Накама

Беделия Дю Морье уже давно считает себя сломленной, а жизнь — пустой и бессмысленной. Для нее время тянется мучительно медленно: мимо Беделии с бешеной скоростью проносятся года, голоса и события, а она будто и не существует вовсе, – застыла на месте, словно безмолвная каменная статуя. Передвигается бесшумной поступью, наблюдает за всем со стороны, никогда не решаясь принять участие. Каждый день — нескончаемый круг ада, и свой ад Беделия создает сама: в хаотичных мыслях, ночных кошмарах, использованных шприцах и пустых бутылках. Она устала; безмерно устала и более не хочет ничего чувствовать. В первый раз Чийо является Беделии в душевой кабине; стоя под прохладной струей воды и слегка пошатываясь от бутылки терпкого вина, выпитой накануне, она вдруг ощущает на своей бархатной коже обжигающие прикосновения, разливающиеся по всему телу приятным теплом. Чийо неспешно проводит острым ногтем вдоль ее позвоночника, оставляет ярко-красные полосы и прислоняется совсем близко; так близко, что Дю Морье чувствует биение ее сердца. Беделия слегка запрокидывает голову и всматривается в знакомые черты лица: они уже встречались прежде, но не имели возможности увидеть друг друга. Их связывает едва ощутимая нить — две излишне таинственные женщины, скрывающие свою истинную сущность под надежной толщей льда. Никто и никогда не сможет пробиться внутрь и попробовать их на вкус, но они могут попробовать на вкус друг друга, верно? «Ах, как жаль, что ты всего лишь галлюцинация, вызванная воспаленным разумом, моя дорогая Чийо», — шепчет Беделия, зарываясь носом в шелковые черные волосы невесомого образа. Чийо уверенно притягивает женщину к себе, припадает алыми губами к ее шее, прижимается вплотную. Она ласкает ее своими холодными (практически ледяными) пальцами, доводя Беделию до горячечного исступления. Дыхание Дю Морье становится все более прерывистым — она лишь хрипло выдыхает время от времени, с наслаждением прикрывая веки. Чийо поднимает на нее хищный взгляд, страстно целует, прикусывая верхнюю губу до багровых капель крови; зрачки Беделии расширяются, загораясь ярким пламенем, и она кончает с протяжным низким стоном. А Чийо ускользает, неизбежно ускользает из ее дрожащих пальцев в самый неподходящий момент, растворяясь в воздухе и обрекая на всепоглощающее одиночество. Когда-нибудь Беделия с громким звоном разобьет бутылку изысканного французского вина, прежде чем успеет ее откупорить и вдохнуть пьянящий аромат. Когда-нибудь, но не сегодня. Сегодня она выпивает все до последней капли. Сегодня она закусывает марципаном в горьком шоколаде, завтра — белыми трюфелями и глубочайшей обидой на весь мир, а послезавтра — бездонным отчаянием, проникающим внутрь, заполняя легкие без остатка. Она уже предвкушает едкие заголовки Фредерика Чиллтона, печатающего текст очередной статьи своими грязными сальными пальцами. «...Из блестящего психиатра в несчастную алкоголичку, утопающую в вине и жалости к себе» «...Жена Синей Бороды окончательно теряет рассудок» Но какое это имеет значение, если сейчас Беделия чувствует себя по-настоящему живой?

***

«Накама — близкий друг, родственная душа», — глубокий голос Чийо обволакивает, уносит Беделию далеко за пределы Балтимора — в просторную флорентийскую квартиру с узорчатым потолком и панорамными окнами, уносит в старинную чугунную ванну, до верха наполненную темной водой. Она стоит на коленях позади нее, трепетно перебирает пальцами золотистые пряди и обжигает кожу своим горячим дыханием. Чийо — загадка. Сокровенная тайна Ганнибала Лектера; тайна, которую принято хранить в наглухо закрытой шкатулке в одной из комнат знаменитого Дворца Памяти. Беделия намерена во что бы то ни стало ее найти, готова бесконечно бродить по длинным коридорам в поисках своей накамы. И Беделия находит ее в своей постели. Чийо возникает будто бы из ниоткуда, карие глаза завораживающе блестят в тусклом полумраке спальни. Движения ее походят на движения дикой кошки, пристально наблюдающей за своей добычей, готовясь в любой момент совершить нападение. Она безо всяких сожалений добила бы раненую птицу, жадно впиваясь клыками в уязвимую глотку. Чийо склоняется над Беделией, седлает округлые бедра, грубо сжимает и разжимает затвердевшие соски. Дю Морье томно стонет, выгибается навстречу, извивается, словно змея. Туман, смешанный из страха и вожделения, окутывает женщину целиком, безжалостно сковывая движения. Беделия впивается ногтями в атласные белые простыни, пребывая в сильнейшем экстазе; ни алкоголь, ни героин (ни даже Ганнибал Лектер) никогда не были в состоянии воззвать к столь пронзительным чувствам. Чийо опускается все ниже, резко проникает в нее языком, мурлычет: «Какова ты на вкус, Беделия?», а затем вновь исчезает в самый неподходящий момент, оставляя женщину в одиночестве. — Накама?, — хрипло шепчет Дю Морье в оглушительную тишину. — Накама, — отвечает все тот же обволакивающий голос, заставляющий сердце биться чаще. Когда-нибудь Беделия определенно прекратит пить, обратится за квалифицированной помощью и будет по расписанию принимать таблетки, заглушающие все голоса в ее голове, вдребезги разбивая хрустальный образ Чийо на тысячи мелких осколков. Когда-нибудь, но не сегодня.