Новогодний подарок

Хинате было восемнадцать, она была беременна, и никаких шансов разделить это счастье с отцом ребенка не предвиделось. Он смотался из города, как только услышал радостную новость о том, что скоро станет отцом. Она не резала вены, не рыдала, не рвала на себе волосы, когда это случилось. Просто пошла к маме, затем вместе к врачу, который сказал: «Что-то менять уже поздно»,- и тихо встала на учет в районной поликлинике. Не роптала, не жаловалась подругам, понимая, что виновата сама. В том, что в нужный момент не вспомнила о презервативах, что поверила и доверилась парню, который не оправдал ожиданий, что… да много, о чем жалела. Но менять что-то уже действительно было поздно. Вздохнув, она собрала свою еще детскую волю в кулак и морально приготовилась к непримечательной бабьей судьбе молодой матери-одиночки. Не она первая, не она последняя. Сама выросла без отца, в чем-то это даже привычно. Поначалу, конечно, жалела о том, что не исполнится детской мечты о семейных ужинах, где во главе стола сидит Он, отец ее будущих детей, и, жмурясь от удовольствия, вкушает нехитрый ужин. По бокам сидят вихрастые сыновья, веснушчатые и курносые, и маленькая дочурка, в белых носочках, платье с рюшами, и двумя тугими косичками в бантиках. И она, мама, спокойная и улыбчивая, разливает что-то вкусное по тарелкам. А потом Новый Год, мигающие гирлянды, запах мандаринов, и пушистая елка, под которой спрятаны маленькие приятные подарки для всех малышей, и для них двоих. И обязательно Новогодний Сюрприз. Что-то такое, отчего щемит в душе, что-то особенное, и сделанное с любовью, только для нее, единственной и неповторимой. Может, песня, написанная и спетая ей одной, или стихи, или … Какой-то маленький кусочек сказки, который она спрячет глубоко в душе, и будет холить и лелеять его словно маленького котенка, пока будет лежать ночью рядом с мужем. Он будет тихо сопеть, уткнувшись ей носом в шею, а она будет заново переживать все те самые ощущения от Новогоднего Сюрприза, и тихо млеть. Сначала секундный испуг – от неожиданности и мгновенного страха, что ей что-то может не понравиться. А затем легкое удивление, а затем ее затопит дикий восторг, нахлынет волной и накроет с головой, да так, что аж сердце зайдется. И… счастье! Огромное такое счастье, как мягкое облако, и любовь в его глазах. Любовь, которой нет ни края, ни конца. Эхх… — Мальчик, — по-доброму улыбнулась ей доктор, пожилая седовласая женщина. – Здоровый и крепкий такой малыш. Хочешь послушать, как бьется его сердечко? — Хочу, — боязливо прошептала Хината. – А можно? — Можно, доченька. Она слушала еле уловимый звук бьющегося сердца своего сына, в ней зарождался тот самый восторг, о котором она мечтала с детства. У нее будет сын! И в эту секунду Хината решила про себя – "Я научу его, своего малыша, всему хорошему! Буду готовить ему незабываемые сюрпризы, каждый год." — Эти сапоги невозможно починить, — сурово произнес парень с черными, как смоль волосами и такого же цвета глазами. – Проще выкинуть. Хината недоверчиво глянула на его серьгу в ухе, торчащие ежиком волосы, и татуировку в виде трех запятых, которая выглядывала из-под его кофты. Длинные пальцы в шрамах, высокий и в меру накаченный и до безумия красивый. Один ноготь отбит наполовину, другой вообще какого-то немыслимого фиолетового цвета. Майка с черепами и смертью с косой. «Под молодого косит. Сколько ему? Лет тридцать — тридцать пять, небось?» — Жаль, — грустно вздохнула она. – Мне бы еще сезон их поносить, уж очень удобные. Ну, раз вы говорите, что нельзя, значит, нельзя. Мужчина посмотрел в ее глаза, затем на сапоги, затем опять эти не по-детски