Читер. Или один день из жизни Шомы Уно, глазами хейтера

      Запах жареного мяса дразнил обоняние и обещал сказочное удовольствие для вкусовых рецепторов. Сочное, вкусное, ароматное… Скорее бы подцепить палочками хотя бы малюсенький кусочек, щедро макнуть в соус и отправить в рот. Шома облизнулся, сладко прищурился в предвкушении и приступил к воплощению задуманного. Но мясо непостижимым образом ускользнуло у него буквально из-под носа, словно испарилось, и он лишь удивленно щелкнул зубами. Вторая попытка и несколько последующих были также безрезультатны. От отчаяния ему хотелось закричать, но с ужасом он осознал, что не может произнести ни единого звука. Юноша обеспокоенно заметался, резко дернулся и широко распахнул глаза, чтобы понять, куда же прячется от него вожделенное мясо.       Яркий свет резанул глаза и Шома невольно сощурился, защищая их ладонью. Вокруг его кровати собралась семья в полном сборе. На лицах родных читалась невероятная сосредоточенность и напряженность. Каждое утро в доме Уно традиционно начиналось со своего рода танцев с бубном, в попытках разбудить национальное достояние. Все без исключения старались, как могли, в надежде, что избранный метод сработает.       Ицуки, младший брат фигуриста, страшно переживающий за старшего, запустил на телефоне любимую игру Шомы и полагал, что звуки компьютерного боя помогут вызволить заядлого геймера из царства Морфея. Папа, президент IT компании, сосредоточенно соображал, можно ли решить проблему с утренними пробуждениями сына с помощью финансов. Даже старенький дедушка, знаменитый художник, прибыл на помощь и тут же написал новую картину, чтобы мотивировать Шому пробудиться для новых свершений. Правда, как сие действо могло помочь, было ясно только ему одному. Художник что-то объяснял про ментальную связь, астрал и космос, но все покивали ему скорее из вежливости, так и не уразумев до конца, как это работает. Мама фигуриста гордо держала в руках тарелку с якинику, источающую невероятно аппетитный аромат.       Обычные методы побудки, такие как: будильник, трепания по плечу, даже щекотка и зажимание носа — абсолютно не работали. Шома продолжал спать. Было даже несколько случаев, когда он послушно принимал вертикальное положение, позволял себя одеть, и отправить на каток, но так и не просыпался. Подняли, а разбудить забыли — эта народная мудрость идеально подходила спортсмену.       — Шома, вставай! Опоздаешь на тренировку, — строго начала мама. Как обычно, именно ее метод способствовал пробуждению сына.       Однако Шома не собирался сдаваться столь просто и предпринял попытку сделать так, чтобы от него отстали:       — Мне нездоровится, — он всегда прибегал к такой уловке, когда что-то не получалось или не хотелось делать. Придумывал отмазки и жаловался. — У меня живот болит, — он выдал первое, что пришло на ум и незамедлительно состроил страдальческую мину.       Мама отрицающим жестом головы усомнилась в сказанном. Между ее изящных бровей залегла суровая складка.       — Тогда… — он немного задумался, но вскоре нашелся. — О! Нога. Она снова болит, — для большего эффекта, Шома схватился за свою, непропорционально короткую, ножку, довольно талантливо, изображая запредельные муки.       — Нет! — госпожа Уно начинала закипать, брови устремились еще ближе друг к другу.       — Тогдааа… — лентяй силился придумать, что-то еще.       — Так, это уже перебор! — мама потеряла терпение. В вопросах воспитания, именно она была злым полицейским в этой семье и никогда не упускала случая накричать на старшего сына. Привычка так поступать возникла еще с тех пор, когда она привела своего первенца на каток. Сначала маленький Шома плакал, расстраивался и искал защиту у тренеров, но потом настолько адаптировался к материнским крикам, что абсолютно их не замечал.       — Это недостойное поведение! Учти, если ты не хочешь зарабатывать медали, ты мне не сын. В крайнем случае, помни: у меня есть еще один — может быть он сможет проявить себя, как подобает! — Уно-сан бушевала, как гроза.       В попытке защитить уши от неприятных, громких звуков, издаваемых женой, отец вжал голову в плечи. Ицуки запереживал еще больше, сделав вид, что погружен в игру. Дедушка постарался спрятаться за свою свеженаписанную картину и на всякий случай, прикинулся мольбертом. Лишь на самого Шому гневная тирада не произвела особого впечатления. Он вообще был спокоен и равнодушен настолько, что его ничего не интересовало в жизни. Парень относился с абсолютным безразличием ко всему на свете, кроме, разве что, сна, мяса и видеоигр. Но сегодня результат был достигнут. Шома объявил о своей капитуляции — обреченно тряхнул шевелюрой и коротко вздохнул: — Ладно. Уговорили, встаю.       Убедившись, что серебряный призер всего на свете точно проснулся, старшее поколение семьи Уно гуськом покинуло комнату, замыкал шествие дедушка с мольбертом. Ицуки, едва сдерживая слезы, кинулся на шею брату:       — Шома, дорогой брат, ты такой добрый, самый лучший, — он облапил старшего за плечи. — Я хочу быть твоим менеджером. Можно я пойду с тобой на очередное мероприятие от твоих известных спонсоров? Мне так хочется покрасоваться перед всеми, чтобы потом выложить фотки в Инстаграм! — конечно, последнюю фразу Ицуки благоразумно не озвучил вслух. — Давай я буду переводить тебе на интервью! — глаза младшего излучали запредельный оптимизм.       — Но я же понимаю английский? — рассеяно удивился Шома, пытаясь поудобнее пристроить свою голову на плечо брата, чтобы поспать еще хотя бы минутку.       — А давай и дальше будем всем говорить, что не понимаешь, так будет гораздо трогательнее! — восторженно настаивал младший.       Шома благодушно кивнул. Общество брата он предпочитал всем другим, хотя бы потому, что Ицуки умел очень прилично играть в видеоигры и всегда составлял ему компанию.       Получив согласие, Ицуки радостно заулыбался и умчал на занятия. Правда, на пороге комнаты он немного притормозил, чтобы исподтишка сделать пару фото, все еще сонного, брата. Жажда славы не давала покоя младшему и он, как мог, самоутверждался за счет известности Шомы, регулярно выкладывая их совместные фото в соцсети.       Оставшись в одиночестве, Шома опустил свои короткие ножки на пол и посидел так некоторое время. Побороть соблазн опять свалиться в кровать было архисложно, но желание отведать мясца оказалось сильнее. Оно помогло найти силы, чтобы встать и потопать в ванную. После необходимых утренних процедур фигурист почувствовал себя немного бодрее. Он потянул дверцу шкафа в сторону, тут же ему на голову вывалились футболка и штаны. Шома напялил на себя одежду и пошел на чудесный запах, который так манил его еще во сне.       Уже несколько лет, Шома не употреблял в пищу ничего, кроме мяса: на завтрак, обед и ужин. Он ел его в качестве первого и второго блюда, и даже пил не соки и воды, а мясной бульон. На десерт фигурист предпочитал мясные пироженки и тортики, которые готовили ему по спецзаказу. Как известно, у богатых жизнь своя, а у семьи Уно было достаточно средств, чтобы оплачивать любые капризы своего сыночка.       Мясо было превосходным! Шома почти урчал от удовольствия, отправляя в рот очередной кусок. Расправившись с порцией якинику, он почти залпом выпил стакан свежего говяжьего бульона и неохотно направился к ожидавшей его машине.       Плюхнувшись на сиденье, он провел растопыренной пятерней по растрепанным после сна волосам, которые от такого нехитрого маневра чудом уложились в шикарную прическу, словно только что из салона. Определенно Шома, как обычно, читерил — такова была его натура и проявлялась она во всех аспектах его жизни. Он абсолютно не прикладывал усилий, все давалось ему слишком легко и просто.       