Пирс №3

Море сегодня кипело. Издали казалось, что Владивосток оказался на краю громадной кастрюли, в которую уставший студент дождливым вечером собирался закинуть свой скверный ужин. Но на деле море кипело от холода, подобно жидкому азоту. И действительно: подняв розу над головой, можно было заметить, как она покрывается плёнкой льда. Подержи пять минут — и цветок легко разобьётся о серый асфальт набережной. Волны взмывали вверх, жадно набрасываясь на серый песок побережья. Людей не было: то ли оттого, что холод поражал тело, то ли потому, что он ещё сильнее ранил душу. Был лишь маяк вдали, холодные холмы, отрезавшие пляж, ещё более холодное море и пирс. Этот пирс был единственным в этой части карты — остальные давно снесли и оставили только деревянные балки, колющие изнутри тело морского зверя. Сама деревянная постройка чудом стояла на своих прогнивших ногах, одетых в звенящие чулки консервных банок. Ограда местами разрушилась, и ничто не мешало волнам иногда взлетать к платформе, покрывая холодным блеском остатки рыболовных удочек, давно поломанный бинокль и серые, но всё ещё насыщенно коричневые вековые доски. У пирса лежал не менее старый волнорез, грани которого почти стёрлись, а бетон годами блестел на солнце, покорно принимая на себя мощь местного Посейдона. Вот и он ходит рядом: смотритель маяка снова выбрался на дальнюю прогулку. В попытках развеять скуку он не обращал внимания ни на ветер, сбивавший с ног и трепавший поношенные рабочие брюки, ни на холодные брызги бушующей воды. Жёлтая парка служила ему щитом от всех напастей, какие он храбро встречал в битвах с морским чудищем, подчиняя его и помогая старым морякам. Но теперь и сам он постарел. Некогда лоснящиеся русые бакенбарды смешались с растительностью бороды, и как бы смотритель ни старался не замечать очевидного, факт был фактом: бесцветная магия моря поглотила и его лицо. Складки волн запечатлелись в глубоких морщинах, когда-то зелёные глаза походили на умирающую листву, а краски молодости были беспощадно стёрты ледяным ветром времени. Волосы поседели, руки ослабели, и всё его существо будто обесцветилось. Всё, что ему оставалось делать - это прятаться от брызг в вылинявшей парке и поправлять шапку на седой голове в надежде пережить и эту лихорадящую осень. Он бросил быстрый взгляд на волнорез, мимо которого его несли истёртые от многолетней ходьбы ботинки. Серый бетон векового сооружения сегодня не блестел. Но не потому, что солнце уже долгое время скрывало светлое полотно. Серый кит, как иногда называл его смотритель, был девственно сух, а это значило только одно: Он снова пришёл. На краю волнореза, где человеческое создание отчаянно боролось и умирало под натиском стихии, сидел парень. Серая толстовка скрывала очертания Его тела, делая незнакомца похожим на очередной всплеск воды или внезапный сгусток пара. Светлые джинсы ярким пятном выделяли Его свешенные ноги среди скудной палитры окружения и служили единственным напоминанием о цвете настоящего неба. Кроссовки отражались в неспокойных волнах и сливались с облаками над коротко стриженой головой. Он поднял серые глаза вверх. Даже среди бедности оттенков побережья Его глаза странно выделялись своей серостью. В этих глазах уже множество лет жил обесцвеченный, истерзанный, но столь добродушный и всеобъемлющий чистейший холод. Облака будто соткали в тяжёлое серое одеяло. Оно покрывало Владивосток и обогревало своим холодным, но светлым теплом. Теплом, подобным тому, что дряхлая старушка из последних сил старается подарить своему внуку, склонившему голову в беззвучном плаче. Парень опустил взгляд и остановился в том месте, где небо соприкасалось с морем. Их было не различить — и это серьёзно его пугало. Всё, что он видел — лишь тонкая нить горизонта, отделявшая мир небесный от мира морского. Он часто смотрел на неё, и с каждым разом