changes

Донхек не хочет осознавать, что Марк повзрослел, он в упор не хочет видеть изменений в человеке, с которым провёл большую часть сознательной жизни. — Может быть я не могу понять этого, ты меняешься, да, но я не замечаю, — в начале июня он говорил так, смотрел на Марка как и раньше, громко смеялся с ним. Но по ночам думал о глазах старшего, когда они ни о чем не говорили. Его взгляд становился холодным. Спустя месяц мама Донхека восклицала: «Минхен стал таким взрослым, поверить не могу!» Донхек делал вид, что не понимает, вечером правда обдумывал это с сигаретой в руках, но никак не признавался. Это его прежний Минхен, пусть его все знакомые теперь зовут Марк, но у него те же шрамы на коленках от падения с дерева, по — детски забавный смех и пахнет от него все так же — весной и немного яблоками. Ничего же сильно не изменилось, его друг просто стал высоким и более симпатичным, чем раньше. /// В жаркий июльский вечер Марк поцеловал его впервые, под шум бьющихся о старый пирс волн, под тишину летней ночи, под их любимую песню. Ладони у Минхена были холодные, а губы горячие, вино, которое они пили прямо из горла стало тёплым и противным, но они оба уже о нем позабыли. И поцелуй был долгий, такой, как должен быть, с любовью. — Ты меняешься, Марк, если честно, я временами не могу этого вынести, — Донхек облизывает зацелованные красные губы и смотрит в небо, зарывая пальцы в песок. — Для тебя я всегда буду таким, как сейчас, — и Донхек верит, потому что слова сказаны от чистого сердца, потому что объятия у Минхена самые тёплые. /// — Я хочу сфотографировать тебя, — Минхен наводит камеру на Донхека, выстраивая нужный ракурс. — С чего бы это вдруг? — Чтобы у меня всегда была твоя фотография, и я помнил, какой ты красивый — щелчок затвора, первый полароид готов. — Давай тогда вместе, я хочу фото с тобой, — Донхек смеётся, потому что Марк носом тычется в шею, передавая камеру в руки младшему. — Раз, два, три, — Донхек по команде делает снимок, — смотри, здорово получилось. Донхек взял фото дрожащими руками, и, кажется, даже побледнел. — Хен, давай выбросим его, ты здесь получился такой взрослый, — голос слегка дрожит, к горлу подступает ком. — Ты чего, Хеки, обычный, — Марк притягивает парня к себе и целует в макушку. /// В конце июля, 27 числа Минхен зовёт Донхека гулять, только почему — то он серьезный и много молчит. Донхек вглядывается в знакомый профиль, который кажется сейчас абсолютно чужим. — Что случилось, Марк? — Донхек затягивается и выдыхает дым вверх, наблюдая за тем, как он поднимается. — Я уезжаю, Хек, в Канаду, — Минхен на парня не смотрит, только протягивает руку за сигаретой. — Надолго? — глаза младшего постепенно наполняются слезами, он все уже прекрасно понял, но не хочет признаваться в этом самому себе. — Навсегда. Пауза. Листья деревьев шелестят от ветра, где — то недалёко проезжает трамвай. По щеке Донхека стекает первая слеза. — Почему ты плачешь? — Я думал, ты меня любишь, — через минуту Донхек уже душится слезами. Минхен ничего ему не говорит, только протягивает ещё одну сигарету и берет за руку. — Когда? — Первого сентября. /// Всегда жалко, что лето заканчивается, но в этом году Донхеку особенно горько. За последний месяц он похудел и стал плохо спать, старался чаще видится с Минхеном и запоминать каждую деталь в нем. На календаре 31 августа, на часах десять вечера, эту ночь, последнюю ночь, было решено провести вдвоём. Они сидели на крыше и курили, обнимались и целовались очень долго, как и в первый раз. Только поцелуи теперь были горькие и соленые от слез. В 4:37 утра, Донхек нашёл способ, как остаться в лете навсегда, но он вам не понравится.