Урок самоуверенности от Тодороки Шото...

      Тодороки замечает необычайную тихость партнера и отрывается от зацеловывания его скул, чуть приподнимаясь на локтях, позволяя появиться свободному пространству между их прижатыми друг к другу телами.        — Изуку, все в порядке?       Мидория слегка дергает головой, пытаясь сориентироваться с ответом и, старательно делая вид, что секунду назад вовсе не выпал из реальности от своих невеселых мыслей, неуверенно говорит:       — Ум… д-да,.. — он старается придать голосу убедительности и добавляет уже тверже: — Да, конечно, Шото-кун, всё хорошо.       Тодороки совершенно не обманывается его нарочито-бодрым тоном и безошибочно определяет притворство. Он садится на пятки, окончательно разрывая их контакт и спокойно произносит:       — Если ты не в настроении, тебе стоит просто сказать об этом. Я не настаиваю.       Изуку почти пугается прохладного воздуха, коснувшегося его тела там, где только что его грел жар кожи Шото, и поспешно уверяет:       — Нет, нет, что ты, я правда хочу! — прежний неприятный осадок никуда не исчезает, и ему приходится добавить, закусив губу и слегка отведя взгляд: — Просто,..— парень тяжело вздыхает, убито опуская плечи. — Просто меня немного расстроило произошедшее на банкете.       По общему поведению Мидории не трудно догадаться, что на самом деле сегодняшний малоприятный для них обоих эпизод расстроил его куда сильнее, чем он старается показать. Вообще Тодороки и вовсе был просто в ярости, когда та дура с благотворительного вечера внаглую прервала их беседу с Деку, вклинившись сначала со своими непрошеными комплиментами касательно «идеально сидящего костюма» Шото, а затем откровенно нарушив и все оставшиеся границы как приличия, так и личного пространства Тодороки, наитупейшим способом сымитировав головокружение от перепитого шампанского. Когда внушительный бюст этой «леди» прижался к Шото, тот едва сдержался от того, чтобы не отступить в сторону, позволив этой девице пасть так низко, как она уже успела пасть по его мнению в моральном плане, но ему пришлось сдержаться — эта девушка была дочерью одного из главных спонсоров агентства как Старателя, так и еще пары Про Героев, а еще он же и организовал этот благотворительный банкет, на котором чествовалось принятие Деку его заслуженного звания Символа Новой Надежды. Однако удивительным образом настоящего Героя — этого вечера и вообще всего мира — бессовестная дочь местного толстосума предпочла игнорировать, обратив все свое внимание на Тодороки.       Шото в тот момент как никогда сильно возненавидел людей вроде неё, считающих, что наличия у него спутника жизни — стоящего от него буквально в трех шагах и хмуро взирающего на происходящее, но слишком деликатного, чтобы вспылить и вмешаться — недостаточно для того, чтобы оставить его, наконец, в покое, и прекратить попытки «перевоспитать его гомосексуальную натуру жаркой страстью настоящей женщины» (это прямая цитата из фан-клуба Героя Шото в твиттере, и Тодороки сто раз пожалел, что поддался на уговоры Инасы и заглянул туда. На его счастье, Мидория сам стал избегать просмотра подобных тематических сообществ, потому что очень быстро понял, что большая часть — женская часть — народу там ненавидит Героя Деку, за то, что «этот внешне скучный чел ухитрился зацапать себе Ледяного Красавца».)       Вместо прямолинейного высказывания всего, что Шото думает про приставшую к нему девицу и вообще ей подобных людей, пришлось поступать хитрее, но зато не менее проверенным и действенным способом — еще никому не удалось проигнорировать двойную порцию холода Тодороки: первую, от его ледяного взгляда, вторую, от его ледяной причуды. Едва не взвизгнув, девушка весьма бодро отскочила от мертвецки холодных пальцев, придержавших её неприкрытое платьем плечо. Уловив и зловещую ауру, прущую от натянуто вежливо поинтересовавшегося её состоянием Шото, девица, пискнув неразборчивый ответ, поспешила-таки скрыться.       