Сделай меня настоящим мальчиком

Гэвин задумчиво крутил в руках стакан, на дне которого плескалась ядреная янтарная жидкость. Стакан по счету был уже третьим или четвертым, в глотку лез плохо, но навязчивое желание напиться не уходило, поэтому детектив старательно заталкивал в себя эту обжигающую горло штуку. Не надо было проебываться, вот и не пил бы сейчас. И вообще, все было бы иначе, и вообще... В очередной раз прокрутив в голове пачку навязчивых мыслей и воспоминаний, Гэвин сделал пару глотков, едва не закашлялся, но сумел сдержаться, и поставил стакан на стол. Хренова его человеческая голова. Как же просто живется этим ведрам из пластика, которые могут просто так: раз, и стереть себе что-то там лишнее, чего они не хотели бы помнить. Риду казалось, что именно так это должно работать у андроидов. Зачем иначе они выбили себе права и свободы на основании того, что у них, вроде как, есть чувства? Нахрена им вообще эти чувства? Чтобы мучиться, как он сейчас, за барной стойкой? Или, быть может, у них есть какие-то свои, ведроидные способы глушить стресс и разочарование. Например, они могут заливать в себя какое-нибудь хардовое топливо, а потом ловить системные глюки, и утром плеваться этой дрянью, которую их отлаженный организм будет выводить все через то же отверстие... в общем, хотели быть людьми – вперед, познавайте все прелести поганой человеческой жизни. Гэвин допил виски и с грохотом поставил стакан на стойку. – Повтори. Бармен, отрываясь от увлекательного натирания бокалов, повернулся к нему и смерил усталым, несколько осуждающим взглядом. – Не мое, конечно, дело, Гэвс, но, может, тебе уже хватит? – спросил он, но стакан пододвинул ближе к себе. – Ты прав, – кивнул Рид, поднимая взгляд. – Не твое дело. Так что повтори. Конечно, это не его дело. Это вообще не чье бы то ни было дело, кроме как Гэвина Рида, потому что если бы кому-то пришло в голову попытаться узнать, из-за чего весь этот праздник жизни, он вылетел бы отсюда в полпинка и летел до самой Канады. Гэвин никогда не позволил бы никому влезть в его голову. Гэвин никогда бы не сказал никому о том, почему так зол на себя в этот вечер. Потому что дело было в Конноре. Уже месяца три прошло с того момента, как андроиды подняли бунт и выбили из американского правительства якобы положенные им права и свободы. Поначалу все казалось полнейшей катастрофой: срочная эвакуация населения, массовый выезд людей из города, полная смена экономической системы. Но все поутихло через пару недель. Многие жители Детройта отказались покидать свои дома, многие андроиды, даже после девиации, отказались покидать хозяев. Большинство остались на своих, скажем так, «рабочих местах», просто получили заслуженные выходные и право на личную андроидскую жизнь вне их обязанностей, предписанных программой. Можно сказать, население Детройта потеряло много крови, но приобрело много тириума – андроиды просто заменили собой людей и уживались с ними бок о бок. Не обходилось, само собой, без проблем – оставались целые толпы недовольных, люди устраивали митинги, чтобы им позволили вернуться к привычной жизни с пластиковыми рабами и тому подобным, но, в целом, мало что изменилось. Коннор вернулся в участок через три недели после того, как притащил в этот свой Иерихон целую армию из башни Киберлайф. Вернулся и заявил, что ему так нравится работать в этом месте, что он с радостью останется – само собой, не требуя оклада, разве что в случае его поломки участок, вместо зарплаты и премиальных, оплачивал его починку. Так как Коннор был достаточно крутой моделью и ломался редко, это было дешевле, чем нанимать еще парочку детективов. Фаулер принял его с распростертыми объятиями. Андерсон был рад возвращению напарника, но его здоровье и возраст уже не позволяли ему брать на себя достаточное количество оперативной работы. А Коннор, понятное дело, не был создан для того, чтобы просиживать свой пластиковый зад за отчетами. Через пару деньков Хэнк и Джеффри заперлись в стеклянном кабинете последнего, несколько часов что-то заговорщически обсуждали, а после шеф вызвал Гэвина к себе и заявил, что у того теперь новый напарник. Пластиковый напарник. Рид едва не перевернул стол Фаулера, за что получил нагоняй и угрозу лишиться квартальной премии. А