взрослые глаза. Что-то в них такое плескалось… — Подождите. Кхм… – он почесал нос сиреневым ногтем, достал толстенный блокнот, открыл. – Я попробую починить. Ничего не обещаю, но постараюсь. Оставьте свой номер телефона, я позвоню. Такс… Завтра я занят, послезавтра тоже, а вот к четвергу я определюсь и позвоню, идет? — А раньше нельзя? – Хината безумно обрадовалась. — В пятницу Новый Год все-таки. Хотела пройтись по магазинам, приготовиться к празднику. — Нет, либо в четверг, либо можете забрать их прямо сейчас, иначе никак. — Ну, — махнула она рукой, — в четверг, так в четверг. В четверг все не заладилось с самого утра. Сначала позвонила мама, и, сквозь плач, смогла объяснить, что не может выехать из деревни из своей командировки, дороги замело. Бедная мама, она переживала больше нее самой. — Доченька, — кричала мама в трубку, — потерпи до завтра, я обязательно приеду до Нового Года, обещаю тебе! Ты справишься там одна? — Мам, справлюсь, — Хината старалась придать голосу немного бодрости. — Только не плачь, пожалуйста, а то я сама сейчас расплачусь. Все будет хорошо, я тоже тебе обещаю. — Ты попроси соседку, тетю Куренай, она хоть в магазин сходит, молока, хлеба тебе купит, – слышно было, как мама тяжело дышит. — Не ходи сама, хорошо? А то, не дай Бог, по дороге родишь. Затем Хината умудрилась разбить бабушкину вазу. Старая такая ваза, фарфоровая, с красивыми цветами на белом пузатом боку, пережившая два переезда и Хинатино детство, вдруг упала с комода и разбилась на мелкие осколки. Девушка, тяжело перекатываясь по дому, притащила веник, совок, и опустилась на колени. И расплакалась. Все невыплаканные за эти месяцы слезы, видимо, копились где-то внутри, глубоко, ждали своего часа, и, наконец, прорвали плотину. Хината собирала осколки фарфора, задыхаясь от рыданий, потому что только сейчас до нее дошло совершенно четко, что детство кончилось. Что слишком рано она влезла в приоткрытую щелку двери во взрослую жизнь. И по собственной глупости отсекла от себя ножом огромный ломоть – свою юность, переступив через нее, и не вернуться туда уже никогда. И не быть ей невестой в белом пышном платье, не радоваться мигу, когда сына возьмет на руки его отец, не ходить им за ручки в парк гулять втроем… «Я сама разбила свою жизнь на осколки…» Она рыдала, пока совсем не осталось слез, и, опустошенная, оперлась спиной об тот самый злосчастный комод, с которого свалилась ваза. Зазвонил телефон. Хината постаралась притвориться веселой, вдруг это опять мама: — Алло? — Здравствуйте, — густо просипел какой-то мужчина в трубку. — Я насчет ваших сапог… Помните? Вы заходили к нам в мастерскую в понедельник. — Да-да, — пролепетала девушка, громко шмаркнув носом. – Что с сапогами? — Ну… я их починил. Сможете зайти сегодня до шести вечера? Учтите, завтра мы не работаем. Она горестно вздохнула. На глаза опять навернулись слезы и голос дрогнул: — Нет, сегодня не смогу. Не получится выйти сегодня на улицу, и некому прийти. Спасибо, с наступающим вас, — и положила трубку. Тихо наползали сумерки, заполняя квартиру грустью и одиночеством. Хината лежала на диване, не включая света, глядя вроде бы в потолок, а на самом деле в никуда. Не хотелось смотреть телевизор, где все веселились в предвкушении праздника, не хотелось кушать, не хотелось ничего. Хотелось просто лежать, чтобы никто ее не трогал и не беспокоил. За окном шел снег, медленный и ленивый, будто из сказки. К ночи, возможно, он занесет все дороги. Ей было страшно. Хотелось умереть от этого всепоглощающего чувства безысходности и беспросветности. И девушка поймала себя на мысли, что, почти готова это сделать своими руками. Но, что