"Даже когда нет гильдии и друзей, Титания должна оставаться сильной. Даже когда сердце рвется на части, а слезы жгут обгоревшее в путешествиях лицо, Титания не должна никому жаловаться. Даже когда темные волшебники нападают всем скопом, Титания не должна звать на помощь. А когда чужой кинжал со свистом рассекает воздух за спиной, Титания успевает лишь вздохнуть с облегчением: она больше никому ничего не должна" (с) Susen, "Сильная"
Чужой маг призвал бушующий шторм. Палуба уходила из-под ног, за потоками дождя, которые ветер швырял в лицо, было видно едва ли на несколько шагов. Даже Доспех Морской Императрицы не поможет: это не водная магия, просто бушующая стихия, пробуждённая волшебством, но сама по себе совсем не волшебная. И команда несчастной шхуны не поможет тоже. Все они обычные люди, не им сражаться против тёмных магов. Которые пришли за ней. Только за ней, Титанией, а значит, это она виновата, что экипаж «Квартеронки» погибнет. Она знала, что через мгновение получит удар в спину, но не могла, не успевала обернуться — перед ней был другой противник. И так, наверное, проще. Может быть, убив её, тёмная гильдия оставит в покое корабль. Им ведь нет резона уничтожать простых торговцев (немножко контрабандистов, но кто не без греха?). И её бегство от самой себя закончится. Но боли не было. Вместо того она упала на палубу, а рядом — оттолкнувший её ворчливый старпом «Квартеронки», зажимающий рассечённое проклятым кинжалом плечо. Сколько ещё людей пострадает из-за неё? Вместо неё? Эрза вскинула щит, закрываясь от атаки точным и механическим движением. Тело действовало автоматически, повторяя приёмы, вбитые долгими часами тренировок. Блок, поворот, контрудар, уклонение — шаг за шагом по мокрой палубе, на одних только рефлексах, потому что рассудком она знала: ей не победить. Облачаясь в Чернокрылый доспех, Титания бросилась в шторм. Увести врагов от корабля — любой ценой, никто больше не должен пострадать из-за неё. Она не сумеет одновременно сражаться и бороться со стихией, но это уже не важно. Сердцем она стремилась к небытию.***
Эрза пришла в себя на тёплом и влажном песке. Волны захлёстывали босые ноги, а лучи солнца слепили глаза. Почему она выжила? …шёпот в залитых водой ушах: «…подруга моего ученика». Она не помнила ничего с момента, как крылья доспеха сломались и она рухнула в воду — прежде чем коснулась поверхности, её поразило чужое заклинание, а потом вокруг сомкнулся океан. И у неё не было сил — ни магических, ни душевных — сопротивляться. Кажется, броня исчезла, оставляя её обнаженной… Сейчас на ней действительно не было ни клочка стали или ткани. Она лежала навзничь, разметавшиеся волосы щекотали плечи и грудь, и лёгкий бриз гладил голую кожу. Она не могла подсчитать, сколько получила ран, сколько тёмных заклятий впиталось в тело, но сейчас она не чувствовала боли. Только тепло солнечных лучей, дуновение ветра и волны, омывающие ступни. Она перевернулась и приподнялась на локтях, бросая взгляд поперёк широкого пляжа. Этого не могло быть. Впереди, над лесом, возвышалось колоссальное дерево с широкой и плоской кроной. Великое Древо Тенрю. И этого не могло быть, потому что она больше не принадлежала «Хвосту феи», а значит, не могла ступить на священную землю гильдии. По крайней мере, незваной, но кто провёл бы её сюда? И, если даже она могла допустить такую возможность, крошечную и незначительную — если бы было так, тот, кто провёл её, вряд ли оставил бы её на пляже одну, словно вынесенную морем жертву кораблекрушения. Может быть, защита острова просто не заметила её, потому что она была без сознания? Не лучшее объяснение, но других у неё не нашлось, и Эрза остановилась на этом варианте, потому что не любила не понимать. Кажется, она перегорела — магии в теле осталась жалкая горстка. Однако она всё-таки сумела призвать одежду — не доспех, обычный летний