она становилась всё тоньше, всё чаще рвалась и второпях штопалась. Ему было страшно, ведь Он знал: когда шов разойдётся, всему настанет конец. Так говорил Ему Видящий с первого дня их странного знакомства. Он склонил голову и посмотрел на свои кроссовки. Пятки стали чуть темнее от щекотливо холодной воды, а серые подошвы вовсе покрылись слоем чистой морской соли. Видно, Он сидел здесь уже долго. Он кого-то ждал. На пляже позади него чьи-то ноги приминали под собой холодный песок. Он знал, что это не смотритель — его он всего отличал по тяжёлой и медленной поступи, слабо искажающей ткань вверенного Ему берега. Это был другой человек, но, как и дряхлый смотритель, Его давний друг. И у него были большие проблемы. За его спиной послышался стук и тихая ругань. Секунду погодя он услышал быстрые шаги. Его гостем был парень, весь путь воевавший с сильным ветром. Воздушные волны трепали полы его чёрной кофты, шелестели в складках. Ему пришлось снять капюшон, и светлые волосы до плеч тоже были отданы на растерзание ветрам. По серой рубашке расплылось коричневое пятно, а в волнах метался смятый кофейный стаканчик из ближней забегаловки. Бледно-серые джинсы принимали на себя холодные брызги, не давая каплям пророниться на сухой бетон. Вода стекала на чёрные кроссовки, раскрашенные, словно акварелью, блеклыми красными пятнами — их хозяин не решался найти себе обувь по размеру. Очередная ледяная волна накатила на волнорез и брызгами захлестнула плотную чёрную микрофибру. Спустя секунду красные пятна исчезли — остались лишь бледно блестящие крупицы соли. Гость остановился за спиной своего друга и помедлил минуту. Ветер понемногу ослабел. — Знал бы ты, сколько раз я собирался столкнуть тебя с этого грёбанного булыжника. Собеседник ухмыльнулся: — Кто же тебе мешал? Гость уселся рядом, устремив взгляд в волнующееся полотно волн. Его светло-голубые глаза были лишены мыслей и лишь измеряли вдоль и поперёк быстро сменяющие складки на водной глади. Он тоже опустил голову, выжидая подходящего момента. Он умел ждать. Парень в кофте достал из складок чёрного одеяния нечто очень яркое. Мальчик с пирса прищурил глаза — от сгустка розового свечения веяло теплом и ослепительным светом — и он не сразу понял, что в руках его друг держит маленькую записную книжку. Он сжал губы и вцепился в волнорез дрожащими пальцами. Минуту спустя парень собрался с силами и выбросил книжку. Розовый огонёк упал в холодную воду. Свет погас. Волны начали жадно тормошить побледневший комок, на обложке которого Он разглядел блеклую надпись: «Любимому Облачку». Облачко не отрывал от блокнота взгляда, потом резко закрыл глаза, вцепился пальцами в бетон и громко прокричал: — ВСЁ, ХВАТИТ! Завыл ветер, и буйные волны с силой ударили бумажный ком о стенку волнореза. Облачко обхватил голову руками и громко зарыдал. Голубые слёзы стекали по его рукам и падали в серую воду, становясь частью Нового Моря. Он положил руку на плечо друга, бледно улыбаясь. Постепенно Облачко перестал трястись, и его всхлипы затонули в рёве набиравшего силу моря. Дрожащими руками он снова полез в карманы кофты и достал оттуда смятую пачку сигарет. Вынув последнюю, он сжал фильтр между зубов и обречённо посмотрел на тонкую нить горизонта. - Это её последняя сигарета. Последняя пачка. Её дым больше не будет лезть мне в глаза. Она больше не будет смущаться и просить купить их вместо неё. Она больше не будет... Облачко устремил взгляд на Него, встретив обычный холод, который каждую встречу царил в Его глазах: - Понимаешь? Её теперь нет. И у меня ничего не осталось. Он почувствовал от собеседника необыкновенный холод. Не серый, какой издавало в огромных количествах море, а чёрный, убийственный холод. Его это испугало: он очень давно не видел подобного, и в прошлый раз чуть не погиб, дотронувшись до такой чёрной души. - Это не так, - поспешил