будет с мамой? Малыш мягко пнул ее ножкой в ребра, напоминая о себе. — Я помню о тебе, помню, — погладила Хина живот. С трудом встала и поплелась на кухню, попить кефира. Она всегда ненавидела кефир, но сейчас надо было. Успела налить в стакан, сделать пару глотков, как вдруг весело и переливчато затренькал дверной звонок. От неожиданности она даже пролила каплю на грудь. — Иду! Минутку! В дверях стоял тот самый красивый мужчина из мастерской по ремонту обуви, в теплой куртке авиаторе на меховом воротнике, огроменных армейских сапогах, с большим пакетом в руках, и смотрел на нее слегка удивленно. Хината глянула на себя и густо покраснела. Майка растянулась на животе до предела, на груди пятно от кефира, мамины спортивные штаны, несмотря на большой размер, приоткрывали небольшой участок живота. И волосы, небось, растрепаны. Как встала утром и заплела косу на бок, так больше и не смотрела на себя в зеркало. Она попыталась поправить выбившиеся пряди пальцами. — У вас это… усы, — показал он пальцем на ее лицо. – Молоко? — Кефир, — прошептала она, вытираясь тыльной стороной ладони. — Вы извините, что я ввалился таким вот образом, — пробасил мужчина. – Принес ваши сапоги. Адрес в квитанции, а это совсем рядом и мне по пути. — Спасибо, — смутилась Хината. – Не стоило так беспокоиться, но все равно спасибо. Она хотела закрыть дверь, но черноволосый все стоял и смотрел. И вдруг тоже смутился, покраснел, кашлянул пару раз. — По телефону мне показалось, что вы плакали. Простите, но… Может, нужна помощь? — Нет, что вы, — она махнула рукой. – Обычные заскоки беременных, не обращайте внимания. Он согласно кивнул. — Ладно. Держите ваши сапоги. И с наступающим. Сапоги были как новенькие. Ну, почти как новенькие. Не удержавшись, девушка натянула их прямо на босу ногу и прошлась по коридору. Удобно, улыбнулась, хоть что-то хорошее за этот день случилось. Надо будет потом как-нибудь зайти в мастерскую и еще раз поблагодарить этого хорошего человека. А он оказался добрый, несмотря на устрашающую внешность и майку с черепами. Напевая что-то веселое, она протопала на кухню, поставила кипятиться воду. Пора было варить макароны. Вдруг Хината проснулась от дикой рвущей боли внизу живота. Казалось, кто-то невидимый держит в руках огромную пилу, очень старую, ржавую и затупленную, и медленно пытается распилить тело пополам. Сжав зубы и еле дыша, она встала с кровати, и, держась за стены, доковыляла до тумбочки, где лежал мобильный телефон. Главное, набрать сейчас маму. Пальцы нажали на кнопку последнего звонка, и девушка прорыдала в трубку: — Мааам, роды начались! Мне страшно… Так больно, так больно… что делать? — Кхмм, — густо прошелестел с той стороны мужской голос. – Кто это? С опозданием она сообразила, что последний звонок был не от мамы, а от мужчины из обувной мастерской, и, только что она его разбудила. — Извините, я ошиблась номером, — прохрипела синеволосая красавица. С трудом концентрируясь на экране мобильного телефона, все же дозвонилась до матери. — Звони в скорую помощь! – прорывался голос мамы сквозь какие-то помехи. – Мы уже в пути, буду в городе часа через три! Не жди меня, звони в скорую! Позови тетю Куренай, если что… Линия скорой помощи была занята. Хината набирала номер уже несколько раз, но все впустую. Волосы встали дыбом от ужаса, что же делать? Тихонечко поскуливая, она гладила живот, пытаясь уговорить сына повременить с рождением. — Потерпи, малыш, потерпи еще немножечко, — шептали побелевшие губы, пока пальцы набирали номер телефона. Наконец, кто-то ответил. – Алло, скорая? Господи, как я рада… что вы ответили… У меня… кажется, начались роды… Нет, воды