Если б время вспять вернуть...

       Миша жадно целует ее перед сном. Нависает сверху, смотрит ей в глаза и снова целует. Девушка с нежностью подумала, что наутро они будут сильно опухшие и красные. Они целовались долго.       Миша целовал жарко. Это было ни на что не похожее абсолютно чувство. Девушка обняла музыканта за шею, отвечая ему. Рука парня полезла было под его же футболку, которую Похуита с большим трудом отвоевала у возлюбленного, после чего они долго не могли отдышаться и найти нижнее белье девушки, которое каким то совершенно не мыслимым образом… воспоминания… или….       Сейчас же она открыла глаза с огромным трудом и не могла понять, где она находится. Непонятная комната. Приятный интерьер, большие окна, красивые шторы и просто «аэродромная» кровать, на которой таких, как она, еще штук пять можно уложить. Глаза щипало и резало, и еще… они были влажными. Слезы? Девушка поднялась и тяжко оглядела помещение. Нет, обстановка ей категорически знакома не была? Или? В душе появилось какое то отвратительное ощущение… тревожное, на грани панического. Так, смотрим на другую сторону кровати, что мы видим? На подушке… лежало… что то большое и кожаное, и был запах. Он был до истерики знаком и любим, судя по отзвукам в душе, но одновременно с этим заставлял скрючиться от боли и выть… выть… выть. Так, ясно, чья то вещь, а почему так рука затекла? Похуита подняла руку и от испуга глаза расширились. Ногти впились в ладонь с такой силой, что оставили не просто полумесяцы, а багровые отметины, словно кожа в месте нажима уже начала отмирать. Она едва не заорала от испуга.       Голова резко закружилась, а к горлу подступил огромный ком. Она никак не могла вспомнить, почему ей так знакомо постельное белье и интерьер, и тут она вспомнила! Образ возник перед глазами яркой вспышкой. Миша! Ее Миша фотографировался с женой именно в спальне, то есть тут. Но почему она в его доме? Ничего не понятно, хотя… Какие то всполохи в душе не давали покоя, и требовали подняться, чтобы куда то пойти. Девушка послушалась, хотя голова была чугунной, и в глазах была жуткая резь, из-за чего из них лилось ручьем, против воли Хуни. Она вышла и обомлела. Это был дом Миши и Ольги. Тут у них появилась доченька… не ее… не ее Мишенька… не ее медвежонок не ее… не с ней. Попаданочка по жизни сглотнула ком, пошатнулась от приступа удушья и осела на пол. Почему она здесь, какой сейчас год? Где Сова? Где молодые парни? Да что вообще происходит а главное… ГДЕ МИША? ЧТО С НИМ? ОСТАЛСЯ ЛИ ОН ЖИВ ИЛИ НЕТ? Хотелось выть он острой, непрекращающейся, ноющей боли во всем теле и главное — в сердце, потому что там саднило нестерпимо.       Девушка попыталась успокоится и тут взгляд ее упал на одну из комнат. Она много раз, до боли в глазах, пересматривала фотографии со смерти Миши. Поднявшись на ватных ногах, как привидение, она поползла туда… Трясущейся рукой открыла дверь иии…       Воспоминания в очередной раз хлынули бурным потоком и Хуня снова осела на пол, растянувшись на нем в полуобмороке. Нет, она не осталась без сознания. Она просто будто бы впала в кому и в ее голову беспрепятственно приходили образы.       Вот Миша говорит ей слова, от которых кружится голова и сердце ликует. Вот они готовятся с подругой к свадьбе Похуиты… вот они вместе стоят и смотрят друг на друга. Вот Михаил, уже довольно возмужавший, и рядом с ним стоит она. Не Анфиса, не Ольга, а ОНА! Вот он приводит ее в этот дом, закрывая ей глаза руками, вот подхватывает и переносит через порог, занося в помещение. Они не осматривают его, потому что заняты совершенно другим… вот она раздевает его пьяного, приехавшего домой после концерта. Вот он на утро лежит у нее на коленях головой, а она перебирает его волосы пальцами, они тихо о чем то беседуют… Ее Мишутка… Ее любимый дурак, который ради нее был готов достать молнию, луну и Юпитер чтобы рассмотреть получше. Вот она идет тихо в комнату, и застает Мишу с оголенной рукой и шприцем, который еще не вошел в тело. Вот она кидается на колени перед ним, впадая в натуральную истерику, целуя его руку. Вот воспоминания о их ночах. Это были ночи, полные огня, любви, страсти… похоти, иногда просто животных инстинктов, до исцарапанных в кровь плеч, шеи и спины, и очень ярких засосов, до совершенно романтических моментов, признаний в любви, обещаний быть рядом и поцелуи… Как же он целуется.....       Когда воспоминания наполнили тело девушки до краев, она села посреди комнаты на колени и зарыдала. Громко. Отчаянно. Душераздирающе. А каким может быть крик от потери горячо любимого человека? Да, только таким. Она плакала навзрыд, ведь помимо счастливых воспоминаний ее накрыли и те, которые девушка предпочла бы вырвать навсегда из своей памяти, вычеркнуть, вынуть. Воспоминания о том, как она несколько раз встречала Михаила в состоянии наркотического опьянения дома. Как несколько раз ей звонили ребята из группы и говорили, что Михаил в больнице. Как они держали ее все и сразу, чтобы она не ворвалась в палату, когда ему запускают сердце. Каждый раз она молилась. Молилась всем Богам этой Земли, которых только могла вспомнить.       