, для него все еще непостижимо и бессмысленно. Пока Алфа добивает сигарету, он успевает пообщаться как минимум с пятерыми. Антон просто стоит рядом, легкий ветерок едва-едва ерошит короткие волосы, и да, кажется, ему и правда нужно еще выпить. Они возвращаются внутрь в тот момент, как Букер, размахивая стаканом, угрожает забраться на бильярдный стол и говорить тост оттуда. Антон заинтересованно смотрит, прикидывая, равен ли вес одного нетрезвого Феди весу двух девушек, весь вечер извивающихся на сукне. Пожалуй, стол должен выдержать. Проверить это Букеру не дают, да и от произнесения тоста отвлекают, кто-то делает музыку еще громче, и да, они слушают пресловутый грайм, куда уж без этого. Сбоку выныривает Алфа, сует стакан, поднимает свой, чтобы чокнуться. — Чирс! — улыбаясь во весь рот, заявляет он. — Ага, — отзывается Антон и пьет, даже не поинтересовавшись, что в его спрайте. Впрочем, против виски с колой он ничего не имеет. Становится проще, музло начинает прокачивать, Антон танцует и прыгает с кем-то, кто оказывается рядом, кислорода все меньше, душно, он расстегивает рубашку. Дуня приглушает музыку. То ли всерьез, то ли иронично спрашивает: — У кого-нибудь есть телефон, э-э, держательницы притона? Девочек вызвать! — «Мамки»! — радостно подсказывает кто-то. — Тут просто Алфавит подругу потерял, — продолжает Дуня. Все смеются, музыка возвращает громкость, Антон добивает свой кап. Ни одна из девушек не привлекает его внимание, ни на ком не оставнавливается взгляд. — Настал тот момент, когда даже даже в очках жарко стоять, не то что одетым, — жалуется Антон чуть позже, когда перестали помогать уже и вояжи на балкон. Он не ожидает, что Алфа вдруг подойдет близко и с пьяной уверенной небрежностью вдруг начнет стаскивать рубашку. — Это потому что ты горячий, — уверенно заявляет он. Ладони задерживаются на груди, взгляд Антона зависает на губах Алфы. Дерьмо. — От горячего слышу, — неловко парирует Антон, сам зная, что звучит так себе. Как первый комплимент пятиклассника понравившейся девочке. — Где там твоя подруга? Алфа пожимает плечами, мол, понятия не имею. Расстроенным он не выглядит. А вот убуханным — да, есть немного, но Антону почему-то кажется, что это скорее видимость. Алфа ненавязчиво прихватывает его за запястье, склоняется ближе, от дыхания, коснувшегося уха, становится щекотно до мурашек. — Может, свалим? Антон может отказаться, перевести все в шутку, следовать изначальному плану, но он отвечает быстрее, чем дает себе время подумать: — Ну давай, — и они правда валят. * Несмотря на целый совместный трек и неплохое, пусть и не особо близкое общение, Антон почти не шарит за музло Алфы. Но «Мату Хари» помнит — и вот сейчас как-то пиздец странно чувствовать себя ее героем. Ну, почти: Алфа не распускает руки, но о его взгляды можно обжечься. Заметив, что Антон смотрит, он широко улыбается и подмигивает, и можно поставить пятеру, что тоже думает про трек. Наверное, Антон бы не возражал, если б Алфа положил руку ему на бедро, но хорошо, что тот ничего такого все же не делает. Приезжают в итоге к гостинице, в которой остановился Алфа. Почти в центре — это Рестор не поскупился, или Алфа сам?.. Не ебет, если честно. И кто что подумает, не ебет тоже. Поднимаются в номер, он не очень большой, но светлый и уютный, впрочем, Алфа гасит верхний свет, включив торшер. От интимности полумрака у Антона сохнет во рту. — Смотри, что у меня есть, — Алфа помахивает пакетиком, в полутьме едва удается различить колеса. — Ты как? — Пас, — Антон, не особо церемонясь, скидывает куда-то в кресло рубашку. Алфа тут же залипает на его груди, рассматривает татухи. — А я, с твоего позволения... — он действительно глотает табл. Смеётся, высовывает язык, как в фильмах про психушку. Потом подходит близко — и целует, мокро и горячо, ладони уверенно и спокойно обосновываются