еще не отошли… Схватки? Да… адрес… Обессиленная, она оперлась о стену, пытаясь сообразить. Одеться… И взять сумку с вещами… И тут же она рухнула на колени, словно подкошенная, хватая ртом воздух. Так, на четвереньках, девушка доползла до двери и отперла замки. Вдруг потом не хватит сил? Отдышавшись, она вытащила из шкафа приготовленную для роддома сумку, и попыталась натянуть на себя теплые рейтузы, но не смогла. Живот разрывало на части. — Мамочкаа-а-а-а-а-а…, — зарыдала она громко, по-бабьи скривив рот. В какой-то момент Хината вообще перестала соображать, что творится, под накатывающими приступами дикой боли. Весь мир вокруг окрасился в какой-то нереальный цвет, где время остановилось, и казалось, в любое мгновение она провалится в небытие. Мозг отупел от раздирающих тело схваток, она не слышала и не видела ничего, только кричала и кричала. И даже не поняла, когда дверь в квартиру открылась, кто-то бережно поднял ее на руки и куда-то понес. А потом, через вечность, в глаза ударил яркий белый свет, вокруг зашумели люди в белых халатах, но уже было все равно. Потому что боль усилилась во сто крат. Не осталось больше ничего, кроме это всепоглощающей боли, и пришлось цепляться всеми силами за свое сознание, чтобы просто не умереть. Ее держали за руку, успокаивая и шепча какие-то добрые слова. Но было непонятно, что именно, потому что другой, почему-то более важный голос, постоянно твердил: — Тужься, девочка, тужься… Она проснулась от режущего света в глаза. В окно, почему-то совершенно незнакомое ей окно, сквозь ветки старой липы, светило яркое зимнее солнце. Задорное такое солнышко, дерзкое, оно пустило пару солнечных зайчиков, и, помимо своей воли, Хината улыбнулась. И тут же поняла, что спит на животе, а внутри… пусто. Резко привстала, ощупывая себя руками. — Господи… Малыш… В ужасе от неизвестности, она попыталась встать, но громко застонала. Не было ни единой косточки, ни единого места, которое не отзывалось болью на малейшее движение. Будто по ней проехал каток. Дверь открылась. Незнакомая улыбчивая девушка с черными короткими волосами и в больничном халате, вошла в палату, толкая перед собой небольшую тележку. — Проснулась, мамочка? Доброе утро. Я - Шизуне, — поздоровалась с ней медсестра. Она подняла какой-то небольшой сверток с тележки, протягивая Хинате. — Познакомься с сыночком. А то вчера ты уже ничего не соображала, когда его положили на грудь. Девушка просто обомлела: — Не помню такого… Я вообще почти ничего не помню. Женщина сочувственно погладила ее по голове: — Не мудрено, девонька. Трудный путь вы прошли, чтобы встретиться. Мы уж думали, кого-то из вас двоих потеряем, — и тут же ответила на немой вопрос в глазах девушки. – Малыш шел ножками вперед. Зато, какой богатырь родился, красавец! Хината и не поняла, что уже с минуту держит на руках собственного сына. Малыш спал, забавно сморщив носик. Он был таким… таким крошечным, таким беззащитным. Непроизвольным движением, она прижала сына к себе, оградив руками от всего мира. — Назовешь как? – Шизуне показала, как правильно держать малыша, после чего сложила руки на животе и внимательно наблюдала за молодой мамой. — Еще не знаю, — прошептала сероглазка, усаживаясь поудобнее. – Не решила. А… можно я посмотрю его? Милая медсестра по-матерински еще раз погладила ее: — Смотри, чего уж… Все равно потом развернешь пеленки. Все тут так делают. Не забудь к груди приложить, – велела она и добавила, уже на выходе. – Муж у тебя замечательный, кстати, всем нашим понравился… — Муж?! – в ужасе вскинулась Хината, но дверь уже закрылась, и никто не услышал испуганного возгласа. Она смотрела на сына. Это было