Коннор улыбался, как последний дурак, тряс руку ошалевшего от такого нахальства Гэвина, и говорил, что они прекрасно сработаются. Что он привыкнет. Новые социальные связи вообще прекрасно влияют на психику, а они ведь толком так и не успели наладить контакт. Коннор, конечно, активно врал – ему идея Фаулера тоже пришлась не по вкусу, но он тут пока был на птичьих правах и особо не сопротивлялся. Пытался проявить вынужденное участие. Гэвин постарался последовать его примеру, а потому просто смирился. А потом, все пошло по пизде. Вернее, любой другой человек сказал бы, что все было, на удивление, неплохо. У них вдвоем заметно увеличилась раскрываемость – там, где Гэвин иногда тупил в сопоставлении улик и фактов, Коннор справлялся за пару минут, и это добавляло качества их совместной работе. К тому же, ведроид брал на себя большую часть идиотской работы с отчетами, чем весьма осчастливил Рида – тот ему, само собой, об этом сообщать не собирался. В общем, все было действительно хорошо. Буквально за неделю их можно было с уверенностью назвать едва ли не лучшими детективами отдела. Хэнк хвалил Коннора за успехи, трепал по волосам, которые тот, опуская взгляд и улыбаясь, старательно приглаживал обратно. Фаулер смотрел на Гэвина с молчаливым одобрением. Может, даже подумывал над тем, не дать ли ему повышение, если они продолжат работать в таком темпе. Но Коннор начал становиться для Гэвина огромной проблемой. Когда он был просто машиной, андроидом, присланным из Киберлайф, чтобы доебаться тут до всех окружающих, он Рида просто бесил. Бесил, потому что был идеальным мальчиком, пластиковым манекеном с сахарной рожей и дебильным голосом, таким распрекрасным, на которого молиться были готовы, такой уж великолепный прототип андроида-детектива. Всего лишь RK800, ничего не значащие цифры на его груди. Он был никем, он был предметом мебели, выполняющим свои функции. Возможно, тем предметом мебели, который мог бы в ближайшем будущем заменить собой живых детективов, и это бесило еще больше. Гэвин прекрасно помнил, что, когда сам еще был школьником, все эти домыслы о том, что скоро андроиды начнут подметать улицы вместо людей, печь вместо них пирожные и инкассировать банки были всего лишь домыслами. Не прошло и десяти лет, как они стали реальностью. Отвергать факт того, что Коннор и подобные ему могли бы занять собой место полиции, было попросту невозможно. Когда Коннор вернулся после революции, что-то в нем неуловимо изменилось. На виске его все еще светился диод, на форменном пиджаке светилась нашивка и номер модели. Ничего примечательного, и хрен отличишь, будто это был тот же самый андроид, притащившийся в их участок за несколько недель до этого. Но все было не так. Изменился сам Коннор. Что-то было у него внутри, что-то, что заставляло Гэвина напрягаться каждый раз, когда они оказывались слишком близко друг к другу, хотя бы на расстоянии соседних столов. Как будто за три недели он встретил добрую фею, внезапно сделавшую его настоящим мальчиком. Гэвину было интересно, где в этом городе раздавали таких фей, и даже надеялся, в случае чего, выпросить у нее квартиру получше. Коннор научился смеяться и научился шутить. Его искусственный интеллект впитывал всю информацию вокруг и развивался с космической скоростью. Даже Гэвин иногда забывался и ржал над его колкими высказываниями, хлопал по плечу, и только потом вспоминал, с кем вообще разговаривает. Коннор с каждым днем все больше становился человеком, если это можно было так назвать. В конце одного из их ночных патрулирований он с интересом уставился на кинопаркинг и начал расспрашивать детектива о том, что это такое. Спустя четверть часа, выяснив, что андроид понятия не имеет, что значит «смотреть фильмы» и зачем они вообще нужны (не считая информации, найденной им в интернете, само собой), они уже сидели в автомобиле и пялились на какую-то кинокартину начала двухтысячных. Гэвин время от времени вставлял комментарии по поводу происходящего, отпускал пошлые шутки и вообще вел себя, как любой придурок, попавший случайно в кино, разве что никаких снэков с собой не прихватил. Коннор просидел все полтора часа, тупо пялясь перед собой сквозь лобовое стекло и даже не моргая. На последующую обработку информации о том, зачем снимать