«Ты же тоже этого хочешь, я прав?»
И Даня хотел, каждый раз хотел. И этот смазанный поцелуй в шею стал чем-то вроде их личного ритуала, пока никто не видит. Кашин зовёт парня по имени, начиная хрипло после очередной сигареты. Только Тушенцов его игнорирует и, прикусив губу, утыкается носом в шею парня, отчего тому снова нужно время, чтобы собраться с мыслями. Кажется, им обоим известно то, о чем ни один не может сказать вслух. Повисает тишина, нарушаемая только монотонным скрипом уличного фонаря где-то неподалёку. Дане всё сложнее быть другом, делать вид, что ничего не происходит, вроде как забывать всё, когда трезвеет. Он не из тех, кто может вот так оставаться приятелями, когда в тайне от всех на шею ложатся эти мокрые поцелуи, пусть даже они не имеют продолжения. — Так не может продолжаться. Руслан замирает от услышанного, а после растягивает губы в кривой улыбке, горячо фыркая куда-то в его плечо, прежде чем отстраниться. Даня делает шаг назад, с облегчением чувствуя, что Тушенцов его больше не держит. — Дань, но мы же всё ещё друзья, да? Сквозняк проходного двора, как назло, не дает поджечь сигарету с первого раза. Раздражает. Не даёт сосредоточиться. Казалось, Даня давно знает ответ, но как только этот вопрос произнесен вслух, всё будто снова переворачивается с ног на голову, превращаясь в один сплошной пиздец, от которого трезвеешь еще быстрее. — Не молчи ты, блять, — Руслан уже психует, оно и не удивительно. Вряд ли у них выйдет что-то большее. Всё, что начинается в пьяном угаре, там и должно остаться. — Надеюсь, получится, — наконец выдыхает Кашин не своим голосом и затягивается, стараясь, чтобы дым не попадал на Руслана. Это всё ещё важно. Наверно, навсегда останется важным, даже если они больше никогда не будут общаться. Так же близко или вообще никак — не важно. Кажется, Руслан злится, его лицо перекашивает на нервяках, пусть он этого и не замечает.«Мне пора»
Ни один потом не вспомнит, кто первым произнёс это, обозначив тяжелым выдохом, только почувствуют, как вдруг стало легче. — Ну, я напишу завтра, окей? — неуверенный вопрос так и повисает между ними. Тушенцов снова ищет зрительного контакта, но Даня упрямо поворачивается по ветру, спасаясь в сигарете и её дыму, густом посреди глубокой ночи. Руслан топчется на месте, глядя себе под ноги. Становится холоднее, когда приходишь в себя. И это не только об алкоголе и морозных ночах. Дрожащие пальцы всё также по-хозяйски ложатся на чужую шею. Даня шумно сглатывает, но остаётся на месте. Горячие губы оставляют на коже поцелуй, после чего влажная отметина обжигающе морозит шею на сквозняке. Больше нет смысла оставаться здесь, и Руслан быстрым шагом исчезает в темноте арки, оставляя Кашина одного во дворе. Всё ведь и так сказано, лучше уже никогда не будет. К Питеру подступает рассвет в густых тучах, едва ли принося в это утро свет. Да и кого это теперь ебёт?