сарафан, который сама не помнила, как и зачем оставила в субпространстве призыва. Что бы ни случилось, почему бы ни случилось, она не собиралась бродить по острову голой. Но на этом простеньком действии её магические возможности, похоже, закончились. А с «бродить» пока были проблемы: она еле сумела подняться на ноги и только кое-как доковыляла через пляж к кромке деревьев, чтобы укрыться в тени: лучи солнца казались уже не тёплыми, а жаркими. Там она остановилась, чтобы отдышаться, присела, а после обнаружила, что встать не в силах. Усталость наваливалась плотным душным одеялом, и Эрза, свернувшись в клубок у корней дерева, уснула. Проснулась она от того, что очень хотелось пить. Двигаться было уже легче, так что пошла вглубь леса, — помнила, что у корней Великого Древа немало ручьёв и озёр, — пока не наткнулась на источник на склоне холма. Она жадно глотала холодную ключевую воду, от которой ныли зубы, а после умылась и почувствовала себя немного лучше. Эрза села на камень, оглядывая освещённый полуденным солнцем лес, яркую зелень с разноцветными пятнами цветов. Рядом раздался тихий шорох, она резко обернулась, но ничего не увидела. Наверное, какой-то лесной зверёк проскользнул под кустами, качнув ветки, на которых — она не заметила раньше, — висели крупные красные ягоды. Всплыли в голове слова мастера Макарова перед экзаменом на S-класс (так давно!): «На Тенрю нет ядовитых плодов». Действительно важное замечание, учитывая привычку некоторых тянуть в рот что ни попадя… Воспоминание о бывших согильдийцах отозвалось коротким уколом боли, к которой она уже привыкла. И она действительно была голодна, хотя осознала это только сейчас, когда при виде сочных ягод рот наполнился слюной. Эрза перебралась поближе к кусту и, сидя прямо на земле, срывала ягоды, надкусывала, пачкаясь ароматно-терпким соком, облизывала пальцы и выплёвывала на землю чёрные глянцевые семечки, слишком твёрдые, чтобы их разжевать. Она не рискнула съесть много, потому что даже от вполне съедобных плодов может скрутить желудок, если переусердствовать. Голод притих, так что она решила поискать что-нибудь ещё позже. На Тенрю, в почти тропическом лесу, кажется, должно быть много разных фруктов. Эрза поднялась на ноги и пошла вперёд — без особой цели, просто не желая сидеть на месте. Не самый разумный подход, но об этом она подумала только тогда, когда забрела в дебри: густой подлесок, стволы поваленных деревьев, оплетённые лианами, высокие кустарники и низко склонённые ветви. Оглядываясь назад, она с трудом могла понять, где и как пробралась. Вздохнув, она присела на поросшее пышным зелёным мхом бревно. Вытянула ноги, с оттенком удивления рассматривая исцарапанные ступни: наверное, стоило внимательнее следить, куда она ступает, раз уж бродит босиком. Она запрокинула голову, глядя на густое переплетение ветвей над головой. Кроны деревьев здесь сходились достаточно плотно, чтобы приглушить солнечный свет, но в тени не было прохлады, воздух казался влажным, тёплым и спёртым. Должно быть, ветер с побережья не добирался в самую чащу. Отстранённо Эрза подумала, что, наверное, заблудилась. Она не могла точно сказать, в какой стороне берег, а сплошной полог леса не давал увидеть Великое Древо. Но эта мысль не вызывала страха — и даже беспокойства. Какая, в общем-то, разница, где она находится? Глупо бояться потеряться в пространстве тому, кто потерялся в жизни. По щеке соскользнула одинокая слеза, и она утёрла её сердитым жестом. Она не имеет права на жалость к себе. Титания должна быть сильной. Должна… Она одна, и она никому ничего не должна. И если ей хочется плакать… Слёзы жгли глаза, прокладывали влажные дорожки на щеках и оставались на губах солью. Она больше не пыталась сдержать их и даже не стирала, просто сидела, опустив голову — распущенные волосы пологом закрыли лицо, — вжимала ладони в мягкий ковёр