Когда Шома появился на катке, Михоко Хигучи, его бессменный тренер, уже ожидала его. Одетая как всегда с иголочки, с идеальной укладкой и маникюром, она всем видом излучала позитив и оптимизм.       Разумеется, Уно совершенно не собирался заниматься сегодня. Впрочем как и вчера, да и позавчера… Словом, трудиться, чтобы самосовершенствоваться никогда не входило в его планы. Вместо этого, он подкатил к тренеру, взялся за бортик и склонив голову к плечу, кокетливо улыбнулся:       — Доброе утро, Михоко-сенсей! — его мало заботило, что уже практически все вокруг догадывались об их не совсем «уставных» отношениях. Нет, ничего совсем уж откровенного между ними не происходило, никакой важной черты они не перешли. Но флиртовал Шома просто напропалую.       — Доброе! — ласково улыбнулась Михоко в ответ. — Над чем сегодня будем работать? Она уже давно лишь ставила Шоме новые программы, а ход так называемых «тренировок» определял он сам.       — Я плохо себя чувствую, — привычно затянул юноша, может быть давайте просто… поговорим. Он бросил несколько лукавых взглядов из-под густой челки. — Похоже у меня температура, — спортсмен состроил печальную мордашку. — Вот, потрогайте лоб, — он потянулся к тренеру поближе.       Хигучи отвела в сторону его пушистые волосы и приложила тыльную сторону ладони ко лбу. Парень разочарованно вздохнул, так как надеялся, что проверять наличие температуры сенсей будет губами.       — Лоб прохладный, все нормально, — Михоко убрала руку. — И все же, Шома, пожалуйста, давай немного позанимаемся. Ты обещал мне поработать над прыжками, — не теряла надежды Хигучи, нежно погладив фигуриста взглядом.       Шома обреченно вздохнул, с неохотой отлепился от бортика и начал нарезать круги по катку беговыми. Он искренне недоумевал, зачем он должен тратить свое время на эти никому не нужные тренировки. Ведь все было договорено заранее и медаль ему была обеспечена. Раскинув руки в стороны и растопырив пальцы, он не спеша проезжал круг за кругом, не забывая каждый раз, оказываясь рядом с тренером, принимать наиболее соблазнительный вид. Шома эротично выгибал спину в пояснице, томно откидывал волосы назад, призывно покусывал губы и дарил весьма неоднозначные взгляды. Прыгать он не собирался. Совсем. А зачем?       Наконец, умоляющее лицо тренера сыграло свою роль и он сподобился прыгнуть. Это был его коронный прыжок, который он гордо именовал флипом. Конечно, это недоразумение к настоящему флипу никакого отношения не имело. Нельзя это было назвать и луцем. Да и на прыжок в принципе это было мало похоже. С горем пополам, совершенно коряво приземлившись на две ноги, совершив всего два жалких оборота с ужасным недокрутом, Шома радостно обернулся к тренеру. В глазах Михоко светилось искреннее обожание и невероятная гордость за ученика:       — Молодец! Постарался! — она радостно хлопала в ладоши и едва не прыгала от восторга.       Она также не видела смысла в том, чтобы всерьез работать над техникой. В этом не было ни малейшей нужды. Ведь, всякий раз, когда на соревнованиях Шома заходил на прыжок, судьи дружно моргали.       К тому же, в кругах близких к ИСУ, ни для кого не было тайной, что все судьи до одури любили грибы от семьи Уно, приготовленные по секретному рецепту и всегда охотно лакомились ими во время его прокатов. Предоставлять это блюдо в другое время команда Шомы отказывалась категорически.       Технические специалисты, те и вовсе крепко зажмуривались, или даже отворачивались в сторону, для надежности, закрывая друг другу глаза руками, едва Шома начинал выполнять какой-либо элемент. Еще бы, им всем щедро платили за оценки! Концерн Тойота тратил баснословные деньги, чтобы купить Шоме очередную медальку. Зачем им это было нужно? Этого не понимал никто, включая президента всемирно известного автогиганта. Возможно, все дело в том, что им просто некуда девать деньги, но не исключено, что в дело вмешивались еще более могущественные покровители горе-фигуриста.       