Слезный поток не иссякал. Сердце тоже обливалось, но не слезами, а кровью. Оно тонуло в ней буквально. Голос начал садиться, а горло болеть, но слезы не прекращали литься водопадом…       Боль рвала тело изнутри на части. Хуня, легла на пол, и уже лежа, продолжала рыдать. Как это могло произойти? Почему она не уберегла? Почему не спасла? Почему не умерла вместо своего любимого Михаила? Помниться она была готова наслать на Ольгу порчу за то, что она не уберегла ее любовь и вообще за то, что она встретилась ему на пути, а не Хуня. Но теперь она осознала, как все ненавидят ЕЕ, думая, что это она. ОНА довела его… Мишу до края, что ОНА не сберегла, да и не старалась, что она меркантильная сука, которой от него нужны были только его слава и деньги. И в чем то они будут правы. Будут правы, что она не сидела у него над душой, не ходила за ним по пятам ни дома ни на концертах, что не копошилась в его секретах и не пыталась перекроить. Потому что безумно любила и знала, что и он ее любил, но порой не все бывает, как в сказке.       Примерно на третьем круге истерики горло заболело слишком сильно, голос сел, и стало еще хуже. Пока Похуита плакала и визжала, как душевнобольная, и каталась по полу, она могла хотя бы немного заглушить душевную боль, но когда слезы потихоньку стали кончаться и рыдания перешли в ничтожные всхлипывания, все вернулось с удвоенной силой. И теперь девушка согнулась в комочек посреди комнаты, и лишь тихо мечтала уйти вслед за любимым Мишей. Как же он так мог ее бросить?! Почему? Что она сделала не так? Она знала, что люди с зависимостями эгоисты, но ЕЕ МИША таким не был. Нахлынули воспоминания о том моменте, когда она рвалась в палату к нему, а ему запускали сердце. Как он потом… уже дома, стоял на коленях и молчал. Ничего не помогало. Никакие уговоры и ультиматумы. Они ругались до пощёчин, до битья посуды. Как после стоял на коленях и лежал на них головой, молчал, закрыв лицо отросшими волосами. Как после этого клятвенно обещал держаться, и как держал это обещание. Но мир увы не безупречен, и какой бы стена не была неприступной, найдется лазейка, и не важно какая, но одна она сможет разрушить стену до ровного слоя земли и сделать так, что она больше никогда не будет восстановлена. А как случилось это? Смутное воспоминание. Будто все покрыто грязным ледком, через который очень плохо видно. Он целовал ее, как тогда, когда они попали в прошлое. Он помнил, как ей нравилось, когда он прижимает ее к себе, подчиняя собственной воле. Они пожелали друг другу спокойной ночи и она заснула в его объятиях. А проснувшись, никак не могла понять, что происходит, а происходило… то чего боялись все, и что она, Хуня, оттягивала с момента знакомства с ЕЕ Мишенькой, как могла. И не смогла. Даже ее жизненных сил не хватило на это… — АААААААААААААА! — девушка рванулась на кровати от своего же истошного крика на уровне ультра звука, и чьего то, еще более истерического баритона. Кто то остервенело пытался ее разбудить, а она билась в натуральной истерике. Но позже замолчала, всхлипывая и затравленно осматриваясь по сторонам. — Маш?! — снова голос. Попаданка повернула голову и не смогла поверить своим глазам… перед ней сидел Миша и держал ее плечи. Его большие ладони смотрелись на оголенных женских плечах большими и даже на вид казались тяжелыми. Пальцы крепко сдавливали кожу. — Все хорошо? Проснулась? — Хуня не отвечала, а только смотрела. За окном было очень темно. Середина ночи или только стемнело? Непонятно… — Милая? — взгляд вернулся к мужчине. Девушка осмотрела его лицо пристально, словно видела его впервые, и вдруг бросилась ему на шею, крепко прижимаясь к мужскому телу. Рука Горшка легла на светлые волосы его любимой. Девушка отстранилась и принялась хватать мужчину за руки, плечи, лицо, словно осматривая или ощупывая, словно бы желая убедиться в чем то. Сбитое дыхание, то и дело срывалось на сдавленный сип. Миша ей не мешал, просто наблюдал за абсолютно ошалевшей Хуней. Потом выдал сонным голосом, сгребая Похуиту в охапку: — Кошмар? В ответ девушка неуверенно кивнула. Сном она это назвать не могла никак. Сон не может быть настолько реалистичным. Она слышит его сердце, и оно очень громко бьется о ребра. И очень быстро. Господи, это всего лишь сон! Какое счастье! Сейчас этот размеренный стук был для девушки самой желанной мелодией. — Ты долго не просыпалась, во сне кричишь, визжишь, плачешь, я чуть с ума от страха не сошел.       