Тодороки буквально силком утащил Мидорию с осточертевшего им обоим банкета (Деку посопротивлялся в этот раз явно ради приличия, хотя воспитанность прежде заставляла его досиживать в подобных местах до победного конца), и по их возвращении домой сразу потащил парня в кровать, дабы закончить этот день на гораздо более приятной ноте.       Шото выныривает из воспоминаний, отгоняя от себя и всколыхнувшееся вслед за ними застарелое раздражение, дарит распластанному перед ним любимому человеку понимающую полуулыбку и вновь нависает над ним, стараясь уловить нужную волну настроения и передать её ему.       — Я же сказал тебе выкинуть этот эпизод из головы, — мягко произносит он, проводя ладонью по веснушчатой щеке и отодвигая с неё непослушную зеленую кудряшку. — Ты не должен волноваться о том, что некоторые люди слишком тупы, чтобы понять прямые отказы.       Последнее он произносит уже достаточно жестко, чтобы показать и собственное неодобрительное отношение к подобному.       Изуку закусывает губу, оплетает руками чужие крепкие плечи и ворчливо отзывается:       — Ну да, легко так говорить, когда это не тебе приходится из раза в раз наблюдать за тем, как к твоему вообще-то-уже-жениху клеится очередная красотка.       Тодороки выгибает бровь.       — Красотка? — он весьма ощутимо кусает Мидорию за плечо и тот аж вскрикивает:       — Ай-яй, это еще за что?! — он сердито пыхтит и хмурит зеленые брови.       Шото зализывает враз побагровевшее место укуса и, ловко пропустив руки между их прижатых бедер, принимается расправляться с поясом на штанах Изуку. Его собственные брюки, как и обе их рубашки, были сброшены еще в прихожей.       — Мне не нравится, когда ты так отзываешься о чьей-либо внешности. Я ревную. — Его пальцы за считанные секунды расстегивают пуговицу и ширинку и, бегло скользнув по жаркому пространству чужого паха, дергают штаны вниз.       Мидория крепче оплетает его плечи и приподнимает бедра, чтобы Тодороки было удобнее стянуть с них одежду. Шото снова и снова обводит кончиком языка отметины от своих зубов, наслаждаясь учащающимся дыханием Изуку. Тот подается навстречу первым ласкам, пока еще даримым ему через ткань нижнего белья и, с трудом удерживая ровный голос, снова бурчит:       — Но это же к тебе она приставала, так что вообще-то тот, кто здесь ревнует — это я. К тебе постоянно кто-то лезет, и они все как назло будто с обложек журналов мод.       Тодороки снова прикусывает его шею за озвученные слова и возвращается к поцелуям каждого сантиметра оголенной кожи, до которого ему удается дотянуться из этого положения. Лизнув отвердевший сосок и хмыкнув на ответный короткий вздох, он бормочет, не отрываясь от неспешного скольжения губами по линии ключиц Изуку:       — В отличие от тебя, я не нахожу красивыми тех, кто, как ты говоришь, регулярно ко мне «лезет», — он поднимает взгляд и чувствует почти оглушение от вида порозовевшего от возбуждения парня. Голос Шото сипит, когда он выдаёт: — Ты так прочно занимаешь мои мысли, что даже когда эти люди разговаривают со мной, я слышу просто шум в своих ушах. Полная бессмыслица, — он говорит абсолютную правду, но Мидория чуть кривится, и это выглядит болезненно. Тодороки приподнимается на руках, чтобы поймать прямой взгляд зеленых глаз. — Ты мне веришь?       Изуку молчит и хмурится, вглядываясь в разноцветные глаза напротив, но спустя несколько секунд черты его лица разглаживается, и он невнятно отвечает, смущенно прячась в сгибе локтя:       — Боги, когда ты так смотришь, я не могу сомневаться в твоих словах, — его награждает тихий смешок, который вместе с последующим поцелуем обжигает ему ямку за ухом. Изуку тихо ахает, подставляет шею, но спустя какое-то время вновь напрягается, переставая воспринимать приятность прикосновений Шото. Не сдержавшись, он выдыхает: — И всё же…       Тодороки вновь замирает. Он пресекает на корню желание тяжело вздохнуть: все эти нескончаемые сомнения Мидории в том «достаточно ли он хорош для такого, как