К тем представителям судейской бригады, кто проявлял несогласие и что-то мямлил о честности и неподкупности, являлись мрачные ребята с крепкими руками, покрытыми специфическими татуировками — нагойская мафия, как шептались посвященные. Поэтому, желающих ставить Шоме оценки честно и по совести, уже давно было не больше, чем пингвинов в пустыне Сахара.       Понятно, что благодаря этому, Шома всегда был абсолютно спокоен. Зачем волноваться тому, чья медаль уже практически в кармане? Хотя, сказать по правде, медали его тоже не интересовали — занимался спортом он лишь из-за прихоти матушки. Поэтому, Шома безо всяких эмоций выходил на любой старт и откатывал программу. Спокойно садился в кике рядом с тренером и в ожидании оценок, строил глазки Михоко Хигучи. Надо же хоть чем-то себя развлечь.       Кроме того, Шома Уно был читером. Настоящим, наглым и беспардонным читером, что в видеоиграх, что на льду. Вместо заявленных квадов, он без малейшего зазрения совести, выполнял прыжок максимум в два оборота. А остальное нагло докручивал уже на льду.       Конечно, были зрители, которые видели обман. Эти энтузиасты, как могли, пытались разоблачить недостойного спортсмена. Бессонными ночами они делали гифки его прыжков в суперзамедленной съемке, разбирали его прокаты, чуть ли не под микроскопом. Предупреждали о грязных приемчиках в комментариях под видео с его прокатами на ютубе. Не жалея времени и сил, пересчитывали баллы и выкладывали на всеобщее обозрение таблицы с результатами, которые должны были получиться при честном раскладе. Зачастую выходило, что «топ-фигурист» Уно, едва ли мог рассчитывать на то, чтобы пройти в произвольную программу. Но, к сожалению, все старания были тщетными — Шома и его богатые покровители чихать хотели на благородные спортивные принципы, а заодно и на этих отважных искателей справедливости.       Это не укладывается в голове, но в рядах обычных любителей фигурного катания было немало тех, кто искренне считал Шому хорошим фигуристом. Мало того, находились люди настолько лишенные чувства прекрасного, что находили Уно невероятно артистичным, музыкальным и даже привлекательным внешне. Очаровывались настолько, что рисовали его портреты, создавали арты, слагали о нем хвалебные оды и взахлеб восхищались этим недоразумением на льду в соцсетях.       К счастью, мир не без добрых людей. Есть те, кто не может пройти мимо, когда видит, что человек попал в беду. Умные, сердобольные, неравнодушные к чужому горю люди, бросали себя на амбразуру чужого невежества. Буквально посвящали свою жизнь тому, что пытались открыть глаза на Шому, наивным и далеким от тонкостей фигурного катания зрителям, которых тот бессовестно водил за нос. Конечно, не каждого удавалось спасти и наставить на путь истинный. Но, если прозрели хотя бы несколько недалеких глупцов — их важная миссия была выполнена.       За нелепой пародией на тренировку наблюдали двое рабочих ледового комплекса, в чьи обязанности помимо прочего, входила заливка льда. Они коротали время за разговором, ожидая окончания занятия, чтобы выполнить свою работу.       — Не понимаю, как он занимается видом спорта, в котором внешняя красота играет такую важную роль, — недоуменно вздохнул более старший, работавший здесь с самого открытия спорткомплекса, и удобнее облокотился на бортик.       — А в чем дело? Что не так? — удивился его молодой коллега, который работал здесь всего вторую неделю, приглядываясь к Шоме внимательнее.       — Но ведь у него неприемлемые пропорции! Этот коротколапик просто не может выглядеть грациозно. Это оскорбительно для тех, в ком живет чувство прекрасного, — сокрушался его собеседник.       — А по-моему он ничем не хуже других. Да, невысокий, но статный и все пропорции для его роста нормальные. К тому же, необычайно артистичный и прекрасно чувствует музыку. Потрясающе пластичные руки, да и прыгает он хорошо, — новичок изумленно посмотрел на бывалого, ему показалось, что они говорят о разных спортсменах. — А как Уно-сеншю, вообще, попал на каток?       — Это каприз его матери, она очень хотела сына-чемпиона. Родители богатые, вот и делали из него звезду с самого детства. А что в малыше нет никакого таланта, никого не смущало. Были бы деньги. А они у них были, — лениво сообщил, давно известную, информацию любопытному коллеге старожил.       — Но, какой смысл, имея неограниченные средства, отправлять своего ребенка с младых ногтей пахать с утра до вечера? Да и травму легко получить, — усомнился второй. — Взял бы отец его к себе в компанию. Глядишь, сделал бы своим заместителем. Сидел бы в удобном кресле, звонил по телефону, пил кофе да, иногда, кликал мышкой. Ни забот — ни хлопот. И потом, если он настолько плох, как ему удалось стать топ-фигуристом?       — Медали ему покупают, — растолковывал очевидное первый. Чужая глупость явно становилась ему в тягость. — Да к тому же, он читер.       — Читер? — глаза младшего удивленно округлились. — Хм, на досуге я люблю порубиться в какую-нибудь стрелялку и знаю, что такое чит-коды у геймеров. Но, как можно быть читером в фигурном катании? Как это? Объясни мне! — он выглядел абсолютно сбитым с толку.       Старший лишь цокнул языком и отмахнулся, явно не желая разжевывать совсем уж элементарные вещи, понятные даже младенцу. Затем в его глазах вспыхнуло озарение, он внимательно присмотрелся к своему собеседнику:       — Скажи, а не ты случайно съел все грибы из холодильника в бытовке?       Тренировка шла полным ходом. Умудрившись упасть на ровном месте, а скорее всего, изобразив падение, Шома уже минут десять валялся на льду. С его лица не исчезала игривая улыбка, адресованная Хигучи. При этом юноша старался принимать наиболее соблазнительные положения, демонстрируя красоты своего молодого организма с самых заманчивых ракурсов. Михоко тщетно уговаривала его подняться. Волновалась она, в основном, из-за того, что Шома случайно уснет и тогда ей придется, каким-то образом, транспортировать не самое тяжелое, но все же ощутимое тело спортсмена со льда.       Когда время занятия уже истекало, Михоко поинтересовалась у своего воспитанника: — Ты не думал о том, какой костюм хотел бы надеть для нового номера гала?       Шома забавно устремил взгляд вверх, словно на потолке катка можно было прочесть ответ, и склонил голову к плечу, чтобы выглядеть еще более миловидно. Вообще-то ответ у него был готов, однако юноша никогда не упускал случая пококетничать с тренером и порисоваться. Костюм своей мечты он видел в одном журнале. Уно совсем не разбирался в западной музыке, но ему сказали, что это известная певица из штатов, Леди Га… как-то-там — дальше Шома забыл. Но уникальное платье поразило его до глубины души и врезалось в сознание. Фасон оставил его равнодушным, но материал… Мясо! С тех пор, он мечтал о подобном.       — Вот такой, — фигурист, не преминул воспользоваться возможностью, чтобы придвинуться ближе к тренеру, как бы случайно, приобнял своей рукой ее за талию и показал фото в телефоне.       — Хм, интересная идея, — Михоко цепким взглядом прошлась по фотографии. — Возможно тебе подойдет. Но давай мы еще над этим подумаем, хорошо? А как ты относишься к черно-белым полоскам и розовым бантикам? — сенсей не спешила раскрывать все нюансы нового костюма.       Поскольку Шоме было традиционно все равно, он, скрывая свое равнодушие, махнул копной кудрявых волос, в знак согласия с предложенным цветовым решением.       — Вот и отлично! Славно потрудился, Шома, — Михоко нежно коснулась его плеча, смахивая с него ледяные пылинки. — Надеюсь, что завтра мы продолжим работать и сделаем еще больше. Ты ведь хочешь стать таким же умелым, как Юдзу-кун? Так ведь?       