Худшие

За позолоченным краем водного простора в мелкой искристой ряби тонул закат. С набережной Кавендиш видел его уже второй раз за сегодня — для того с берега и неслись, обгоняя друг друга, как школьники, вверх по сыпучему склону. Не добежав пяти метров до лестницы. Pas comme il faut, конечно. Зато на закат успели. Кавендиш до недавних пор не понимал подобных трат времени на, как выражался Дакота, «релаксы». Тем более, что Дакота, по словам партнера, и без того весь состоял из релакса. Не хватало им, что ли, обычного сна? К лицу ли путешественнику во времени такое времярасточительство? Раньше вот Кавендиш ни секунды лишней без дела не терял. Отдохнуть на природе он всегда, конечно, любил, но при его работе лучше бы этой любви быть в меру. До Дакоты он думал, что все-таки был всем доволен. После него он понял, что и закатов-то толком за всю жизнь не видел. Дакоте почему-то было очень важно сегодня проводить солнце до последнего — вернее, как он объяснил позже, половиной тела лёжа на перилах набережной, именно устроить этот закат дважды. Машину времени лишний раз для этого гонять не будешь, но Дакота и без того отлично справлялся. Даже больше, с машиной было бы не то… Зачем это было, Дакота, оперевшись щекой о руку и хитровато поглядывая сбоку на Кавендиша, тоже объяснил. Он хотел, чтобы этот день если и не длился вечно, то хотя бы казался прожитым дважды. Против своего обыкновения, Кавендиш молча согласился с этим ребячеством. Они прогуляли сегодня. Бессовестно посвятили целый день себе, не прикасаясь к миссии даже мыслями. И ладно, если тратить время на что-то серьезное, а то ведь на всякие мелочи. Второго такого случая может не быть, и, скорее всего, не будет. А за сегодня их ожидает страшной силы втык. Ну да плевать. Хороший был день. Достойный того, чтобы повториться дважды. В легкого светло-синего тона небе загорались первые звезды. Дакота, тёплый такой, уютный, иногда касался плечом руки Кавендиша, лежащей рядом на мраморных перилах, скармливал остатки сэндвича местным уточкам, бросая крошки за ограждение. Тонкая розовая полоса с горизонта слабенько отсвечивала в его тёмных очках, и в её последних лучах Кавендишу сбоку была видна спокойная улыбка напарника. Раньше Кавендиш ни секунды лишней без дела не терял. И даже так, жизнь проходила мимо, скользила сквозь пальцы. Кавендишу было страшно. Он не хотел закончить свой путь, в итоге глядя вслед своей вильнувшей мимо жизни. Только не так. Потому он и здесь, на этой службе. Где бы ещё он научился знать цену времени, как не здесь? С его данными ему было непросто, вот уж где не осталось и мгновения расслабиться. Ему наконец подумалось, что он занят делом, что скоро он будет что-то значить, и работал, работал над собой. Даже так, сбить всем этим ощущение собственной пустоты он не смог. Потом к нему поставили Дакоту. Он понял, что нашел, что искал. Не сразу, конечно. Кавендиш представить не мог человека, менее подходящего на эту должность. Представить не мог, что его сюда привело. Но спрашивать о таком было не принято. Они были худшими. Если за себя Кавендиш ещё мог объяснить это своей минимальной боевой подготовкой и относительно слабым телом, то Дакота… Мотивации ноль. Вряд ли он что-либо делал бы, не подгоняй его партнер. Поступил в агентство, будто в магазин зашел. Не в тот, что был ему нужен, но в котором — а что делать — решил сориентироваться. А не был бы таким безалаберным, мог бы стабильно утвердиться среди путешественников как минимум среднего класса… Кавендиш тем раздражительней и громче пытался осадить Дакоту от всяких праздных затей, чем больше сам хотел поддаться тому же. Но кто-то должен был побеждать в этом поединке, а Дакота все-таки во всём был сильнее. Поэтому с течением времени Кавендиш все больше подавал новые затеи сам, все меньше ставил в приоритет миссию. На каком-то моменте пришлось признать, что он малодушно позволил себя заразить и вести в этом уже не связанном с работой приключении. Но к тому времени эта мысль уже не пугала. Не выходило у них задание, хоть убей. По самолюбию Кавендиша это, конечно, било, и он досадовал — вслух, подолгу и со вкусом. Кав помнил, что хотя бы он должен оставаться голосом разума в их команде. И он не справлялся. Но чувства пустоты он больше не знал. Дакота целует его долго и мягко. Он делал это нечасто и без предупреждения, но неожиданностью это не было. Это было так, как иногда случается дождь, или съемки фильма на соседней улице, или чей-то день рождения. Буднично, независимо от тебя, не хорошо и не плохо. Так, как оно есть. Без вопросов, признаний и слов. Так было и в первый раз, и в десятый, и всегда. От этих поцелуев не ударяла кровь в голову, скорее наоборот. Становилось спокойно, приходили в порядок мысли. От них не замирало сердце, не прыгала душа в горло или пятки, не сбивалось дыхание. От них было просто хорошо. Было чувство, что всё в жизни становилось на места. Всего-то. С Дакотой было просто легко. С ним хотелось ловить момент, быть таким же.. нестареющим. С ним вообще хотелось быть. Такой уж человек. О чувствах не говорили, дальше редких спонтанных поцелуев не заходило. Кавендиш был не против. Дакота всё делал так, будто так и надо, и оно, чёрт возьми, таким и становилось. Кто ж знал, что при всех действительно важных вещах, существующих на свете, счастье найдется всего лишь в инстинктивно обнявшей тебя сзади во сне руке да в походе в кино на какую-то дурацкую комедию. В залипании на лава-лампы в витрине и в неумелом танце вдоль по улице под собственный смех и джаз уличных музыкантов. Дакота достался ему потому, что как худших их больше никто бы не взял. Поспорить бы, но доказательств их успехов нет. Да и теперь незачем… Опора под ногами оказалась не в том, чтобы остаться здесь, а единственно ценным, что Кавендиш вынес с этой работы, оказался его напарник. Кавендиш частенько прикидывает, как быть и куда податься, когда их неминуемо вышвырнут с должностей, но без Дакоты себя не представляет. В свете фонарей на опустевшей набережной Кавендиш смотрит на спокойную улыбку напротив и уже точно знает, что представлять не придётся. В кои-то веки Кавендишу спокойно и не страшно. Кавендиш в каком-то роде рад, что они худшие.