С сердцем на коленях

― Где-то здесь... выбросили... ― Салли всё же научилась подбирать слова, ― Вещей уже толком и нет, хоть тут никто особо и не ходит. Обчистили, наверное. Салли топчется, но потом уходит ― она всё видела лишь мельком и явно умеет больше, чем предполагала. Наверное, ей проще ― Кредо учит не сожалеть оступившихся, так ведь? По крайней мере, в дело не в Иви и Джейкобе ― Салли просто хорошо усвоила то, что ей пришлось долго и болезненно принимать. А может, всё дело в том, как легко Салли умеет забывать всё плохое. Жаль, что у неё не получится то же самое. Узкий подбородок вспух, ещё чуть-чуть ― и распухнет так, что кожа позеленеет, как тонкая болотная ряска. Потом вытекут ярко-карие глаза и уж точно никто не вспомнит, какой смуглянкой была Келли. Попадись она Джеку, то Рози, конечно, застала бы больше: распластавшиеся по бережку кишки, раздувшиеся и лопнувшие (да не лопнут они), точно рыбий пузырь, лёгкие, а ещё позже ― выпавшее и оставшееся гнить на коленях сердце. Тут уж она точно спаслась от худшего. Или нет?.. Увы, последняя картина с выпавшим сердцем слишком похожа на то, что пережила Рози после того, как узнала, от чего погибла Келли. А Келли гниёт в закутке прямо под мостом. Наверное, Иви было не до того, чтобы выбрасывать её труп. Наверное, она и не помнит, как гниёт её тело ― трупов было много, а красная куртка ― знак не только предавших «Грачей». А Рози смотрит пока издалека. При иных обстоятельствах она сама оказалась бы на дне Темзы с пулей в груди ― после взрыва ничего не стоило стать лёгкой мишенью одной везучей бандитки. Ёё бы даже не нашли — участь была бы похуже. Но Рози всё равно приходит, даже зная, что ни за что не возьмётся за похороны и не напишет её племяннику на ферму. От этого становится больно. Ровно настолько, чтобы прийти и посмотреть только сейчас ― когда от знакомой коренастой девушки остались лишь вздувшиеся руки, ноги и живот; когда снег сменился вполне себе земной хлябью, а новость о смерти подруги оказывается точно приправленной сталью и огнём. Так напоминают о себе старые раны, так всё болит, когда та, что пила с тобой, кричала «Хоть за баньши, хоть за королеву!», чуть не лишает жизни общую подругу. Марси говорила ей, что Келли ни о чём не сожалела ― она хотела их подставить. Рози помнит каждое слово из её рассказа. Рози молилась каждый день, чтобы в душе на миг появилось нечто живое и тёплое. Как, например, слёзы облегчения. Это было гораздо лучше, чем раз в неделю вспоминать, что Рози жива, что она не каменеет с карандашом в руке, чем не забывать, как давно она позвала племянницу, не замечать проходящих в оцепенении часов. Так было проще принять, что ни она, ни Салли ни в чём не виноваты. Кажется, мисс Фрай тоже пыталась её в этом убедить ― Рози плохо помнила первую недю после новостей от Марси. Наверное, поэтому на часах прошло не больше пяти минут, пока Рози стояла и задавалась бесконечными вопросами. Ответ был один: это не прощание с подругой. И точно не прощение. Пройдут месяцы, прежде чем она снова придёт сюда, прежде чем тело Келли начнёт разлагаться до ядовитого смрада, вылезут наружу её «потроха» (Келли же привыкла так говорить, когда кого-то пытала? А может, всё же научилась этому у своего дяди-мясника?), прежде чем её выпавшие из отвалившейся кожи медные косички, истлев, смешаются с илом под мостом, прежде чем легко обнажившиеся кости обозначатся под отваливающейся лоскутами кожей. Тогда же вытекут и её некогда лукавые глаза, вздуется лицо с острыми «птичьими» чертами. Останется совсем немного, прежде чем гниль сделает её похожей на всех давно умерших, что становятся кормом для опарышей, а в зазеленевших кишках начнут квакать первые не менее зелёные лягушки. Разве что в этот чудом не затапливаемый Темзой уголок не проберётся какая-нибудь гоkодная псина и не растащит то, что осталось И даже тогда Рози тоже не будет готова принять всё произошедшее. Лишь позже, когда Салли скажет, что слегка видны кости, она придёт ещё раз. Келли всё ещё будет гнить, её раскинутые руки отвалятся и будут лежать отдельно, обнажатся кости, кожи уже не будет, а будут лишь очертания чьего-то тела, вспухшего и посеревшего, точно застарелое тесто. Тогда уже будет не видно, что Келли умерла тяжело ― пуля попала в живот, раздробив таз, клинок явно вспорол её насквозь, а потому она завалилась так, будто её тащили на одном боку. Не стоило настаивать на подробностях. Рози думает, что когда-нибудь всё же найдёт могильщика, чтобы похоронить подругу. Ей всё ещё больно. Она всё ещё не знает, что случилось бы, не предай их Келли. Но пока что приходит, думая о том, как долго останкам Келли предстоит истлеть под мостом. Она никак не в силах подойти поближе и попрощаться. Как, впрочем, не в силах злиться хотя бы на Иви, хотя именно мисс Фрай ей как-то странно обвинять. Но Рози всё же верит, что когда-нибудь ей станет легче пережить боль от предательства. Келли всё гниёт и гниёт, как и тело Джека. Рози надеется, что её испуганный Лондон в отличие от них не сгнил и не так страдает от того, как ему досталось. Не весь. Не до конца.