нечто невероятное – держишь в руках махонького человечка, у которого бьется сердце, хмурится лобик, потому что ему что-то снится. Господи, он не успел родиться, и уже видит сны! И вот это чудо сотворила она, растила в себе, и теперь за него в ответе. Навсегда. Девушка развернула пеленки. Тихонечко, стараясь не разбудить малыша, нежно потрогала крошечные пальчики, подержала в руке розовенькую пяточку, поражаясь тому, что та полностью утопает в ее небольшой ладошке. От восторга перехватило дыхание, и выступили слезы на глазах. Счастье нахлынуло диким водопадом и затопило ее всю. — Я буду тебе хорошей мамой, сыночек, — прошептала Хината прерывающимся от волнения голосом. — Обещаю. Малыш, словно почувствовав всю важность момента, открыл глаза, не по-детски серьезные, и скорчил смешную рожицу. Боязливо, словно ступая на зыбкую и незнакомую почву, девушка высвободила одну грудь и попыталась направить в рот малыша. Тот, будто проделывал этот фокус уже сотни раз, сразу присосался, и сосредоточено задвигал губками. Хината облегченно вздохнула, расслабилась, и только в этот момент поняла, что все это время была напряжена как натянутая струна. От радости и счастья хотелось петь. Что может быть лучше тихонечко спетой колыбельной, особенно, когда держишь на руках собственную кровиночку? — Очень достойный молодой человек, — сказала шепотом приехавшая через час мама. – Оставил в прихожей записку с номером телефона, где сообщил вес и рост малыша, и даже примечание, и что можно беспокоить в любое время. Она держала на руках спящего внука, и делилась с Хинаточкой новостями. — Санитарки сказали, что он занес тебя в приемный покой на руках, уже полубессознательную, ты не хотела отпускать его, просила остаться. Ну, ему выдали халат, и все роды он держал тебя за руку. От стыда Хинате хотелось зарыться в одеяло с головой: — И он это видел? Как я рожала? Мама кивнула, тихонечко засмеявшись: — И не только. Еще и пуповину резал и держал ребенка на руках первым. Его же приняли за отца. — Господи…, — прошептала смущенная девушка. — Стыдно-то как… Столько всего навешала на чужого человека, и даже не знаю, как его зовут… — Кстати, Хинаточка, — добавила мама. – Скорая приехала только через два часа после твоего звонка, еле пробились через снежные заносы. Разбудили соседей, устроили скандал, угрожали штрафом за ложный вызов. Только когда тетя Куренай подтвердила, что ты была на сносях, они убрались восвояси. За окном опять шел снег, зажигая тысячи искр в свете вечерних фонарей. Через несколько часов наступит Новый Год. Малыш спал в кроватке, ей не спалось. Все мысли были о парне, что был с ней прошлую ночь, когда она осталась одна в самый жуткий момент всей жизни, кто не отпускал ее руку, и поддержал тогда, когда никого не оказалось рядом. Он так и не пришел. "Наверное, отсыпается,"- подумала девушка, и, тяжело вздохнув, отошла от окна. Вчера она забыла мобильный телефон дома, а мама не додумалась его привезти, и теперь нельзя даже позвонить незнакомцу, чтобы просто сказать "спасибо". После обеда в палату подселили еще одну женщину, Сакуру. Она была старше Хинаты на десять лет, веселая и добрая, и теперь отдыхала после благополучно завершившихся третьих родов. Затем еще раз заехала мама, привезла всяких вкусностей, половину которых пришлось отдать санитаркам, потому что кормящим мамам можно есть далеко не все. — Дома все ждут, когда я разрешу им прийти в больницу, а мне просто хочется побыть одной, прежде чем начнется весь дурдом, — Сакура захихикала, прям как маленькая девочка. – Им только дай волю, сразу пойдут сюда дефилировать парадами. — Еще бы, — заметила Хината. – Наконец-то, долгожданная