В глазах Шомы мелькнуло странное выражение, но он быстро спрятал его за прежним, наивным и миленьким и уверенно кивнул:       — Да, Юдзу-кун лучший, он мой идеал и путеводная звезда. Он — моя цель. Я мечтаю превзойти его, — кивая головой, для убедительности, почти скороговоркой протараторил он заученные фразы, которые постоянно твердил журналистам.       Михоко просияла в ответ и, расчувствовавшись, смахнула еще несколько ледяных пылинок с волос любимого ученика. Тот благодарно улыбнулся и хотел уже откланяться, но внезапно вспомнил важные новости:       — Скоро очередное соревнование, мне поставят за обе программы больше трехсот баллов. Недавно звонили от спонсоров, предупредили. Давайте завтра потренируем удивление, чтобы было, как можно синхроннее, когда будем ждать оценки в кике, — предложил план очередной тренировки фигурист.       Хигучи деловито сделала пометку в ежедневнике. Пожелала ученику хорошо отдохнуть, чтобы завтра с новыми силами взяться за работу и распрощалась.       Поклонившись и окинув своего сенсея, напоследок, обольстительным взглядом с легкой хитрецой, из-под пушистых ресниц (что уж там, ресницы у него и впрямь были выдающиеся — тоже, вероятно, благодаря хитрому чит-коду), Шома отправился домой.       Забравшись в машину, он вспомнил о Юдзуру. Все вокруг умилялись, глядя на то, как ладят друг с другом самые именитые фигуристы Японии — лучшие во всем мире, по итогам олимпиады в Корее. Шома всегда старался поддерживать эту иллюзию на публике, но в реальности все было не так радужно. Серебряный призер всего-на-свете завидовал прославленному чемпиону по-черному и мечтал даже не о том, чтобы победить Юдзу на соревновании, а скорее о том, чтобы убрать его со своего пути. Возможно, даже устранить физически.       Ведь Ханю уже давно был ему словно кость в горле. Мамаша Шомы умудрилась довести своего непробиваемого сыночка тем, что постоянно ставила его в пример. «Вот Юдзу-кун — хороший мальчик!» — слышал Шома, едва ли не сто раз на дню. Такое могло вывести из себя кого угодно.       Кривая улыбка появилась на его лице. Знали бы все, что он имеет в виду, когда произносит: «Юдзуру — моя цель!» В комнате Уно давно висел огромный постер Ханю. Но он вовсе не любовался лучшим фигуристом на свете. Совсем нет. Сверху ярким маркером была нарисована мишень и Шома вечерами забавлялся тем, что бросал в нее дротики.       Но знать о таком развлечении Юдзуру, как и всем остальным, было вовсе необязательно. К тому же, Шома испытывал корыстный интерес в том, чтобы сблизиться с Юдзу. Поскольку, если у кого и были более ядреные грибы, которые вызывали у судей еще больший восторг, то это Ханю. Сами грибы у фигуристов были одинаковые, но готовили они их чуточку по-разному и Уно давно мечтал выведать секрет их приготовления.       Городской пейзаж мелькал за окном комфортного автомобиля по пути домой. Шома решил воспользоваться моментом и позвонить своему «другу», вдруг удастся хотя бы на шаг стать ближе к секретному рецепту. Но пять минут попыток не принесли никаких результатов — дозвониться ему не удалось. Шома, впрочем, ни капли не расстроился, лишь равнодушно пожал плечами, ведь ему было все равно.       Поэтому, парень вернулся к своему обожаемому занятию — воткнулся в телефон и запустил любимую игру. Он с легкостью проходил уровень за уровнем. Даже бой с всесильным супербоссом не вызвал у него ни малейшего затруднения. Еще бы! Ведь он использовал все чит-коды, которые только существовали и лишь довольно смеялся, когда его невинные жертвы возмущались в игровом чате, обзывая того читером.       По возвращении, Шому ожидала новая порция мясных деликатесов, которые были поглощены с невероятным восторгом. За ними последовал мясной бульон, куда же без него.       