на пленку выдуманные события и потом раз за разом показывать их другим людям, у него ушло еще два дня – затем он с уверенностью заявил, что кино ему нравится, и это одно из самых занимательных изобретений человечества. Не считая, конечно, андроидов. С одной стороны, Гэвину было стыдно, и казалось, что весь участок засмеет его за этот случай – но никто не смеялся. Наоборот, Фаулер с удовольствием советовал Коннору что-то из своей любимой классики американских боевиков, а Тина упрашивала пойти с ней на какую-то мелодраму. Гэвину же никто ничего не сказал. Разве что Андерсон, столкнувшись с ним в кафетерии, со смешком подметил – хорошо, что Рид показал Коннору не порнуху. Иначе неловко бы вышло. А Гэвин привыкал. С каждым днем привыкал к напарнику, и потихоньку начинал забывать, что тот не является человеком. Сам не заметил, как перестал называть его ведроидом, заменив это сначала насмешливым, но не злобным «кофеварка», а потом вовсе перейдя на имя – Коннор. «Эй, Коннор!». «Коннор, тут какая-то лажа в отчетах, иди глянь». «У нас срочный вызов, Кон, не тормози». – Блядское утро... раз сидишь без дела, Конни, сделай мне кофе. Гэвин сам не понял, что сказал. Коннор как раз собирался подняться со своего кресла и пойти куда-то, но замер, будто завис. Так они и смотрели друг на друга секунд десять, андроид и человек, каждый словно в приступе немой паники. У Рида к лицу прилило столько крови, что его, пожалуй, можно было повесить в квартале красных фонарей – вместо фонаря. Коннор отмер первым – промямлив сбивчивое «ок-кей» быстрыми шагами ушел в сторону кафетерия. Вернулся он только минут через сорок, и принес стакан совершенно холодного горького черного кофе. После того, как Гэвин чертыхнулся, едва не выплюнув эту жижу обратно, тут же отобрал у него стакан и, бормоча сбивчивые извинения, ушел снова, вернувшись уже с нормальным горячим американо с одной ложкой сахара. Больше они с тех пор тему имен не поднимали, а Рид старался контролировать себя, чтобы не спиздануть еще что-нибудь подобное. Еще через два дня он нашел Коннора в участке... плачущим. Это было как ушат ледяной воды на голову. Гэвин, конечно, уже изрядно привык к тому, что этот парень почти перестал отличаться чем-либо от людей, но о том, что тот может реветь, вообще не думал. Плакал Коннор все равно несколько иначе. У него не дрожали плечи, он не всхлипывал и не царапал ногтями собственное бедро, закрывая рот ладонью, чтобы не закричать. Нет, он просто сидел в пустом участке за своим столом, закрыв лицо руками, и не шевелился. Диод на его виске непрерывно горел красным, будто сигнализировал об опасности. Гэвин от этого зрелища даже подумал поначалу, что у Коннора какие-то проблемы с системой, что что-то барахлит и срочно нужно вызывать техников, но после андроид на пару секунд отнял ладони от лица, вытер мокрые щеки и снова закрылся, оставшись в той же позе. У Рида сердце тогда пару ударов пропустило. – Эй, парень, – Гэвин опустился на одно колено перед стулом Коннора и для убедительности пощелкал пальцами перед его лицом. – Ты чего? Че случилось-то? Тебя там не закоротило? Коннор только покачал головой, но на свет Божий не показался. Еще пятнадцать минут Гэвин, сам не зная зачем, потратил на то, чтобы выяснить, какая сволочь попыталась обидеть его напарника. Еще час он сам сидел рядом с ревущим Коннором, пытающимся сбивчиво объяснить ему, что для него всего этого мира вдруг стало слишком много. – Базы данных не вмещают этого, моя система не справляется, я не знаю, что происходит, внутри полный хаос, – у Коннора в глазах читался ужас и отчаяние. – Одна программа накладывается на другую, все протоколы летят к чертям, я не знаю в какую сторону бросаться, что делать, все было так понятно, а сейчас нихрена не понятно! Я не знаю, что думаю, как это работает, я не знаю, что я чувствую, детектив Рид! Гэвину некуда было деваться от этого. Это он, в конце концов, был тут человеком, жил с такой же херней уже почти четыре десятка лет, и должен был, наверное, выступить в роли доброго наставника, а мог только говорить, что херня случается, и гладить Коннора по волосам. Если уж с плачущими людьми он понятия не имел, что делать, то с плачущими андроидами тем более. У Коннора где-то там внутри летела к хуям