девочка. Такая чудесная… Дочка у соседки родилась замечательная, светловолосая и какая-то очень солнечная, было удивительно. Та удовлетворенно кивнула, и вспыхнула от удовольствия. Как и все, соседка краснела на раз, и от радости, и от удовольствия, и от огорчения, наверное, тоже. Хотя, такие веселые люди редко унывают. — А твой когда придет? – полюбопытствовала Сакура, устраиваясь поудобнее на кровати. Хината неопределенно пожала плечами. За весь день пришлось выслушать кучу комплиментов о своем мифическом муже, и решила про себя, что никому ничего объяснять не будет. Зачем давать пищу для размышлений тем, кто ее совершенно знает, а через неделю забудет? — Отсыпается или спаивает от радости всех друзей и знакомых? — с видом знатока кивнула она. — Мужикам напрочь крышу сносит, когда рождается первый ребенок, особенно если это сын. Мой напился в стельку, когда я Миоку родила, аж через сутки сумел приползти к роддому, такой перекошенный, мама родная. А с Криго уже полегче было, пришел только с легким перегаром, и утром. Я ж ночью родила. Хината понимающе улыбнулась, затем подошла к кроватке сына проверить, как тот спит. Малыш, туго спеленатый час назад, умудрился высунуть наружу кулачок и теперь усердно сосал его во сне. Она не стала поправлять. Только улыбнулась, и счастливо вздохнула. — Уже решила, как назовешь? – шепотом спросила Сакура. — Еще нет, — также шепотом ответила девушка с иссиня-черными волосами. — Надо какое-то особенное имя, — отозвалась соседка через минуту. – Такой красивый подарок на тридцать первое декабря… За час до полуночи в палату вошла Шизуне, проверила, все ли у рожениц в порядке, и, пожелав им счастливого Нового Года, ушла. Затем и дежурная медсестра, молоденькая девушка в красивом халате, забежала, смущенно пробормотала поздравления, и тоже убежала. В коридоре засновали остальные санитарки, за дверью послышался голос врача, кто-то пробежал, зацокав каблучками. — Пить идут. Как пить дать, — скаламбурила соседка. – Мои сейчас, наверное, тоже за стол садятся. А мы тут за всех отдуваемся… Обе тихонько засмеялись, стараясь не разбудить малышей. Через час, когда до праздника оставалось всего ничего, Сакура встала: — Схожу-ка я в туалет. Ты не хочешь? Хината отрицательно мотнула головой: — Я с малышами посижу. Не успела соседка выйти за дверь, как через минуту возбужденная заскочила обратно, шепча: — Хината, посмотри в окно! Весь роддом смотрит, одна ты валяешься… Девушка, испуганная, встала и, забыв обуть тапки, прошлепала босиком к окошку. С высоты третьего этажа улицы города были хорошо видны. Там все также с неба сыпали пушистые хлопья снега, угрожая накрыть мир снежным одеялом, светили фонари, последние прохожие торопливо бежали куда-то. — Нет, ты вниз посмотри, прямо под окно, — для верности, Сакура показала пальцем. Внизу творилось что-то … необычное. Высокий парень в толстой куртке авиаторе раскладывал рыбацкое кресло. Рядом с ним, на снегу, лежали огромный нераскрытый летний зонт, здоровенная черная сумка, и что-то, завернутое в блестящую фольгу. — Твой? – громкий шепот прозвучал у самого уха. Хината заворожено кивнула, не отрывая взгляда от окна. В горле зарождался ком, мешающий дышать, а сердце глухо ударилось о ребра, в предвкушении чего-то потрясающего. Тем временем внизу, «он» раскрыл невероятного размера цветной зонт, воткнул в снег, но тот свалился на бок. Он еще раз воткнул его, для верности вкрутил пару раз, и уселся в разложенное кресло. Затем достал из сумки куски каких-то палок, принялся их соединять между собой, соорудив через несколько минут одну очень длинную, и что-то к ней закрепил. «Удочка», осенило