Дилемма крокодила

Толща воды искажает свет, придаёт ему зеленоватый оттенок — нездоровый, гнилой. Если бы Крокодайл не был уверен в чистоте аквариума, решил бы, что тот затянулся тиной, зарос ряской, скрылся под широкими тарелками листьев лотоса, зацвёл неведомыми цветами. — Дилемма крокодила, — вполголоса произносит Робин. — Что? — Крокодайл неторопливо оборачивается к ней. Робин полулежит на диване, изящно сложив свои длинные ноги на подушку, не обращая внимание на чуть задравшуюся на бедре юбку. Ничуть не завлекательно, не призывно, не нарочито — просто удобно устроилась, придерживая выросшей из подушек третьей рукой слишком большой и тяжёлый фолиант, который она сейчас читает. Четвёртая рука с негромким стуком опускает кружку на блюдце — Робин только что сделала глоток кофе, расписной фарфоровый ободок влажно поблёскивает там, где к нему прикоснулись узкие губы. Она не пытается произвести впечатление, она просто такая и есть — женщина, которой невольно начинаешь любоваться, задерживаешь на ней взгляд. — Дилемма крокодила, — повторяет она и приподнимает книгу, демонстрируя ему обложку. Словно с такого расстояния он может разобрать, что там написано; словно название ему о чём-нибудь скажет. — Этот парадокс придумали несколько сотен лет назад. Заключается в следующем, — снисходит до объяснения Робин, почувствовав его недоумение, — крокодил отбирает у матери ребёнка и предлагает ей угадать, вернёт ли он его. Если мать угадает, то получит своё дитя обратно. Крокодайл продолжает молча буравить её взглядом, ждёт продолжения. Робин на одно мгновение ныряет взглядом в книгу — кажется, не столько чтобы свериться с текстом, сколько чтобы разорвать зрительный контакт, дать себе передышку. — Если мать отвечает: «Нет, ты не вернёшь моего ребёнка», возникает парадокс. Ведь в случае, если крокодил вернёт ребёнка, получается, что мать не угадала, и следовательно, крокодилу следовало оставить ребёнка себе. А если он решает оставить ребёнка себе, следовательно, мать угадала, и он должен ребёнка вернуть. Ситуация безвыходная. Они молча смотрят друг на друга, никто не отводит взгляда, ничего не говорит, никак не реагирует на сказанное. В такие гляделки они могут играть почти бесконечно, убивая время на бессмысленное противостояние, так подпитывающее собственное самолюбие. Несложно удерживать взгляд, невозможно сдаться первым. Ситуация безвыходная. — Бананавани предлагает принцессе Виви угадать, вернёт ли он её страну, — губы Робин расходятся в улыбке, почти не обнажая зубы. — «Нет, ты не вернёшь», отвечает принцесса. Потому что парадокс — её последняя и единственная надежда. Она смеётся почти бесшумно, не знаешь её — и не поймёшь. Крокодайл не смеётся, но улыбается, кривая ухмылка растягивает щёки, искажает шрам. — Бананавани спрашивает у Нико Робин, исполнит ли она свою часть уговора, — неожиданно говорит Крокодайл. Ни один мускул не дёргается на её лице, улыбка не блёкнет, взгляд остаётся безмятежным. — По правилам игры бананавани должен угадать, — напоминает Робин. — Каков же будет его ответ? — «Да, ты исполнишь», — уверенно кивает Крокодайл. Робин кивает ему в ответ, удерживает зрительный контакт ровно настолько, чтобы это выглядело не проигрышем и бегством, а окончанием глупой игры, и снова опускает взгляд в книгу, погружается в чтение. Прядь тяжёлых тёмных волос выбивается из-за уха, падает ей на лицо, Робин не заправляет её обратно. Крокодайл отворачивается обратно к своему аквариуму, наблюдает за тенью бананавани, неспешно проплывающего где-то выше стекла, ближе к поверхности. Все эти игры, дилеммы, парадоксы имеют одно общее слабое место. Они работают только в случае кристальной честности говорящей рептилии. Крокодилы врут. Люди врут. Он уже знает, что не вернёт принцессе Виви её страну. Он уже знает, что Нико Робин даже во сне не расстаётся с кинжалом.