успокоить своего друга Он, старательно подбирая слова. - Как же твои картины? Как же твои родители? Ты ведь всё ещё ищешь? - К чёрту их. Те куски пергамента не имеют смысла. А родители... Облачко поднял голову, рассматривая одеяло облаков: - И их к чёрту. Столько лет прошло, и до сих пор ни следа, нигде. Я уверен, что они живы, и мне этого хватает. Он ещё раз посмотрел в некогда голубые глаза Облачка. Небо, которое он всегда носил внутри, начало покрываться тучами. Зрачки стали серыми, но не такими блеклыми, как Его собственные. Значит, его ещё можно было спасти. - Давай заключим договор, - как можно спокойнее предложил Он. - Ты расскажешь мне о ней, а я помогу тебе. Облачко ухмыльнулся. - Снова договор? Думаешь, и в этот раз сработает? - он удивлённо и вопросительно посмотрел на улыбающегося друга. - Тебя никто не спрашивал. Облачко почувствовал, как напряглась водная гладь. Он увидел, как откуда-то из неведомой глубины к поверхности шла рябь, вибрация, словно мысль, которую излучает светлый и чистый мозг. Большая волна накатила на волнорез и с силой, будто в страстном бреду, сорвала с Облачка чёрные кроссовки. - Эй! Какого хрена? Ты не понимаешь, что это моя последняя обувь?! - Она тебе не понадобится, - Он хитро подмигнул, - просто сиди и рассказывай. На истёртые в кровь ноги Облачка нахлынула вода, но не стихийно, как минуту, назад. Волны были спокойными и осторожно окропили его стопы холодной солёной водой. Он зажмурил глаза в ожидании боли, но соль не причиняла ему ни толики боли. Он лишь чувствовал, как ветер неуверенно колышет сигарету в его зубах, и ощущал, как волны убаюкивают его раны. Облачко вдруг засмеялся: - Хитрая задница - вот ты кто! Его вдруг подхватила на свои ветры невиданная лёгкость, и пусть небо давило плечи своим покрывалом, он чувствовал, что волны уносят его с собой, куда-то далеко, где горизонт чёток, море спокойно, а небо - цвета её глаз... - Хорошо. Я расскажу тебе. Облачко откинулся назад, оперевшись руками на влажный бетон. Перестук консервных банок, висевших на опоре пирса №3, пробудил его звонкое сердце, и он вновь отдал свою душу на Его суд. - После того раза она стала реже курить. Решила, что сэкономленных денег хватит на мои краски, но знала ведь, что это - гроши. Не может она в отговорки, как ни крути. В последний раз в парке мы вместе читали книгу, и она вдруг посмотрела на меня так... Знаешь, будто вылила свою душу в кувшин и протянула его мне. И что думаешь? Только я собрался наполнить этот чёртов кувшин, как она достала фотик и сделала селфи! Боже, как она смеялась... - Я могу взглянуть? - Он указал на ещё один внутренний карман кофты Облачка. Он слегка ухмыльнулся и вынул снимок с загнутым уголком. Мальчик с пирса №3 взял в холодные руки фото и внимательно рассматривал, всё шире улыбаясь. - Не знал, что в нашем парке теперь такая трава. Гораздо зеленее, чем в мой последний визит. - Он наконец не смог проигнорировать свечение, что так сильно било Ему в душу. - У вас тут самые голубые глаза из всех, что мне повелось видеть. Действительно, всё фото было в цвете, но таком тусклом, что невольно вставал вопрос: не пора ли отнести принтер в ремонт? Но даже скудные запасы красок сумели передать ту глубину, тот яркий, но не обжигающий свет, то неописуемое чувство, какое изливалось из двух пар влюблённых глаз. Она была немного смазана, но улыбка на лице издавала то же приятное свечение. Облачко на фото наполовину вышел из своего вдохновлённого состояния и наполовину смеялся очередной неожиданности, какую подкинула ему его темноволосая судьба. Хранитель моря прикрыл глаза. Вся его продрогшая, покрытая солью душа тянулась к этому свечению, буквально захлёбывалась в цвете их глаз также, как они тонули друг в друге. - Отличное фото. Даже жаль отдавать его морю, - Он протянул карточку обратно, улыбнувшись. - так что оставь себе.