девушку. — Это удочка? — подтвердила ее догадки Сакура. – А что он собирается делать? Хината пожала плечами: — Не имею ни малейшего понятия. Сакура, дай, пожалуйста тапки, ноги мерзнут… — Ага, минутку. Тапочки были теплые, было гораздо удобнее. Удочка, тем временем, поднялась до их окна, к леске была привязан небольшой пакетик, и требовательно стукнула в стекло пару раз. — Открой, — шепнула соседка. — Дети не простудятся? – забеспокоилась синеволосая. — Шутишь? За пару секунд не успеют. В пакете на крючке, оказался ее мобильный телефон. Хината ахнула от мысли, что мама участвовала во всем этом неожиданном сюрпризе. Пальцы набрали пароль, экран засветился, уведомив о подключении к сети, и тут же, следом, пришло сообщение: «Встретим Новый Год вместе?». Она кивнула в окно. Затем подтвердила это через телефон коротким словом «Да». Сверху хорошо было видно, как парень улыбнулся, затем стал разворачивать обернутый в фольгу предмет. Это оказалась полностью наряженная к празднику небольшая елочка! Но это было не все. Он вытащил какой-то длинный шнур, подсоединил к чему-то под креслом, и елка заискрилась всеми цветами праздничной гирлянды! Через минуту телефон завибрировал сообщением: «Вот теперь у нас полноценный праздник! Не хватает только Деда Мороза». Загрохотала канонада петард вдалеке, в небо взвились разноцветные ракеты, расцвели огненные хризантемы. Наступил Новый год. Но она не заметила всего этого, взгляд был прикован к тому, что творилось внизу. Он достал из сумки красную шапку и пушистую бороду из ваты, нацепив все это на себя. И опять взял телефон в руки. «С новым Годом! Хочешь получить подарок?» «Очень!» «Тогда расскажи Дедушке Морозу стишок или спой песенку. Только не забудь встать на табуретку». — Сакура, дай стул, пожалуйста, — попросила она прерывающимся от волнения голосом. – Помоги мне подняться на него. — Ненормальная, — прошептала соседка, но сделала все, о чем ее попросили, придерживая Хинату руками, чтобы та не свалилась. – Вы что, не можете позвонить друг другу? — Так интереснее, — ответила синеволосая. – И это останется в телефоне, на память. На всю жизнь. Сакура понимающе кивнула: — Только не вздумай когда-нибудь его выкинуть. А то я тебя первая убью. — Ни за что, Саку, — а пальцы сами набирали давно забытые строки: «Любит елочку народ наряжать под Новый год. В каждом доме елка есть, Но такая только здесь!» «Прелесть! Заслужила подарок». Пришло в ответ. И к ее окошку потянулась удочка с большой коробкой. Дрожащими пальцами Хината отвязала ее с крючка, и осторожно, чтобы не разбудить детей, отклеила бант, затем развернула праздничную упаковку. Внутри оказался мягкий плюшевый заяц, с задорной ромашкой в зубах. Хината, не удержавшись, всхлипнула. В этот миг она полюбила неказистые ромашки безоглядно и навсегда. «Спасибо». Он не ответил, потому что в этот момент зазвонил телефон, мелодия была отчетливо слышна, несмотря на несмолкающий грохот салютов и петард. Он прикрыл одно ухо рукой, и что-то объяснял кому-то в трубку. «Тебе пора уходить?» «Да, друзья зовут в гости праздновать. Но я не хочу уходить. Только если ты меня прогонишь. Еще не устала?». «Нет! Это самый красивый Новый Год в моей жизни!» «Я старался, спасибо. Знаешь еще стишки? А то у меня тут припасены подарки. На табуретки больше не лезь, одного раза вполне достаточно». Из следующей маленькой коробочки Хината извлекла крошечные синие носочки для малыша, красивые такие, с кружевами и вышитыми забавными медвежатами. Затем последовали зимний детский комбинезон, и красивая заколка для волос, и теплые смешные тапочки для нее, с мордами собак, и книжка сказок для детей… «А это от твоей мамы, очень просила передать», и крючок перенес ей пушистый халат. «Мне неудобно спрашивать, но придется. Как тебя зовут?» Это сообщение она постаралась скрыть от Сакуры, пока та восхищенно цокала языком, разглядывая подарки. «Саске» пришло в ответ. Это имя ему подходило, звучное, как колокольчик, и доброе. «А отца твоего как зовут?» «Фугаку», и рядом смешная рожица смайликом. — Сакура, а что, если я назову сына Фугаку? — Кхм… Красивое имя. Старое и редкое. Очень мужское, — кивнула та, не отрывая глаз от комбинезона для малыша.