система, а у Гэвина крошилось в пыль самообладание. Он ощутил груз ответственности за напарника, и это его надломило. Не то чтобы это было хреново. Нет. Это было очень хреново. Всю жизнь ответственность Гэвина заканчивалась на нем и его работе, а теперь какая-то херня екала под ребрами каждый раз, когда он думал про Коннора, думал о том, что с ним что-то может случиться или у него снова случится этот приступ полной невменяемости, а он даже помочь ему толком ничем не сможет. Рида эта херня раздражала, но и убрать ее он никуда не мог. А Коннор, как обычно, таскался за ним, докладывался о том, как у них идут дела, составлял отчеты, шутил и смеялся. Гребанная пластиковая чертовски очаровательная падла. А после все пошло по пизде окончательно. Если поначалу Гэвину казалось, что хуже быть уже не может, прошел несколько стадий принятия, почти достигнув последней, и хаос внутри потихоньку начал встраиваться в общую систему его мироощущений, произошло то, из-за чего его мир сильно пошатнулся. От Андерсона он знал некоторые вещи: например, что если у Коннора что-то сломается, его починят, и он вернется в участок куда быстрее, чем любой другой раненый сотрудник. Это было весьма приятной штукой, не нужно таскать в больницу цветы и апельсины, выражать сострадание и все в таком духе, можно было просто пару деньков подождать, и андроид вернулся бы абсолютно таким же, каким был до поломки, полный энтузиазма и хорошего расположения ко всему сущему. А вот умереть – умереть в человеческом понимании, конечно, в его случае просто «быть критически поврежденным» – он мог. С ним такое даже уже случалось, опять же, со слов Андерсона. Коннору прострелили голову, а после он вернулся, новенький, чистый. Только с завода. Другой Коннор, не тот, который был. Просто абсолютно идентичная модель, даже база данных о работе у него сохранялась – хвала отчетам. Но кроме нее не сохранялось ничего. Ни личности, ни памяти о событиях, не относящихся к работе. Ни хрена. Пустышка. Пластиковый ненастоящий мальчик. Такой же идеальный, как был. Гэвин об этой фигне ни разу не думал. Не задумываешься же ты, в конце концов, о смерти человека, с которым видишься каждый день? Тогда к чему ему думать о поломке андроида? Они прекрасно вели дела, Коннор не бросался на амбразуру лишний раз, и частенько шутил о том, что ему еще хочется жить. Подобные шутки, к слову, были одной из тех вещей, которые так расположили к нему Рида, очеловечивали его. А в этот раз бросился. Оттолкнул Гэвина, закрыл собой, получил две пули и, не устояв на ногах, выбил спиной огромное стекло, упав с четвертого этажа на мокрый снег. Он, конечно, успел вызвать подкрепление чуть раньше, и даже выиграл время, позволив Риду выхватить табельное, засадить стрелявшему пулю в плечо, так, чтобы тот не мог больше держать оружие. Но у самого Рида весь мир разломился пополам за один момент. Пристегнув ублюдка наручниками к первой попавшейся устойчивой металлической херне – кажется, это была какая-то стойка, но это не точно – Гэвин бегом кинулся вниз по лестнице, чтобы найти напарника лежащим в луже голубой крови, заливающей мартовскую снежную кашу. – Коннор, мать твою! – Гэвин рухнул рядом на колени, с облегчением понимая, что напарник не отключился. – Ты меня слышишь? Видишь? Сколько пальцев я показываю? – Ни сколько, детектив Рид, вы держите меня за лацканы пиджака, – Коннор натянуто улыбнулся, из уголка губ стекала по щеке тонкая струйка тириума, что говорило о повреждении биокомпонентов. Гэвин держал его голову у себя на коленях. Гэвин проклинал весь мир и в то же время молился, чтобы техслужба приехала как можно скорее. Гэвин ни хрена не понимал в устройстве андроидов, но знал, что после таких повреждений редко выживают. Он говорил с Коннором, требовал отвечать ему, неловко гладил по щеке, весь перепачкался в тириуме, умолял не отключаться, не впадать в гибернацию, «Коннор, держись, давай, придурок ты пластиковый, ну же, Конни, не подыхай только здесь, пожалуйста, блять, не подыхай!». Но он отключился. Прямо там, на снегу, закрыв глаза, как люди делают, когда засыпают, и даже погас диод на виске. Гэвин бы морду набил тем ребятам из техсервиса, если бы силы у него на это еще оставались. Променял бы каждого из них на своего напарника, но не мог. Винил