на лопатках. Антона пробирает. Хочется позвать Алфу по имени, не по нику, потому что звать ником человека, с которым собираешься поебаться, как-то тупо. Но Антон не может назвать его «Никита». Поэтому просто молчит — все равно рот занят, Алфа не спешит разрывать поцелуй, прикусывает немного нижнюю губу. Антон знает, что потом она будет саднить. Он решает выкинуть все лишнее из головы — и пробует перехватить инициативу. Объятия Алфы становятся теснее, он переставляет ногу так, чтобы пахом Антон упирался в его бедро. Еще не стоит, но напряжение уже скапливается внизу живота, Антону нужно еще немного — и Алфа, отстранившись чуть-чуть, размашисто и мокро лижет его шею, а потом еще и еще, язык быстро обводит кадык, а потом Алфа чувствительно прикусывает кожу под ухом. — Следы, блядь! — Антон даже не пытается сделать вид, что его не пробрало. — Все равно под татухами не видно, — смешок в ответ. Глаза у Алфы огромные, зрачки расширились так, что затопили радужку, а голос хриплый и будто сорванный. Он упорот, его несет, ему очень хорошо. Антон тоже хочет, чтобы ему стало хорошо. И знает, что сегодня все будет иначе, чем он привык. — Дай в душ сгоняю, — бормочет он в очередной поцелуй. — Намути пока чего-нибудь выпить, а? Алфа понятливо отпускает его, напоследок погладив по груди, намеренно задевая соски. Отправляется изучать мини-бар — Антон видит это, когда оборачивается, прежде чем нырнуть в ванную. — Джин с тоником ок? — спрашивает его Алфа некоторое время спустя. — Льда нет, но можно... — Да похуй. Антон, решив не морочиться своей одеждой или халатом, в итоге просто завернулся в полотенце, даже толком не вытеревшись. Алфа окидывает его взглядом, ставит свой стакан на стол, а потом подходит к кровати и сдергивает с нее покрывало, падает поверх одеяла. Антона не нужно приглашать. Полотенце падает на пол, становится прохладно, по коже бегут мурашки. Он встает на кровать коленями, и Алфа, глядя снизу вверх, медленно проводит рукой по его бедру. Антон чуть шире расставляет ноги. Пальцы, гладящие все выше и выше, пробуждают жаркий ком внизу живота. — Иди сюда, хуле ты, — бурчит Алфа, и Антон, усмехнувшись, склоняется к нему, целует: бегло — в скулу, длинно — в губы, влажно — в шею. Алфа издает какой-то странный утробный звук и укладывает Антона на себя. Алфа, в отличие от Антона, все еще в футболке и джинсах. Эту несправедливость необходимо исправить, поэтому они возятся и сталкиваются руками, Антон шипит недовольно, Алфа смеется. Прижиматься к его горячему телу охуенно, а еще у Алфы уже стоит, и Антон дразняще потирается о стояк бедром. Он не возражает, когда Алфа опрокидывает его на спину и наваливается сверху, долго целует, покусывает шею. Потом Алфа разводит ноги Антона в стороны, прихватив под коленками, устраивается между ними, и от этой неожиданной открытости становится почти что не по себе, щеки непривычно окатывает жаром. Так-то Антон привык, чтобы краснели под ним. Он задыхается, когда Алфа вдруг пробегает пальцами по лодыжке, приподнимая, и губами ловит невесть откуда взявшуюся капельку воды. — Вытираться тебя не учили? — тихо смеется он. — А смысл? Что, у меня есть шансы остаться сухим? — Ни единого. Прямо как у фанаточек после твоего концерта. Алфа перестает пиздеть, только когда у него оказывается занят рот. Он еще раз проводит губами и носом по лодыжке Антона, пальцы поглаживают ступню, немного разминают, вызывая прерывистый вздох. Берет в рот большой палец и посасывает его, и Антон не сразу замечает, что пальцами впивается в одеяло. Можно спросить «не знал, что у тебя такой фетиш», но Антон знает, когда лучше держать язык при себе. (Всегда можно оставить эту шутку на тот случай, если Алфа вдруг спросит, что еще Антон делает с такой же скорость, как читает рэп.) Второй ступне достается ровно столько же внимания, Алфа небрежно и