мха. Она плакала тихо, не всхлипывая — не жалея себя, но оплакивая то, кем она была и кем уже никогда не будет, прощаясь со всем, что потеряла по своей или чужой вине. У неё ничего не осталось — только она сама. Не Эрза Скарлет из «Хвоста феи» или «Крим Сорсьер», не маг S-класса, не чья-то подруга или чей-то враг, просто Эрза. Великовозрастная дурёха двадцати двух лет от роду, встрёпанная и непричёсанная, в нелепом, с оборочками, цветастом сарафане на голое тело. Она не знала, что делать дальше и как жить, но так ли это важно? Для начала, пожалуй, стоит выбраться из чащи. Однако, приняв такое решение, она не торопилась встать с бревна, на котором так удобно было сидеть и прощаться с самой собой. Может, она вообще умерла, утонула, и это — её посмертие? Шорох позади привлёк внимание, но когда Эрза обернулась, там никого не было. В этом она не сомневалась: сколь бы ни была слаба, но человеческое присутствие различила бы. Значит, снова какой-нибудь безобидный зверёк. А присмотревшись внимательнее, она увидела проход среди кустарника, который не замечала раньше. Не тропа, земля там не была натоптана, — но ветви расходились достаточно широко, будто приглашая пройти. И она пошла. Она ведь хотела выйти из чащи? Она не торопилась, и через четверть часа неспешного прогулочного шага перед ней открылось небольшое озеро в окружении деревьев с узкими листьями, склонившимися над водой, и кустарника в россыпи мелких белых цветочков, источающих нежный, ненавязчивый аромат. Отсюда не хотелось уходить, и Эрза осталась.***
Она проводила дни в тишине и одиночестве: даже если мастер Мэвис находилась здесь, Эрза не могла её увидеть, а больше у острова Тенрю не было обитателей. Гильдейские экзамены традиционно проводятся зимой, так что сейчас, в конце весны, тут никто не должен был появиться. Поначалу она не разводила огня и питалась только фруктами, которые на удивление легко было найти. Потом, купаясь, поймала большую рыбину — когда совсем рядом мелькнула серебристая чешуя, сработал какой-то охотничий инстинкт, и она схватила добычу прежде, чем о том задумалась. Есть рыбу сырой она, конечно, не собиралась, так что пришлось вспомнить, как разжигать костёр трутом и огнивом, причём вместо огнива используя клинок и высекая им искры — у неё хватило сил, чтобы призвать оружие, хотя только самое простое. С огнём она в конце концов совладала, но далеко не с первой попытки; стоило порадоваться, что у её бытовой беспомощности не было свидетелей. Рыбу, впрочем, она ела нечасто, потому что очень не хватало соли. Она нашла кисловатые ягоды, которые отчасти исправляли вкус, но это всё-таки было не то. А если что и было на гильдейском складе, она без метки «Хвоста феи» не могла его открыть (нехорошо, конечно, брать вещи без спроса, но на такую мелочь, как соль, её совесть была согласна). Однако склад оставался недоступен, так что не возникало даже вопроса, а можно ли. Эрза в основном оставалась в окрестностях озера, не уходя далеко. Соорудила шалаш, чтобы ночевать не совсем под открытым небом, хотя на самом деле особой разницы не было (но, может, когда-нибудь ей понадобится укрытие от дождя?). Подолгу спала, купалась, добывала и готовила еду, лежала на траве, глядя на бегущие облака. Она не помнила, чтобы когда-либо в жизни тратила время столь бездумно, но не ощущала за это вины. От неё ничто и никто не зависит. От её безделья нет вреда. Она просто проживала день за днём, и иногда казалось, что понемногу становится легче, что тяжесть и тоска прошлого отпускают её. Ночью прошёл очередной ливень, крыша шалаша протекла, так что её сарафан промок, и теперь Эрза выбралась на солнце, чтобы просушить его. Думала, не снять ли и развесить на кустах, но решила, что он неплохо высохнет и на ней. Всё-таки даже в одиночестве она чувствовала себя неловко, если раздевалась не для купания. К тому же где-то на