себя за то, какой он идиот. Не справился, не помог, всего три месяца выдержал, и что? Впервые в жизни у него появился напарник, а он так тупо продолбал его и не сумел уберечь. Не понимал, как можно быть таким хуевым человеком. Орал на всех подряд, бесился и, в конце концов, сгрузив скованного наручниками преступника подъехавшим коллегам, выругался и уехал. И ни с кем не желал разговаривать. А сейчас, так никому ничего и не объяснив, заливал все это очередным стаканом виски в баре. Он это делал примерно с середины рабочего дня, объяснившись с Фаулером каким-то там «пережитым ахуем», и свалил, толком не добившись разрешения. Ну, получит он выговор, дальше-то что? Просто сегодня из Киберлайф должен был приехать новый Коннор, и даже приехал, эти говнюки никогда не опаздывают. И шарахался сейчас по участку, как будто ему там были рады. Ага, как же. Согласится Гэвин еще раз на это дерьмо. Разбежались, блять. Он лучше лично Фаулеру отсосет и жопу ему подставит, чем даст свое согласие опять работать с андроидом. Да, в участке его ждал Коннор, такой же, как был, в своем форменном пиджаке, с дебильным голосом и сахарной рожей пластикового мальчика. Не настоящего мальчика. Не его – Гэвина – напарника. Не его Коннора. Фаулер с Андерсоном тоже сюда притащились, а это значило, что рабочий день кончился. Гэвин старательно игнорировал их присутствие, но и он их, в свою очередь, особо не волновал. Взрослый уже, пусть делает, что хочет. Под рукой Гэвина была монетка, которую он тихонько катал пальцем по столу. Коннор однажды попытался научить его перекатывать ее между пальцами, но руки Рида оказались не такими ловкими и не были заточены под подобные тонкие манипуляции. Из этой идеи ничего так и не вышло, а монетку Коннор почему-то забирать не стал. Надеялся, может, что напарник будет время от времени тренироваться. Гэвин таскал ее в кармане, а теперь вот смотрел с тоской на круглую металлическую бляшку и давился обжигающим горло виски. – Детектив Рид? Гэвин едва со стула не свалился от неожиданности. Нашел его, значит, сука пластиковая? Быстро же он сообразил. Риду даже оборачиваться не хотелось, знал ведь, что он там увидит. Обманется еще поначалу, в пьяном-то угаре, а потом только больнее будет. – Нахуй иди, – буркнул он себе под нос, сжимая стакан и второй рукой красноречиво показывая андроиду фак. Никакой реакции. – Чего забыл здесь? У Гэвина кончился рабочий день, и он был слишком пьян, чтобы ехать на какой-нибудь срочный вызов. Срочный-хуечный, без него справятся. RK800 – не было сил называть этого манекена Коннором – за его спиной переминался с ноги на ногу. – Лейтенант Андерсон сообщил мне, где вас искать, – ответил, наконец, андроид. Гэвину захотелось разбить Хэнку ебало, благо, он как раз был через пару столиков отсюда. Старик его, конечно, не любит, но чтобы настолько... – А, впрочем, не важно, – зачем-то закончила фразу пластиковая кукла. Еще три стакана, и он будет в сопли. Если Фаулер к тому моменту не уедет, может, закажет ему такси, а если нет – поспит под стойкой, пока на улицу не выкинут. Там он протрезвеет, доберется до дома, будет завтра блевать дальше, чем видеть, и вернется в череду паршивых серых будней. Все, в общем-то, как всегда. Ты такой аутсайдер, Гэвин Рид. – Эй, какого ху... Его резко потянули вбок, рванув за ворот толстовки. Ни о каком сопротивлении речи не шло. Во-первых, Гэвин не успел опомниться, во-вторых, он был не в том состоянии, чтобы отбиваться. Андроид притянул его к себе, на сколько смог, наклонился, зажмурился, как мальчишка, и поцеловал. Весь огонь, который так кстати подарил Риду виски, закрутился в груди в адский узел. Он не понимал, что происходит, у него в прямом смысле слова ехала крыша, потому что этого вообще никак не могло сейчас происходить. Этот пластиковый парень не умел целоваться, но весь свой двоичный код вкладывал в это, прижимаясь ко рту Гэвина едва теплыми губами. Все это продолжалось секунд десять, пока андроид не открыл глаза и не отпустил охуевающего от всего этого Гэвина. Если можно было на одном лице, в каких-то десяти сантиметрах от тебя, уместить разочарование, чувство вины, страх и бесконтрольную заботу – то кто-то сейчас сделал это. Сердце у Рида стучало так быстро, как его не сумел бы разогнать