Вскоре Шома услышал, что домой явился Ицуки. Правда юноша вернулся в родную обитель уже около четверти часа назад. Оставаясь незамеченным, скрываясь в тени деревьев словно ниндзя, он пробрался с внешней стороны дома к окну в их комнату и как настоящий папарацци, запечатлел брата за его нехитрым занятием. Старший смотрел телевизор и сосредоточенно поглощал тончайшие кусочки вяленого мяса, которые заменяли ему чипсы.       Едва Ицуки вошел в их комнату, Шома тут же протянул ему приставку для видеоигр и они ринулись в бой. Братья выпали из реальности на добрых четыре часа. За это время они довели до белого каленья и нервных срывов многих честных геймеров, своими непрерывными читерскими победами. Младший запросил небольшой перерыв и отлучился на время в ванную, а когда вернулся, увидел, что Шома уже крепко спал.       Ицуки на цыпочках прокрался к спящему брату, хотя такие меры предосторожности были абсолютно лишними. По комнате можно было спокойно ходить, вести разговоры, хлопать дверью, смотреть телевизор на полную громкость, да что там, можно было даже стрелять из пушки — Шома бы и не шелохнулся.       Выбрав наиболее удачный ракурс, с которого безумные фанаты Шомы обычно считали его очень милым, Ицуки сделал несколько фото. Завтра весь Инстаграм будет у его ног, — довольно кивнул он сам себе, разглядывая результат своей партизанской деятельности. Он осторожно вынул приставку из рук брата, заботливо поправил подушку. Затем придирчиво выбрал одежду для Шомы на завтра, заправил ее в шкаф так, чтобы она свалилась на голову тому, кто откроет дверцу и с чувством выполненного долга, юркнул в свою постель.

***

      Окна были задернуты плотными шторами. Легкий свет заходящего солнца лишь немного пробивался сквозь них, окрашивая комнату в легкий красновато-золотистый оттенок, и настраивал на романтический лад. Взгляд Юдзуру был наполнен нежностью и любовью. Наконец настал долгожданный момент — они остались наедине. Он стоял на коленях рядом с кроватью и медленно, словно опасаясь напугать или причинить малейшую боль, протянул к ней руку и позволил себе прикосновение. Его длинные, тонкие, аристократичные пальцы слегка дрожали, выдавая невероятное волнение юноши. Мимолетного касания было достаточно, чтобы ощутить невероятную гладкость и упоительную прохладу. Он закусил нижнюю губу и замер, стараясь хотя бы немного успокоиться и отдышаться.       Телефон разрывался уже несколько минут, но спортсмен был настолько погружен в свои ощущения, что не слышал абсолютно ничего, мир вокруг перестал для него существовать. Абонент, при звонке которого, на дисплее высвечивался милый (по крайней мере, так считал сам Ханю) щеночек, не сдавался, но все его попытки остались тщетными.       Юдзуру склонился ближе, немного посомневался, но, все же, осторожно коснулся ее губами, запечатлев поцелуй идущий от самой души. Чувства переполняли его, заставляя сердце трепетать и биться все чаще, разгоняя кровь по венам, будоража и сводя с ума. Не совладав с нахлынувшими эмоциями, фигурист подскочил на ноги, страстно подхватил любимую и приподнял над кроватью. Приятная тяжесть в руках опьяняла. Он бережно прижал к себе драгоценную ношу и, теряясь в ощущениях, закружил с нею по комнате.       — Наконец ты моя, я так счастлив, не отдам тебя никому, — словно в забытьи шептал он, покрывая ее поцелуями. Внезапно Юдзуру остановился и несколько минут просто смотрел на нее, не отводя влюбленных глаз. Счастливая улыбка сияла на его лице, а глаза блестели от подступающих слез. Затем он сделал шаг к кровати, аккуратно уложил любимую и сам устроился рядом, нежно поглаживая ее кончиками пальцев. Затем, переключил свое внимание на вторую и, ласково описывая замысловатые узоры пальцами, с придыханием произнес:       — Ничего не подумай, тебя я тоже люблю, милая. Вы дороги мне обе, — со слезами нежности Юдзуру смотрел на свои золотые олимпийские медали.