мокро вылизывает выступающую косточку, трется о стопу щекой. Антон кладет руку на свой член и медленно подрачивает, глядя на одухотворенное лицо Алфы. Тот отрывается ненадолго: — Под подушкой пошарь. Антон заводит руку за голову и находит важное — смазку и гондоны. Отлично. Немного смазки сразу делает процесс более приятным, но Алфа явно против, чтобы Антон делал все сам, поэтому отводит его руку, заменяет своей. Правда, скорее дразнит, чем ласкает, и Антон разочарованно стонет, но не протестует. Алфа не нежничает, но он достаточно осторожен и всячески отвлекает Антона в процессе подготовки. На трех пальцах становится даже хорошо, особенно когда Алфа очень целенаправленно потирает ими изнутри и одновременно вновь прикусывает шею Антона. Входит он тоже неторопливо, плавно, влажными от смазки пальцами водит по груди Антона, повторяя контуры татуировки, потом пальцы ложатся на горло. Не сжимают — чуть придерживают, но даже этого хватает, чтобы вызвать дрожь вдоль позвоночника. Алфа начинает двигаться, Антон скрещивает ноги у него на пояснице, крепче вжимая в себя, пальцы на шее чуть смещаются, давят сильнее, но не мешают дышать. Антон смотрит на Алфу, и глаза у того все еще сумасшедшие, дикие. Он постепенно ускоряется, засаживает так, словно пытается своим членом приколоть Антона к кровати. Антону подходит. Он царапает то одеяло, то спину Алфы, запрокидывает голову, подставляясь сильнее. Пальцы на горле выбирают идеальный момент, чтобы сомкнуться, и возбуждение прокатывается по телу огненной волной. — Перевернешься? — голос Алфы доносится как сквозь вату. Он помогает Антону встать на четвереньки, тяжелая горячая ладонь гладит по спине, надавливает, заставляя прогнуться. — Жаль, что волосы у тебя больше не длинные, во охуенно было бы. Или дреды... — Ай, завали, — Антон срывается на стон, когда Алфа снова вставляет, и да, так получается намного удачнее, так что скоро ноги перестают держать, и коленки разъезжаются, так что Алфе приходится поддерживать его. Антон тяжело дышит и время от времени постанывает, утыкается лбом в скрещенные руки, от пальцев Алфы на бедрах точно останутся синяки. Он уже очень близок к тому, чтобы кончить, не хватает самой малости. Антон переносит вес на левую руку, чтобы правой скользнуть между ног и начать дрочить себе в том же ритме, в каком в него толкается Алфа. И довольно скоро оргазм обрушивается с силой бетонной плиты, так что Антона буквально размазывает по кровати. Алфа замирает ненадолго, ждет, пока Антона отпустит, выходит осторожно, судя по щелкнувшему звуку, стаскивает резинку. — Дай мне минутку, — Антон пытается отдышаться, тело такое тяжелое и неповоротливое, словно залитое свинцом, но он все-таки переворачивается на спину. Алфа лениво гладит себя. Подумав, Антон садится на постели и придвигается поближе. Алфа убирает руку и позволяет взять в рот. Опыта у Антона не так много, но он старается, разрешает направлять себя, когда Алфа кладет руку ему на голову. Глубоко брать не получается, он чаще пропускает за щеку, посасывает головку. — Охуеть как языком работаешь, — выдыхает Алфа. Это немножко лесть, но Антон чувствует, как дрожат его бедра, и утраивает усилия. — Хуя ты джентльмен, — фыркает он, когда Алфа мягко отталкивает его перед самым финишем и кончает на скомканное одеяло. Алфа не отвечает, вытягивается рядом, улыбается довольно и расслабленно. Закидывает руку Антону на грудь, когда тот ложится рядом. — Сейчас бы дунуть, — мечтательно тянет он. — А я вот больше мечтаю о душе. — Сходишь попозже. — Ага, попозже. Конечно, никто никуда не идет, потому что обоих вырубает. * Наутро у Антона болит примерно все. Даже те места, которые, казалось, вообще не были задействованы в процессе. Но есть в этой боли что-то приятное, как бы оно ни прозвучало. И да. Пусть Алфа не пиздит, что под татухами не видно засосов.