– Мне очень нравится, Хинаточка. Достойный выбор. — Ты про имя или про комбинезон? — Про обоих! «Так как у меня нет подарка для тебя, я тут подумала. Можно я назову сына Фугаку?» «Папа будет горд и очень рад. Спасибо от нас обоих за такой подарок». «Ты ему расскажешь обо всем этом?» «Уже рассказал». «Он, наверное, в ужасе. И я не успела поблагодарить тебя. За все, что ты для нас сделал». И тут опять их прервали. Ему опять позвонили, Саске отошел в сторону за угол, и вернулся уже не один, а с девушкой и парнем. Те несли в руках большой сверток, перевязанный синим бантом. «Не пугайся, это мои друзья, Темари и Шикамару. У них подарок для тебя, а для меня горячий кофе в термосе». Удочка опять перенесла подарок, уже от незнакомых ей Темари и Шикамару, с большим пушистым белым медведем. Затем, в течение десяти минут, подъехали еще и Ино и Сай, и какие-то два лохматых близнеца — Кайно и Кайто, и куча других людей, чьи имена она уже не запомнила. Саске предал ей удочкой привезенные друзьями подарки, пока кто-то внизу раздавал стаканчики с дымящимся кофе. Хината, глядя на эту импровизированное гулянье на свежем воздухе, сходила к холодильнику и принесла покушать для обеих. «У тебя потрясающие друзья. Скажи им спасибо, от меня». «Они говорят, что ты красавица. Но я и сам это понял». Она смутилась, не знала, что на это ответить. Пришло новое сообщение: «Ты знаешь, что у тебя самые красивые кефирные усы из всех, что я видел за все свои почти 27 лет?» «Не знала. А у тебя самые шикарные фиолетовые ногти!» «Это я на работе молотком отбил. А теперь у нас для тебя последний подарок, и мы оставим тебя отдыхать. Готова?». «Да». Все кто стоял внизу, собрались в круг, скрывая от ее глаз что-то, затем повернулись к зданию лицом, и у каждого в руке горели пучки бенгальских огней. Как огромное созвездие на небе, горящее в эту минуту только для нее одной. «Привезти петарды и пускать салют я не рискнул. Доктора оторвали бы мне голову. А эти штуки бесшумные. Надеюсь, тебе понравилось.» В глазах предательски защипало. Хината смахнула набежавшую слезу. «Спасибо, Саске-сан. Это был самый чудесный праздник за все мои почти девятнадцать лет». «Спокойной ночи, Хинаточка. Береги себя и малыша. Мы уезжаем, позвоню завтра». За пару минут они собрали стул, зонт, и все остальное. «Забыл. Елку оставляем тебе». Он помахал ей рукой, широко улыбнулся, затем все дружно помахали, и исчезли за угол. — А елку могут украсть до утра, — заметила стоявшая рядом Сакура. — Наверное… — прошептала Хината. Она уже не замечала катящихся по щекам слез. Они стояли в полном молчании, и смотрели на елку, уже без огней, но они и не нужны были. Все окна роддома освещали гордо стоявшую пушистую и разряженную красавицу, никто не спал, даже врачи, наблюдая за праздничным Новогодним Сюрпризом для Хинаты. — Какая же ты счастливая, Хинаточка, — громко всхлипнула подруга. – Боже, какая же ты счастливая, девочка… В Новый Год случаются чудеса, просто нужно верить и надеяться, что чудо произойдет с тобой, ведь по другому и быть не может. Волшебство есть, именно оно отвечает за то, что бы наши мечты сбывались.