Запах

Казалось, что этот запах преследовал меня, я мог бы узнать его из тысячи. В общем-то, именно это и делал постоянно: узнавал. В Большом зале на любом приеме пищи, стоило только дверям открыться и впустить неизменно веселую компанию. При патрулировании коридоров на ночном дежурстве в качестве старосты факультета. На Астрономической башне, когда поднимался туда потосковать в одиночестве, пожалеть себя, расслабиться, чтобы потом снова надеть ехидную колючую шкуру и носить ее без особого труда. Везде. Не идти по остаточному шлейфу запаха было невозможно. Не удивлюсь, если со стороны все выглядит как преследование именно с моей стороны, но ничего поделать с этим не могу. Слишком велико желание догнать, уткнуться носом в лохматую макушку и просто вдыхать. Вдыхать до упора, до треска переполненных легких, так, чтобы этот запах остался внутри меня навсегда. Если раскладывать этот “аромат” на составляющие компоненты, то в нем нет ничего, что объясняет его крайнюю привлекательность. Да и слишком явного тоже нет. Основная нотка - пыль. Именно та, которая золотится в свете солнца, танцуя в его лучах. Или та, что оседает на корешках книг, добытых с самых дальних полок. Еще две - что-то до боли знакомое, неуловимо цветочное, но все время ускользающее из памяти. Почему-то напоминающее о матери и ее тонких изящных ладонях, сложенных на коленях, когда она так спокойно и удовлетворенно-радостно смотрит из окна мэнора на сад. На самом дне, как связующее всех верхних нот - свежесть. Морозное утро и прозрачные перистые облака, сквозь которые светит так ярко, что слепит. Небо столь высокое и чистое, что слезы сами невольно выступают и чертят столь же прозрачные и чистые дорожки по непременно холодным щекам. Если же закрывать глаза и вдыхать этот запах, то в голову первой же ассоциацией придет что-то такое улыбастое, довольно щурящее наглые зеленые зыркала с вертикальным зрачком и мурлыкающее утробно, как толстый персиковый кот. Или лев? Кончики пальцев сразу же начинают ныть от желания коснуться жесткой шкуры с короткими мелкими волосками. Куда только за последние несколько лет этот запах меня не заводил. Самым плохим воспоминанием было, наверное, то, что привело меня в закуток в коридоре, скрытый полотном занавесей. Там пахло особенно горячо, будоража кровь, заставляя вдыхать яростно, ревниво и возбужденно. Не в силах сдержаться, ненавидя самого себя и ту пару, способную заниматься подобными вещами практически на открытом месте, я подрочил. Сладкое унижение. Горькие мысли. В этом году радовало то, что на подобные запашистые уголки я больше не натыкался. Кажется, рыжая буря в его сердце после войны утихла. По крайней мере, я в это верил, как маленький наивный мальчик. Можно же мне получить хоть капельку чуда, в конце-то концов, за все мои страдания я заслужил. Да и за годы безумного преследования тоже. – Эй, Малфой, там что-то неладное у озера! – запыхавшаяся девчонка в зеленой мантии неожиданно вырвала меня из липких дум. Она тоже была старостой нашего факультета, только с младших курсов. Правда для нас, второй раз учившихся на седьмом, все были теперь младшими. Даже те, кто носили такую же цифру. Иногда у нас бывали сдвоенные занятия с новым курсом, но все чаще нас сдваивали с другими “второгодниками”. И, думаю, не надо заострять внимание на том, что малочисленный Слизерин был у всех как бельмо на глазу. Но унижать и избивать нас прилюдно было категорически запрещено, старая кошка постаралась избегнуть всеми способами открытых конфликтов. По всей школе был введен жесткий медицинский контроль, периодически палочки выборочно тоже подвергались проверке. Диктатура директора радовала. Неужели нельзя было раньше ввести подобные меры? Злоязыким оставалось только горько шипеть нам вслед ругательства, да подначивать нас доставать палочки первыми. Не