Тодороки»… Их никак не удается искоренить, а эксцессы, подобные сегодняшнему, тем более только ухудшают состояние Изуку. Может, он давным-давно и перестал быть неуверенным в себе ребенком, и даже закомплексованным подростком его уже не назовешь, и всё же…       Шото понимает, что «приятная часть» откладывается, но на самом деле ему куда важнее душевное спокойствие Мидории, поэтому он не намерен избегать этой темы и делать вид, что все излечится, если он просто вот сейчас выбьет эти мысли из парня хорошим трахом. Тодороки подпирает голову рукой и смотрит на продолжающего прятать лицо жениха.       — Что еще тебя беспокоит?       Тот чуть сдвигает руку, чтобы послать Тодороки быстрый косой взгляд, опускает её и закрывает веки.       — Сейчас может быть все и так, ну, что ты способен игнорировать всех этих настырных личностей, но я очень боюсь, что однажды ты прозреешь, — Изуку звучит немного сердито, но Шото в курсе, что это попытка спрятать истинные терзающие его чувства. — Вот насмотришься на их слащавые мордашки и поймешь, что мог бы заполучить себе в пару абсолютно любую девушку или парня, даже независимо от их ориентации, хоть финалиста конкурса красоты, да кого угодно! — его голос начинает предательски дрожать. — А потом посмотришь на меня и осознаешь, что вместо всех этих возможностей ты выбрал,.. — он запинается и снова прячет лицо, — …выбрал… м-меня…       Тодороки перестаёт моргать и пораженно пялится на с силой сжатые челюсти парня.       — Изуку…       Мидория судорожно вздыхает и договаривает, очевидно, наконец, позволяя себе озвучить все то, чем старался прежде не нагружать своего партнера:       — Я… я отдаю себе отчет в том, что внешне я самый обычный. Хех, «ничем не примечательный», так до сих пор говорят даже когда берут у меня интервью, — он меняет голос, начиная передразнивать случайно выловившего их недавно на улице бестактного репортера: — «Герой Деку, герой Деку, пожалуйста, расскажите людям, как вам, человеку со столь неприметной внешностью, удалось завоевать сердце самого завидного жениха из геройского топа, Героя Шото? Вы покорили его тем, что стали самым молодым Героем номер один?». Черт, — он снова закусывает губу, отчего в этом месте уже успел образоваться раскрасневшийся след. — Меня обычно не волнует то, что сам я не смазливый или типа того, но когда со всех сторон звучат эти речи, и из раза в раз к тебе подкатывают всякие личности, открыто заявляющие, что уж они-то смотрелись бы с тобой рядом куда лучше меня, хотя я нередко прямо там рядом с тобой и стою, это… Это… — он зло утирает глаза предплечьем и замолкает.       Тодороки едва не скрипит зубами от направленной на всех тех идиотов ярости. Он и так знает, что Изуку, конечно же, не может не задевать общественное мнение, особенно направленное на такую уязвимую часть их жизни, как личные отношения, но самому Шото всегда хватало безразличия и отстраненности, чтобы не позволять этому по-настоящему на него влиять, а вот Деку… Эмоциональная, да и вообще любая нагрузка, обрушаемая на этого парня, всегда была и будет действовать гораздо сильнее, чем на любого другого человека, и кому-то столь душевно открытому гораздо сложнее выносить подобное. При всей своей невообразимой силе, Мидория оставался очень ранимым.       — Изуку, — Тодороки безуспешно пытается убрать руки от его лица, но тот лишь сильнее зажимается. — Изуку, посмотри на меня. Пожалуйста…       Мидория вздрагивает от той интонации, что Шото вложил в последнее слово и сразу же смотрит на него в открытую. Увидев то, до какого состояния его слова довели Тодороки, Изуку испуганно и пристыженно выпаливает:       — Шото-кун, прости! Прости, я не хотел портить тебе-       Тодороки мягко затыкает его долгим поцелуем и начинает говорить сразу после того, как их губы теряют сладкое соприкосновение.       — Послушай меня внимательно, — он прислоняется лбом к его лбу и неотрывно удерживает зрительный контакт. — Ты — единственный, кого я считаю красивым и привлекательным, Изуку. Я хочу прожить с тобой всю свою жизнь. Я не хочу и не могу смотреть больше ни на кого на всей этой планете, потому что никто не способен сравниться с тобой, и это не изменится никогда. Будь эти люди хоть сто раз победителями любых конкурсов, на кой-черт мне они, если мне подарил свое сердце самый великолепный человек из всех, с которыми меня могла свести Вселенная? Мне плевать, что говорят и думают другие, — Шото поднимает руку, демонстрируя помолвочное кольцо на безымянном пальце. — Мое сердце так же уже отдано тебе. И возврату и обмену оно не подлежит.       Мидория пару раз моргает, его взгляд излучает восхищение и обожание одновременно, и наконец робкая улыбка от проникновенных слов растягивает его искусанные губы.       — Шото-кун…       Тодороки снова целует его, крепко и на этот раз гораздо более страстно, и после их общего тяжелого выдоха, хрипло произносит:       — А теперь,.. — он подхватывает Изуку, резко переворачивает на живот и, рывком содрав с него трусы, оглаживает накаченные ягодицы. Устная часть убеждений закончилась, пора упрочнить её эффект действиями. — …самое время закрепить этот урок.       Мидория оборачивается на него и выглядит при этом немного растерянным, но предвкушающим, а затем он приподнимает бёдра и тем самым окончательно срывает все тормоза со сдержанности Тодороки, поехавшей от вида приглашающе подставленной ему упругой задницы.       — Шото-ку-нх… — выстанывает Изуку, задыхаясь от ощущения скользнувшего промеж ягодиц жаркого языка и сразу за ним проникающих в него пальцев.       Если Мидория и хотел сказать что-то ещё, то все его мысли улетучиваются под напором умелых и желанных ласк, но на самом деле Тодороки намерен заставить его говорить и думать правильные вещи и знает, как быть достаточно убедительным.

***

      Шото в очередной раз прекращает двигаться и, жесткой хваткой удерживая от движения бедра Изуку, приказным тоном выдаёт:       — Говори.       Мидория хнычет, комкая в пальцах простынь:       — Шото-кун… Я… Я не могу…       Тодороки полностью выходит из его тела и жестко отрезает:       — Неверный ответ.       Изуку безуспешно пытается насадиться обратно, но он слишком измучен этими повторяющимися вот уже не первый час действиями своего любовника, чтобы по-настоящему перенять инициативу. Зная нечеловеческую выдержку этого парня, Тодороки пришлось приложить максимум усилий, чтобы по-настоящему его измотать, но сейчас он доволен достигнутым, потому что Героя №1 хватает только на слабые попытки податься назад, прервать которые на корню для Шото теперь уже не составляет труда. Мидория снова хнычет:       — Пожалуйста… Я… Это… слишком для меня…       Тодороки нагибается, чтобы провести языком под линией роста его волос и, проехавшись возбужденным членом между сырых ягодиц, соблазнительно шепчет ему на самое ухо:       — Давай же, Изуку. Всего два слова. Иначе я не продолжу.       Мидория всхлипывает и, ужасно смущенный, но не способный больше сопротивляться, произносит совсем тихо:       — Ухм… Я… Я красивый…       Шото самодовольно ухмыляется, но он еще не до конца удовлетворен результатом, поэтому продолжает свою пытку.       — Хм, — он упирается головкой в жаждущее его тело и вновь командует: — Громче.       Изуку нетерпеливо ёрзает, но подчиняется, позволяя своему голосу зазвучать чуть увереннее.       — Я красивый…       Тодороки под стон Мидории проталкивается вперед на половину длины. Боги, он никогда не привыкнет к этому жару и тесноте, это слишком приятно, чтобы стать обыденным.       — Еще раз.       По телу Изуку проходит дрожь, его нутро сжимается, заставляя Шото зашипеть сквозь зубы от подступающей разрядки, которую он и так с трудом оттягивал всё это время. Мидория повторяет уже в полный голос:       — Я красивый.       Шото входит в него до предела и едва сдерживает собственный стон.       — Еще раз!       Мидория выгибается, чтобы полностью прочувствовать пульсирующий в нем член, хватает ртом воздух и сжимает простынь до треска.       — Я красивый!       Начиная двигаться и сразу наращивая темп, Шото почти рычит:       — Говори!       Изуку подаётся ему навстречу и, вконец растеряв всю свою скованность, несдержанно вскрикивает в ответ на каждую фрикцию:       — Я красивый! Я красивый! Красивый! Ах, ч-черт! — Тодороки впивается зубами ему в загривок и обхватывает рукой жаждущий внимания стояк. — Я… Ах! Я! Нгх… — он почти теряет способность внятно говорить, но вот пальцы пережимают его член у основания, а движения Тодороки предупреждающе замедляются, и Мидории приходится собрать остаток воли в кулак, чтобы в очередной раз не лишиться возможности получить разрядку. Позднее он отыщет способ отомстить Шото-куну за такой варварский способ борьбы с его комплексами. — Агх! Я красивый! Красивый! — Тодороки снова ускоряется и ласки его пальцев сосредотачиваются на самых чувствительных местах — головке и уздечке. Изуку уже не замечает, что его голос своей громкостью наверняка способен разбудить половину города — ему слишком хорошо, и вслед за полнейшим наслаждением в него врывается невероятная уверенность в себе. Черт возьми, а ведь и впрямь действенная методика! — Ах! Я красивый,..— он уже не кричит, чисто стонет. — Красивый… Кра- Ох-х да-а, Шото-о,.. — предоргазменная волна подхватывает его и уносит на вершины экстаза. — Шото, я сейчас кончу... Н-нх... Агх! Чёрт! Кончаю! Кончаю!       Тодороки с рыком доводит его и себя до оргазма последними мощными толчками и на последней секунде перед тем, как его разум заслоняет сверкающая вспышка, выкрикивает всецело заполняющую его мысль:       — Черт, ты так прекрасен, Изуку!       Мидория резко разваливается на кровати из-за подкосившихся рук и ног, и сверху на него наваливается враз обессилевший Шото. С минуту оба пытаются просто отдышаться. Изуку первым подаёт голос, с трудом поворачивая голову, чтобы его не заглушала подушка.       — Хах… Ах… Это… Это,.. — кажется, он не способен подобрать нужных слов, поэтому замолкает, просто улыбаясь, хоть его улыбка и скрывается в складках сбившейся простыни.       Тодороки наконец перекатывается в сторону, чтобы не давить своим весом поверх Мидории, и уловив довольную хитрую усмешку в зеленых глазах, сам не может сдержать полуулыбки.       — Да. Это,.. — он смахивает с лица липнущую чёлку и поворачивается набок, чтобы оказаться лицом к расслабленно растянувшемуся на животе парню. — Это был только первый урок.       Изуку хмыкает. Он выглядит уже почти оправившимся от произошедшего, и Тодороки в очередной раз дивится его стойкости. Самому ему явно требуется больше времени для «второго захода», но он не намерен ни в чем отставать от того, кто является его вдохновителем еще со времен первого спортивного фестиваля в Академии. Пусть даже это негласное соревнование по секс-выносливости. Мидория по привычке сгребает любимого в крепкие объятия и утыкается лицом ему в сгиб шеи, влажной от пота, как и собственно вообще их тела и даже все постельное белье под ними.       — Хехех… Первый?       Шото запускает пальцы в кучерявые волосы на затылке и слегка оттягивает, чтобы впиться в искусанные и припухшие губы поцелуем. Оторвавшись, он твердо произносит:       — Да. Первый. Продолжим наши занятия по поднятию твоей самооценки в душе.       Мидория смеется от счастья и смущения одновременно.       — Шото-кун, тебе вовсе не обязательно возиться с моими тараканами, это,.. — он резко замолкает под суровым взглядом Тодороки, и тот, сверкнув глазами, вновь нависает над ним.       — Кажется, в ванной комнате пройдет наш третий урок, а ко второму мы приступим прямо сейчас, — он начинает прокладывать дорожку из поцелуев от ключиц до паха Изуку, и тот, вновь задыхаясь когда головку его члена охватывает горячий рот, едва слышно шепчет:       — Боги, Шото… Кажется… ах… кажется, я буду… нх… очень глупым… учеником…       И Тодороки более чем доволен перспективой преподавать вот такие уроки своему жениху еще очень и очень много раз.