острове Мэвис (хотя ту вряд ли смутит обнажённое женское тело). Она сидела у самой воды, на тёплом камне, смотрела на водную гладь, чуть подёрнутую рябью от легкого ветерка, и перебирала пальцами рассыпавшиеся по плечам влажные пряди. — Может, мне обрезать волосы? — спросила она саму себя вслух. С недавних пор тишина, разбавляемая только звуками природы, начала утомлять её, так что она порой говорила сама с собой. Или пела, хотя у неё никогда не было хорошего слуха. Но кто здесь услышит её? Разве что Мэвис, если та действительно сейчас на острове. Но о невидимой, неощутимой слушательнице легко было забыть. Что касается волос — они требовали ухода. Она кое-как выстрогала гребешок из дерева, а мылась в озере, но без мыла и шампуня, честно говоря, это помогало только отчасти. Так что проще было бы постричься. (И сейчас ей не для кого сохранять длинные алые пряди. Тому, кому так нравились её волосы, она больше не интересна.) Она бы хотела ещё и покрасить их. Избавиться от цвета, который слишком о многом напоминал. — Не надо, тебе идут длинные волосы, — отозвался вдруг сухим шорохом лес. — Кто здесь?! Эрза вскочила, поворачиваясь туда, откуда, как ей показалось, прозвучал голос, но там никого не было. А она от резкого движения чуть не оступилась на неровном камне — ещё чуть-чуть, и улетела бы в озеро. Собственная неловкость отвлекла её, не давая задуматься, что она услышала, но замешательство не продлилось долго. Она узнала голос. Не сразу, но узнала, хотя слышала больше трёх лет назад. Здесь же, на острове Тенрю, у подножия Великого Древа. — Адзума. И это невозможно. Так же, как невозможно ей самой было попасть на остров — и вот она здесь. — Здравствуй, Эрза Скарлет. Не-воз-мож-но. — Ты ведь умер. Значит, я тоже? В ответ раздался короткий смешок, похожий на треск сухой ветки под ногой. — Ты жива, это я могу сказать точно. — А ты? — глупый вопрос, но она чувствовала себя слишком сбитой с толку, чтобы обдумывать, что говорит. — С какой стороны посмотреть… — листва снова отозвалась шелестом, смазывающим последнее слово. И она всё ещё не могла понять, где он. Это нервировало — не видеть потенциального противника, не знать, чего и откуда ожидать. То, что она сейчас слаба, практически лишена магии, только усиливало нервозность. А короткий клинок, который она использовала, чтобы высекать искры, чистить рыбу и для прочих хозяйственных нужд, остался в шалаше. Она совсем не думала о безопасности. — Что тебе нужно? — настороженно спросила Эрза. — Ничего. Прости, я не хотел напугать тебя. — Я не напугана, — нахмурилась она. — Я не сомневаюсь в твоём бесстрашии, Титания. Мне ли не знать… — вздох шорохом прокатился по листве. Она не выдержала: — Где ты? Покажись! Если, конечно, осмелишься, — добавила с тенью иронии. Ответом ей было молчание: тишина повисла над озером, даже ветер притих, не шевеля листву деревьев и тростник у берега. Как будто голос Адзумы примерещился ей — короткое помрачение рассудка, значение которого она не могла понять. Она переступила с ноги на ногу, обводя взглядом озёрную гладь и окружающий лес. Никого и ничего. Её чутьё говорило, что рядом нет людей. Так что это было? Действительно галлюцинация? Но почему именно Адзума? Да, она не забыла его, как помнила всех, кто пал от её клинка, но и не вспоминала о нём. И разве могла её фантазия породить идею, что через четыре года Адзума поприветствует её словами об её причёске? Слишком глупо. Слишком странно. Листья деревьев затрепетали, шорох волной пробежал вокруг озера. — Я во всём, что ты видишь перед собой. А если ты хочешь, чтобы перед тобой предстало человеческое тело — его нет. Ты сама видела, что с ним случилось. Видела, но, услышав его голос, подумала, что он каким-то образом уцелел, смог восстановиться. А потом — подумала, будто сходит с ума. Она еле выговорила пересохшими губами: — Что ты такое, Адзума? — Я