на тех напали, сосунки. Слизеринцы – мастера игнора. – Малфой, ты меня слушаешь? Кажется, я забылся. – Пойдем. Упоминание моей фамилии заставляло мысленно морщиться. Клеймо позора, поставленное на род отцом-пожирателем, было невозможно стереть. Первое время я даже хотел взять фамилию матери, но долгие уговоры и промывания мозгов сделали свое дело - я сделал вид, что смирился. Да и не хотелось волновать мать, она и так многое пережила, пока нас таскали по судам, да выносили приговоры. Пусть будет так, и эту насмешку судьбы мы переживем, не стеклянные. У озера действительно происходило странное: там толпились ученики, но молча, явно опасаясь выдать свое местоположение и занятие. Лишь кто-то изредка всплескивал руками, словно пытаясь кого-то поддержать. “Как-никак, драчка!” – подумалось мне, и губы сами по себе растянулись в ехидной улыбке-усмешке. Кажется, кому-то сегодня не поздоровится – старая кошка такого не спустит. Обилие красных шарфов говорило о том, что это взбесился кто-то из львятника. Младшая староста Слизерина уже ввинтилась в толпу, явно желая быстрее пробраться к середине. То и дело раздавались возмущенные возгласы тех, кто неосторожно не уступил дорогу. Я последовал за ней, рьяно толкаясь локтями. И вдруг застыл, застигнутый врасплох, мгновенно окутанный столь притягательным запахом. Черноволосая макушка маячила прямо передо мной. Даже на вид эти непослушные вихры были жесткими. Вот же подлое искушение. Я чуть-чуть наклонился вперед, так, чтобы не касаться, но вдохнуть в полной мере. Вот специально он ниже меня ровно настолько, чтобы было так удобно зарыться носом? Сволочь зеленоглазая. Ох ты ж магия разрушительная, как божественно пахнет! В голове сразу вспыхнул и довольно мурчащий кот, и мороз по коже, и чистое небо… Поттер неожиданно крупно вздрогнул. Черт, я увлекся и сам не заметил, как встал вплотную, да и неосторожный слишком сильный выдох меня выдал. – Стой так, - шепнул он, словно почувствовав, что вечный преследователь сейчас улизнет. Честно признаться, я растерялся, но не сделал малодушный шаг назад. Стоял как дурак и вдыхал, вдыхал, вдыхал. Тем более, что мою ладонь грели невероятно горячие пальцы. В тот момент, когда я готов был сбежать, Поттер лишь протянул руку назад и наугад сгреб то, что ему попалось. Удачно так сгреб. Сердцебиение отдавалось в ушах, постыдная краска залила все лицо. Выгляжу я сейчас наверняка как лихорадочный с моей-то аристократически белой кожей. Да и глаза нездорово так блестят. Плевать на все, пока можно спрятаться в черных вихрах и этом всепоглощающем запахе. *** Легкие горели огнем, словно я бежал марафон. “Чертов Поттер!” – била по вискам настойчивая мысль-проклятие. Я готов был разнести всю комнату, всю школу, весь мир, только бы больше не попадать в подобные переделки. Да, я малодушно все же улизнул тогда с поляны, когда Грейнджер и Браун умудрились подраться за этого рыжего Уизля. Да, я так и не нашел в себе сил спросить Поттера: “Какого собственно хрена это было?” Последние два месяца я вел себя, как мышь, прячась в свободное время в комнате или дальнем углу библиотеки. На обходах и между занятиями я крался по коридорам и старался лишний раз не шебуршать. Увидеть меня где-то поблизости от Поттера теперь не представлялось возможным. Я ориентировался на обжигающий воспоминаниями запах, буквально сводивший меня с ума. Этот далеко за полуночный обход не должен был принести никаких сюрпризов. Середина учебной недели, обещанная завтра проверка по зельям и контрольная точка по трансформации – никто в здравом уме даже по свиданкам шататься не будет. “Я тень в ночи! Я сама ночь! Я неуязвим, муахаха!” Я почувствовал, как чьи-то руки совершенно возмутительным образом и по-хозяйки, утягивают меня в ближайший класс. Лишь запах мог подсказать, кто мог позволить себе так