Зачем?..

      Движения все резче и резче, быстрее. Казалось, что это очень нравится ему. Он измазан в крови по самый локоть на одной руке и ладонь на второй.       Холод разрезающего кожу металла был почти спасительным. Кровь алыми ручейками стекала с его руки. Он лишь вздохнул. Снова. Столько глубоких порезов и снова ни один не достает до вен или артерий. Когда-то он злился из-за этого, потом на смену злости пришло смирение.       Вся рука исполосована шрамами и еще не зажившими ранами. Вторая же скрыта рукавом рубашки и неизвестно что на ней. То ли чистая кожа, то ли так же украшена порезами и рубцами.       Это странно, получать удовольствие от вида темно-красной крови на белой коже с голубыми прожилками вен. Но он действительно ловит кайф, будто закачал в себя дозу наркотиков. В пальцах запуталось лезвие, которое уже устало разрезать плоть пуская кровь, оно безмолвно просило своего хозяина прекратить все это. Кричало, но крик его был не слышен, вырывалось, но лишь выпадало из рук, в очередной раз больно ударяясь о деревянный пол, рыдая от боли, задыхаясь от чувств, захлебываясь от эмоций. И тут же к лезвию присоединялся он, падая на колени, чуть ли не разрывая горло очередным выкриком, полным непонятой никем печали, переставая дышать, но тут же вдыхая такой ненавистный воздух. Крики и рыдания бьются о стены, рассыпаясь на мелкие осколки боли. От разбивающихся о пол смешанных капель слез, что падают прямо на порезы, заставляя их невыносимо болеть, и крови светлое дерево становится мокрым и темным. Белая кожа с кровавыми разводами почти сливается с такими же белыми досками, только от кожи веет жизнью. Угасающей жизнью и светом, который поглотила тьма. Артур бы не стал таким, если бы не его братья.       Шотландия и Ирландия, которых он далеко в сознании называет так же, как в детстве, ненавидят его, хотят поскорее уйти. Но разве он виноват? И ведь не объяснишь им, что просто хотел собрать когда-то расколотую семью снова. Страшно. Не хочет раскрывать свои чувства перед ними.       Уэльс. Нет. Не так. Томас. Томми. Как в детстве. Ведь только он понимает Артура. Знает все, что вообще можно знать. Он — единственный, кто хоть немного отогревает душу англичанина. И он благодарен Томасу за это, пусть и цена этого тепла — невыносимая боль в душе. Уэльс всегда давал подзатыльники и пинки за новые порезы. Но он знал, что Артур и сам не хочет. Просто Англия еще и Великобритания. Он одновременно и любит себя, и ненавидит. Дикий диссонанс, заставляющий желать и смерти, и жизни.       Все звуки стихли. Крики и рыданья тоже. Накатывало безумие. Нервный, почти истеричный смех. Но его нагло прервали. Пришел валиец. Томас видит кровь и все понимает. Мир снова стал беззвучен. Он поднимает Артура, усаживая его на стул, и уходит за аптечкой. Возвращается ровно через десять секунд, которые отсчитывали часы, раздражая своим тиканьем. В его руках белоснежная коробка с ярко-красным плюсом посередине. Он обрабатывает раны, пытаясь одновременно остановить кровь и обеззаразить новые порезы, но она не собиралась останавливаться. Уэльс умело накладывает жгут чуть выше ран. Тишину рушит голос Томсона. — Зачем?.. — Что «Зачем»?       Говорить больно. Сорвал связки. Голос хрипит и сипит. — Зачем ты опять резался? — Я… я не знаю… я сам не понимаю.       Валиец вздохнул и отвесил брату подзатыльник. — Шотландия и Ирландия ни о чем не должны знать, помнишь? — Не помню. Возьму и скажу им. — Уэльс. Пожалуйста. — Ты же знаешь, я никогда не нарушаю своего слова.       Стучит входная дверь и по дому раздается звук шагов. Артур вздрагивает и быстро спускает рукав рубашки, предварительно прикрыв руку какой-то тканью, чтобы не запачкать рубашку кровью.

Лезвие безмятежно лежит в луже слез и крови.

***

      Три мужчины стоят перед могилой. Полностью в черном. Уже месяц прошел с тех пор, как он умер, и каждый из них до сих пор винит самого себя в его смерти. В их руках розы. Красно-белые. Такие, какие любил он. Такие, которые являлись его символом. Живые. Будто и он живой. Они не хотят принимать тот факт, что он мертв. По их щекам катятся слезы. Воспоминания накрывают с головой. Детство, когда они были дружны. Отрочество, когда они начали воевать. Взрослая жизнь, когда ими завладела ненависть. Но все это время они были тесно связаны. Все их чувства и эмоции принадлежали только друг другу. И сейчас, когда одного из них не стало, они осознали. Переосмыслили жизнь. Ведь так нельзя. Они же семья. Они должны держаться друг за друга. Только вот это понимание стоило им жизни их брата.       Они все безмолвно кладут на могилу розы и уходят, мысленно прося прощения у него. У того, кто больше никогда не будет рядом.

На могильной плите ровными, чуть витиеватыми буквами было выведено: Артур Керкланд 410-2018