Каждый вечер

      Нажимаю на кнопку и тут же слышу трель звонка, разносящуюся по квартире. Через несколько секунд в коридоре за дверью шаги. Я прихожу сюда каждый вечер, как только пробьет десять часов. По-другому не могу — ноги сами несут меня в этот дом, на этот этаж, к этой квартире.       Дверь открывается и являет моему взору его — того, о ком думаю каждую секунду своего времени. Сегодня он в серой футболке и таких же серых домашних штанах, уютный и теплый, как всегда. Светлые волосы собраны сзади в небрежный хвост, но некоторые прядки выбиваются, создавая вокруг него атмосферу чего-то неуловимо домашнего. За это я его и люблю. Хотя нет, я люблю его просто за то, что он есть и что он со мной.       — Привет, — говорю я и переступаю через порог. Он пятится назад, глядя куда-то в район моей груди.       — Ты пришел, — шепчет он, и я киваю:       — Не мог не прийти.       Подхожу ближе и заглядываю ему в лицо. Мне не нравится, что я вижу. В последнее время он выглядит просто ужасно: лицо осунулось, под глазами вечные синяки, взгляд потух. Куда же делся мой солнечный мальчик?       — Твоя работа тебя совсем измотала, — говорю я и провожу пальцем по его скуле. Он вздрагивает и отшатывается, его дыхание сбивается, кажется, что он только что пробежал стометровку. Не понимаю. Ничего не понимаю. — Что происходит?       — Ничего, — улыбается он, и я вижу, с каким трудом дается ему эта улыбка.       ***       Звоню в дверь и слышу шаги в коридоре. Дверь открывается, и я вижу его. Сегодня на нем светлые джинсы и рубашка — скорее всего, он только что вернулся со смены. Его постоянно задерживают на работе, и я вижу, что ему не идет это на пользу.       — Привет, — говорю я и захожу в квартиру. Он делает шаг назад.       — Привет, — он поднимает на меня взгляд, и в нем сквозит такая обреченность, что мне хочется выть. Я готов что угодно сделать, лишь бы он снова улыбался, лишь бы в его глазах зажегся привычный свет, но я не знаю, что делать.       Я просто ничего не понимаю. Ведь еще пару месяцев назад у нас все было хорошо. Мы гуляли часами вдвоем в парке, ходили в кино, коротали вечера в кафешке возле пруда, и вдруг в один миг все изменилось. Теперь я прихожу к нему домой, а он словно нехотя меня впускает — в свою квартиру, в свою жизнь, в свое сердце…       Ничего не понимаю, но все же подхожу к нему и прижимаюсь к нему всем телом, ловя краем уха его тихий вздох.       — Малыш, — шепчу я и наклоняюсь к его губам. Они сладкие и мягкие, как спелые сливы. Я пью с них, как будто последний раз в жизни. Я не могу больше терпеть — будто нет больше его холодности, его отчужденного взгляда, синяков вокруг глаз.       Рубашка рвется под моими пальцами, и подушечками я ощущаю кожу — вот он, со мной, дышит ради меня, живет ради меня. Непонятно как мы оказываемся в спальне, и я забываю обо всем на свете между его раскрытых бедер.       Лежу, пытаясь привести чувства в некое подобие порядка. Мой малыш ушел в ванную, и я слышу, как льется вода в душе. Горькие мысли вновь одолевают меня. В чем причина его поведения? Другой мужчина? Или что-то, еще более страшное?       Поднимаюсь с постели и иду к нему. Открываю дверь и вижу его прекрасное тело за мутным стеклом душа. Вижу, как он выключает воду, медленно вытирается полотенцем и открывает дверцу. Сталкивается взглядом со мной и ту же испуганно отшатывается, поскальзываясь и едва не падая на мокром полу душа.       А у меня лопается терпение.       — Что?! — я делаю шаг к нему. — Почему ты шарахаешься от меня? Что такого страшного?       Он не отходит больше, скорее успокаивается, хотя настороженное выражение не исчезает с его лица.       — Все нормально, ничего я не шарахаюсь.       У него даже получается улыбнуться, но я замечаю, как он бросает взгляд куда-то за мою спину, туда, где раковина. Хочу оглянуться, но он улавливает мое движение.       — Нет! — кричит он, выставляя вперед руку. — Не смотри!       — Почему?! — я не понимаю. Там никого нет, я знаю это точно — видел, когда заходил. Следы какого преступления он прячет от меня?       — Просто не надо, любимый, пожалуйста, — в его глазах слезы, он в умоляющем жесте складывает руки на груди. — Пожалуйста, я прошу тебя, не смотри…       Он всхлипывает, когда я все-таки поворачиваю голову, чтобы посмотреть в угол ванной. Там ничего нет, кроме раковины, шкафчика и зеркала. Ничего не понимаю, но вдруг краем глаза улавливаю свое отражение и присматриваюсь.       Сначала привлекает внимание неестественная бледность, даже синева моей кожи. Я подхожу ближе к стеклу. Н-да, если я так выгляжу, немудрено, что от меня шарахаются. Что-то странное у меня на лице. Освещение в ванной плохое, и я вижу просто черное пятно возле носа. Подхожу еще ближе. Подношу руку к лицу. Синие ногти выглядят просто кошмарно, но почему-то больше не удивляют. Прикасаюсь к пятну на лице и с удивлением обнаруживаю, что палец просто проходит внутрь…       — Что это? — шепчу я и оборачиваюсь. Вижу его, скукожившегося на полу. Он уткнулся лицом в колени и обхватил ноги руками, всхлипывая. Все еще ничего не понимаю. Поворачиваюсь обратно к зеркалу…       И вижу истлевший труп. Кожа изъедена червями, а глазные яблоки закатились вглубь глазниц. Вместо носа зияет дыра, а с щеки свисает лоскут полусгнившей кожи.       Я мертв.       Яркая вспышка света.       Это было словно вчера и одновременно сто лет назад. Я ехал к своему любимому после праздника в честь дня рождения одного из моих коллег. Я и выпил-то совсем чуть-чуть. Но и этого хватило, чтобы повлиять на скорость моих реакций. До сих пор не могу понять, откуда взялся тот грузовик. Помню только резкий толчок и…       Яркая вспышка света.       Ванная, тусклая лампа на потолке и приглушенные рыдания где-то за моей спиной. Хочу заорать, но раздается только хрип. Рыдания прекращаются, и я оборачиваюсь… К тому, кого любил больше всего на свете в той жизни и не могу оставить в этой.       Он больше не плачет — слезы сами текут по его щекам, а он смотрит на меня, не отрываясь.       — Я ведь просил… — шепчет он, пытаясь поймать остатки уходящего разума. — Просил не смотреть…       — Малыш, — хриплю я, подходя ближе и видя, как самое дорогое мне создание с ужасом отползает в дальний угол душевой кабины. Цепляется рукой за отбитый кусок плитки, и кровь начинает струиться из его ладони. Злюсь на самого себя и на него. — Я же каждый день прихожу! Почему, почему же ты раньше не сказал?! Если бы я знал, что умер, я бы оставил тебя!       Он смотрит на меня долго, не отрываясь, пока его губы не изгибаются в улыбке, а следующий миг воздух взрывается от его резкого смеха. Глаза его широко открыты, голова запрокинута, и он смеется, давясь слезами и воздухом.       Я не выдерживаю, ведь то, что я вижу сейчас, в сто раз хуже того, что я видел в зеркале минуту назад. Мне страшно, мне действительно страшно, что это я… Я с ним это сделал!       Вскакиваю и несусь к двери, не в силах слышать за своей спиной его адский смех.       ***       Звоню в дверь и слышу за ней шаги. Сразу становится тепло на душе — ведь там тот, кого я люблю всем сердцем. Несмотря на то, что мы в последнее время редко видимся, я не могу не приходить к нему каждый вечер, хотя бы для того, чтобы увидеть его усталое лицо.       Дверь открывается, и он передо мной. На нем шелковый халат, как будто — и мое сердце пропускает удар от нахлынувшей радости! — он ждал, что я приду. Захожу и закрываю за собой дверь. Он почему-то улыбается. Причина его хорошего настроения не заставляет себя долго искать — мне в нос ударяет запах крепкого спиртного.       — Что происходит, малыш? — я беру его за руку, и он вздрагивает, зашипев сквозь зубы — на ладони вижу неглубокую ранку с запекшейся кровью. Где он поранился? В который раз думаю, что работа его до добра не доведет. Поднимаю взгляд. От блаженной улыбки становится жутко.       — Ничего, — шепчет он, медленно качая головой. — Ведь ты пришел ко мне…