А Похуита все еще никак не могла понять, спит ли она сейчас, или это все очередной сон. Да вроде бы уже и на сон не похоже. Во сне никогда не лает стая бродячих собак на фоне такой романтичной картины, ну если конечно это не российский дешевый слезомоечный сериальчик. — Из.звини… — произнесла попаданка осипшим голосом. Стало сразу хорошо и спокойно, — просто еще никак не могу понять сон или я уже проснулась. — Ммм, — произнесли у нее задумчиво над ухом, от чего грудь мужчины завибрировала, — так это легко проверить, — в этот же момент на ее шее сомкнулись довольно острые зубы и ощутимо ущипнули участок кожи, да так, что на глаза навернулись слезы. — Ай, Миша! Ты чего творишь! — но на лицо уже ползла улыбка и ругаться с лыбой до висков не получалось никак. Миша тоже улыбался, а большие глаза излучали такое тепло и нежность, что поверить в то, что этот человек самый панковский панк из всех панков, поверить было, мягко говоря, сложно. Очень. Мягко. Говоря. — Что это тебе такое снилось? Плачешь, в сне кричишь, меня с кровати чуть не скинула! Это нормально вообще?! Меня, с моей же кровати! Это какого, а?! — Горшенев чмокнул девушку в висок. — Ну да, ты же у нас тот еще медведь, — она наконец успокоилась. Дыхание пришло в норму, страхи испарились, словно их и не было, хотя горло сильно болело, будто она и впрямь впадала в истерику. Улыбка на лице Миши стала еще шире. От его волос и кожи чувствовался сигаретный шлейф. — Ну можно просто Миша… — они рассмеялись, и девушка, в конец расслабившись, легла мужчине на плечо. — Кстаати… — поизнесла она. — А не подскажешь, какой сейчас год? — Рука которая лежала на ее плече и поглаживала кожу пальцами, вдруг остановилась. — Да ты чего? — прозвучало у нее над головой. — Ну тебе сложно сказать? — Нет не сложно… 2018 год от… как его… это… — Рождества Христова? — помогла Похуита, хихикнув. — Вот оно, мда… -пальцы снова стали поглаживать голое плечо. — Прекрасно. — Что именно прекрасно, позволь узнать? — А все прекрасно! — произнесла девушка, приподнялась и ласково поцеловала мужчину в губы. Тот положил свою ладонь на ее затылок углубляя поцелуй. Хуня была совершенно не против. Постепенно поцелуй стал перетекать во что то более интимное, но это никого не смутило. Единственное, что уловила девушка перед тем, как улететь в заоблачные дали счастья, так это кольцо на своем пальце и на пальце Миши. Они женаты?! В самом деле?! Больше подумать девушка не успела ни о чем, потому как ее помыслами полностью завладел Михаил Горшенев, который был счастлив не меньше, чем она, и в его голове проносились моменты того, как они пришли к этому. Он вспомнил все моменты, когда стал думать о этой невозможной дурочке больше обычного, когда все стало сводиться только к ней. Как он пил до собачьих чертей, чтобы в пьяном угаре увидеть ее снова, когда она вдруг испарилась из его жизни, будто ее и не было. Как он снова встретил её, но уже будучи чуть более трезвым, и как все завертелось после этого. Долго они потом убирали номер.       Пока в голове мужчины проносились эти мысли, его тело действовало без контроля мозга. Но это никого не смутило. Ласки, которые они с девушкой дарили друг другу, были не просто сексом, а своеобразным признанием в любви. Они знали друг друга, как облупленных и оба это понимали. Им и без этого было хорошо. Миша еще тогда, в девяносто третьем заметил, что беседовать с ней ему было очень приятно и интересно. Он вспомнил даже как сначала, после домашней презентации мелодии, по совету Хуни, слегка ее изменил, и как потом спорил с Андреем до подбитых глаз и выбитых челюстей, ведь Князю больше нравилась предыдущая версия. Но все эти воспоминания довольно быстро отошли на второй план. Девушка под Мишей извивалась от удовольствия, и он, забыв обо всем, снова и снова ласкал ее поцелуями.       Для Похуиты же сейчас был только этот момент. Который происходил сейчас. Они ласкали друг друга жарко… бешено, будто встретились после невыносимо долгой разлуки. Их тела напоминали клубок, который то и дело метался по кровати. Миша целовал, гладил, сжимал, кусал и зализывал укусы. Его движения были то быстрыми, то замедленными, то размашистыми… кружилась голова…       Когда пара закончила свое увлекательное, без сомнения, занятие, сквозь плотные шторы пробивались первые лучи солнца. — Еще так рано… — пролепетала Хуня, укладываясь любимому на плечо. — Да. Очень. Поэтому закрывай глаза и попробуй уснуть… Михаил смотрел в голубые глаза девушки. Казалось бы, обычная, славянская внешность. Таких сотни в городе, если не тысячи, но все равно только в этих глазах он видел бесконечную нежность. И ничего не могло испортить столь доброго утра. Уже точно ничего и ни за что…