нагло меня лапать. – Ни слова, Малфой, – интимно прошептали мне на ухо, отчего то тут же отчаянно зарделось. – И даже не думай, что в этот раз тебе удастся ускользнуть, змеюка. Я измерял шагами комнату. Поттер сидел на парте первого ряда и следил за мной глазами из-за стильных очков, сменивших после войны его круглое уродство. От этой перемены его и без того яркая внешность только выигрывала, что заставляло меня ревниво скрипеть зубами каждый раз, когда в поле зрения попадало это лицо. – Фу, не мельтеши! – радостно улыбаясь, фыркнул Поттер. – Бесишь, – выдал я, сдерживаясь от более нецензурных ругательств. Это пугало огородное умудрилось наложить на дверь какое-то мудреное запирающее заклятие, которое я так и не смог сломать. Еще и насмехалось надо мной битый час, который я провел в бесплодных попытках, периодически “подбадривая” всякими: “ты уже близок к цели”, “я в тебя верю” и “не легче ли поговорить, Малфой?” – Если у тебя проблемы с мыслительным процессом, то не стоит мучить свои извилины почем зря! – У меня хотя бы есть извилины, Поттер… Настойчивый и слишком сильный запах отбивал все желание думать. Организм постепенно сдавался под напором пыльных нот, готовый уже на все, лишь бы снова вдыхать как можно больше и ближе. – Малфой, да заканчивай ты это выступление одного актера и признайся уже, что ты в меня влюбился. Я резко застыл у окна, словно в меня попали парализующим заклятием. Не оборачиваясь, чтобы не показать лишнего, произнес: – С чего… – голос неожиданно дал петуха, пришлось прочистить горло, выдохнуть и продолжить: – ты взял, что кто-то в тебя… ну вообще… того этого... – Ну знаешь, когда тебе стояком упираются чуть выше задницы, то сложно не понять отношение к себе, – как последняя конина заржал Поттер. – Ссссука, – прошипел я не хуже змееустов, готовый голыми руками придушить эту прекрасную шею с уродским красным галстуком. Он легко спрыгнул на пол, как большой кот, не издав ни звука, и подошел ближе ко мне, все так же уставившемуся в окно. Со стороны могло показаться, что я обиделся и надулся, но это было далеко не так. Я еле сдерживался от того, чтобы не надавать кое-кому по кумполу. Беспричинная злость затопила весь разум, желая только выплеснуться на всех окружающих. И даже запах теперь не успокаивал. Я сжал ладони в кулаки, впиваясь ногтями в кожу до боли. – Малфой, ну правда. Снова этот интимный шепот. Бесит! Я резко обернулся. Поттер, оказавшийся слишком близко, кажется, даже приподнявшийся на носочки, такого явно не ожидал. Моя макушка впечаталась во что-то твердое. С коротким матерком спаситель магического мира приземлился прямо на задницу. Но волновало меня не это, а то, что он явно болезненно морщился, прикрывая нижнюю часть лица рукой. Злоба мгновенно развеялась. – Ой, ты в порядке? – испуганно выдал я, опускаясь на колени и пытаясь заглянуть под ладонь. – Фф, пфф, иф-ф-ф, - выдал он, отмахиваясь от меня второй рукой. – Тьфу! На пол полетел сгусток крови. Я вытаращил глаза, думая, то ли бежать в магпункт, то ли срочно вспоминать заклинания оказания первой помощи. – Губу разбил, – внятно выдал Поттер, утираясь рукавом. У меня аж от сердца отлегло, из горла вырвался короткий смешок: – Фух, ну ты меня и напугал, придурок. – А ты белобрысый индюк. – Очкастый идиот! – Хорек! – Облезлый лев! – Змеюка! – Вонючка! – Я тоже тебя чую. Я осекся. – Что? – Чую я тебя, что! Воняешь ты как мое желание жить… вечно… с одним слизеринским высокомерным мерзавцем. Или хотя бы поцеловать. – У кого-то слова с делом не расходятся, я посмотрю, – прошептал я, с трудом вернув себе самообладание после неожиданного чмока. – Господи, когда же ты уже заткнешься и дашь тебя нормально поцеловать, – выдохнул Поттер, впечатываясь в мои губы. Легкий привкус металла тоже очень знакомо пах пылью и небом. Я дышал и не мог надышаться.