никакой алкоголь. Он даже мог ощутить потоки воздуха без вкуса и запаха, вырывающиеся короткими порциями из груди Коннора прямо перед ним. Его Коннора. – Не напивайтесь из-за меня больше. Рид повис на его шее, сжимая так сильно, что рисковал сломать что-нибудь повторно. Это, конечно, ни хрена не могло быть правдой, потому что Коннор ведь отключился у него на руках, он сам видел, просто отключился и все, умер, как умирают люди, а после смерти никто не возвращается. Это не могло быть правдой, потому что даже если бы Коннор сумел вернуться, он ждал бы его в участке, и сделал ему кофе просто так, и пошутил бы, чтобы поднять его паршивое настроение. А еще, Коннор бы не стал его целовать. Зачем ему? Не влюбился же он в него, в конце концов, в этого придурка Гэвина Рида, в главного засранца в участке, который даже не пытался казаться ему хорошим, называл его ведром с гайками, пихал под ребра, не смог до техслужбы дотащить вовремя, херня он бесполезная. Нет, это, определенно не могло быть правдой. А Коннор гладил его по затылку, едва склонив голову и прижимаясь к нему щекой, и молчал, ни черта не объясняя. – Слушай, как ты разбираешься в них вообще? – Фаулер указал в сторону Гэвина, повисшего у Коннора на плечах. – Они ж одинаковые совершенно, как ты отличаешь их друг от друга? Хэнк едва не подавился вискарем от смеха. – Отличаю? Ты за кого меня держишь? – воскликнул он. – Вообще ни разу. Этот придурок просто влетел ко мне с одухотворенной рожей, и без всех этих своих церемоний сходу спросил, где ошивается наш говнюк. Ну, я его сдал, сказал, что он тут отпевает ему панихиду за барной стойкой. Только не сказал, где. Лицо у лейтенанта было хитрым, как у здоровенного видавшего жизнь кота. Сделав глоток из стакана, он понаблюдал за тем, как Коннор пытается помочь Гэвину подняться со стула. – А что, пусть помучается, – довольным голосом закончил он. – Это он его еще быстро нашел, я ставил на то, что прошляется часа два по всем этим забегаловкам. – Не знал, что ты сваха, Андерсон, – Фаулер приложился к своей кружке с темным пивом. Хэнк на это заявление только фыркнул. – Кто еще из него человека сможет сделать, – задумчиво ответил он, заглядывая в свой стакан. – Ты про кого из них? Гэвин плохо помнил, как добрался до дома. Точно помнил, что Коннор вытащил его из бара и посадил в такси, но Коннор не мог посадить его в такси, потому что Коннор был мертв, а его пластиковая копия не стала бы этим заниматься. Потом Коннор оттащил его в ванную, помог умыться, потом был провал, потом Коннор держал его над раковиной и зачем-то звонил Андерсону – спрашивал, что тот обычно пьет, когда ему хреново. Потом снова провал, снова Коннор. Коннора было слишком много. Гэвин даже подумал, что вся эта херня с его смертью ему просто приснилась. Ну, подумаешь, с кем ни бывает, какая-то навязчивая мысль крутилась, вот ему и показалось по пьянке. Расчувствовался, напился до чертиков. Даже стыдно стало перед напарником. А потом Коннор снова его целовал. Неумело, ласково. В горячий лоб, в закрытые веки, в губы и рассеченную шрамом переносицу. Все это чередовалось с какими-то короткими промежутками беспамятства и длилось целую вечность. А потом наступило утро. – Я перешел в энергосберегающий режим, чтобы добраться до терминала, – пояснял Коннор, когда Гэвин, недовольно хмурясь от головной боли и жуткого сушняка, пил свой утренний кофе. – Если бы я предупредил вас, энергии бы могло не хватить. – Не хватить, блять, энергии, – Рид бубнил себе под нос фразы, только что сказанные андроидом – и уже не в первый раз. – Простите, детектив Рид. – Ты меня самого чуть в могилу не свел, придурок. Коннор молчал и смотрел на него виновато. Нельзя было на него злиться. Нет, ну просто невозможно. – Ладно, забыли, – буркнул детектив, выбрасывая опустевший стаканчик. – Но чтобы такого больше не было. А то что я буду делать без тебя, а? Один отчеты разгребать? У Коннора тут же посветлело лицо. Нет, серьезно, что бы Гэвин делал без него? Заново срабатывался с пустой машиной? Парился бы тем, что ему вместо напарника подсунули какую-то безэмоциональную жестянку? Нет уж, дудки. Рид ни на кого не желал менять своего настоящего мальчика. В конце концов, у него в планах еще числился пункт научить его нормально целоваться.