Cielo

Стив был... Цельный. Устремленный в небо, даже. Он первым был, кого Нандо мог назвать своим небом. Он вообще был небесный. Как будто не с этой планеты. Нандо просто мог сказать ему абсолютно обо всем, сидя рядом с ним, пока он смотрит в небо и морщит нос, носком покачивает, жуёт травинку. Сказать: Стиви, знаешь, мне надо уходить. А я не могу. Я боюсь, что я не справлюсь. Что меня все осудят, боюсь. А Стив просто, беззаботно и легко, как будто это вообще единственный, твёрдый, стальной, и в то же время такой легкий, без веса вообще, вариант:  Тебе ничего не нужно доказывать. Никому. Они только тогда начнут видеть, когда ты перестанешь их просить, чтоб увидели. Иди просто, вот как ты по земле идёшь. И чувствуй, как солнце твои щеки греет. И сморщит нос. И лицо подставит солнцу в подтверждение — учить будет. Как это — чувствовать. Солнцу даваться. Доверять ему. И только тон, только голос такой лёгкий, летящий, с о г р е в а ю щ и й, что Нандо сразу верил — как истине в последней инстанции. Будто он сам солнцем был. И всем небом сразу. И точно знал, как правильно, вообще без вариантов. И даже если бы Нандо сказал ему вместо: знаешь, Стиви. Я человека убил. Стивен бы точно так же жмурился солнцу и так же быстро бы ответил, словно подхватил: "Значит, он этого заслуживал".

***

"Тебе не нужно быть одному". Это будет первой фразой, которую Фернандо услышит от самоуверенного остроносого мальчишки, несущего свинец капитанской повязки на худых плечах, будто это перина. Он скажет это только однажды, опускаясь на холодную мокрую крышу чуть поодаль, и Фернандо почувствует себя так, словно он всегда сидел здесь с ним. Будто это была его крыша. Его Лондон. Его мир. Его небо. В его глазах заключено небо. Мятежное, серо-голубое, тяжёлое, всё в своих бурях и с непрекращавшимся английским дождём, гулко накрапывавшим на пыльный асфальт. Это был тот дождь, под который хочется выйти, попасть, вымочить в нем ломкие волосы, потому что он очищал. Принимал к себе, открывал двери, мягко приглашал отдать ему все свои страхи. И Фернандо стоял под этим дождём бесконечно долго, позволяя смывать тысячью потоков тяжёлую, крупную пыль, свойственную для низких небес Британии. Позволяя воде течь вместе с его кровью, уравновешивая температуру, успокаивая биение сердца. Это было его небо. Это были его бури. Но он чувствовал себя в сером цвете торжествующе величественно. Он был богом и повелителем собственных грозовых туч. И для Нандо всегда было место под спасительным прохладным дождём его согревающих рук.

***

У него всегда забавно сдвинуты к переносице брови, и взгляд такой, с прищуром. Но не задорным, нет. Скорее выглядит так, будто он постоянно всматривается в горизонт. Цепко, хватко, ни на секунду не отпускает. И так легко. Фернандо никак не может понять, как можно так легко смотреть за горизонт. "А ты не смотри за — ты смотри только туда, где видишь свет. Это — важно. Всё, что в тени, из тени выйдет. Мы ведь идём постоянно. А земля вертится под нашими ногами." Одна слитная, будто из жидкого золота, фраза — стремительный ответ, и разбиты в воздухе тысячи разных но: но как же? но где? но что скажут они. Тысячи но в голове Нандо. Одна простая непреложная истина в стальном голосе Стива. "Пока твоё сердце бьётся, нет никаких но. Это придумали люди. Это слово. А без слов все умолкает. Если я сейчас замолчу, что ты услышишь?" "Сердце". "И если я не буду молчать, я все ещё могу его услышать. Смотри. Я слышу твоё. А ты моё слышишь?" Пальцы касаются груди, чтобы услышать истину за пеленой придуманных сомнений. И Нандо кажется, что в ласкающем солнце, жарко охватившем их загорелые плечи, отбросившим тени на налитую жизнью и августом траву, словно занавес с потолка, падают все возведенные воспаленным, вечно горячечным разумом стены. Хотя бы пока они сидят здесь вдвоём, и солнце лениво греет их души друг для друга. И нет больше стен, нет слов, нет лишнего, что постоянно мешает Торресу чувствовать землю и ощущать свое тело. Есть только его сердце, и оно поддаётся солнцу. Трепетно бьет жизнью в сильных руках. Он поднимает глаза, отрывая их от дерзких, смеющихся мелких зрачков. На горизонт. А горизонт слепит его внезапной, уверенной чистотой.