стал частью леса. Частью Великого Древа Тенрю. Если придётся сражаться, её противником будет весь лес вокруг. А она не в форме — насколько же не в форме? Возмущение своей неосторожностью и тревога от непонятности ситуации встряхнули её, выдернули из того расслабленного безразличия, в которое она с каждым днём на острове всё больше погружалась. Клинок в ножнах возник у бедра, и она сжала пальцы на рукояти. — Нет необходимости в оружии. Я не причиню тебе вреда. Не годится мне, духу-хранителю Древа Тенрю, нападать на гостей острова, — зашелестел в листве тихий смешок. — Дух-хранитель Древа? — Так меня назвала Мэвис Вермиллион. Ей, полагаю, лучше знать. Мэвис. Действительно, Мэвис. Она ведь не позволила бы ему быть здесь, если бы он был врагом для гильдии? (Но сама Эрза уже не член гильдии.) Она мало что понимала в происходящем. — Почему ты заговорил со мной сейчас? — «Почему молчал до сих пор?» — Мэвис просила не беспокоить тебя. Но… меня слишком огорчило, что ты можешь обрезать свои прекрасные волосы, так что я не сдержался. Мысль, что Адзуме нравятся её волосы, казалась настолько абсурдной, что она улыбнулась — а тяжёлый ком в груди, к которому она уже привыкла, будто стал капельку меньше. Немножко абсурда ей не повредит. Адзума, дух Великого Древа Тенрю. И ему нравятся её волосы. Почему бы и нет. Можно сыграть по этим правилам. — Но мне сейчас действительно трудно за ними ухаживать. С одной только кривенькой расчёской… — Эрза не видела смысла скрывать, что в резьбе по дереву не слишком хороша. — И без мыла. Честно говоря, сейчас моя причёска выглядит как угодно, только не «прекрасно». Она заплетала косу, чтобы волосы меньше путались и растрёпывались, и смотрелась эта коса, на её взгляд, печально. Даже притом, что увидеть себя она могла разве что в озёрной глади, а внешний вид мало волновал её. Адзума помолчал несколько секунд, прежде чем предложить: — Если я добуду тебе нормальную расчёску и покажу травы, которые можно использовать вместо мыла, ты подумаешь над тем, чтобы не обрезать косу? — Хорошо, подумаю. Ей, пожалуй, было немного любопытно, откуда лесной дух возьмёт расчёску.***
Откуда — Эрза так и не узнала. Адзума не сказал, даже когда она спросила прямо, будто его забавляло отмалчиваться и заставлять её теряться в догадках. Она даже немного рассердилась на него за эту бессмысленную скрытность, а может быть, за то, что он забавлялся за её счёт (по крайней мере, так ей показалось). Но расчёска появилась — деревянный гребешок размером с ладонь, украшенный узором в виде переплетающихся веточек, — а ещё Адзума добавил несколько деревянных шпилек, предположив, что она могла бы разнообразить вид причёски. Эрзе не хотелось сооружать что-то сложнее косы, но она поблагодарила. В конце концов, шпильками можно подколоть ту же косу, чтобы не мешала. Использовать травы вместо мыла оказалось странно, но волосы действительно стали чище и меньше путались. Эрза подолгу расчёсывала их, сидя на камне у воды, потому что это было ещё одним способом бездумно занять время. Сосредоточиться на движениях, не давая ходу мыслям, ведь о чём бы она ни подумала, это затрагивало прошлое — так что лучше было не думать вообще. Она не хотела вспоминать ни о том, чего лишилась сама, ни о том, что у неё отняли. Некоторые имена она не произносила даже мысленно. Прошлое — в прошлом. Она даже и не маг больше, отшельница на пустынном острове, которая ходит босиком и разговаривает с деревьями. Точнее, с духом леса, но со стороны разница вряд ли заметна. Адзума, в отличие от деревьев, хотя бы отвечал ей — впрочем, она нечасто заговаривала с ним, а сам он больше разговоров не начинал. Не так давно в голову пришла одна мысль насчёт него, и теперь она не давала Эрзе покоя. Пока она наконец не решилась спросить: — Ты наблюдал за мной с самого начала? С моего появления на острове? Ответа не последовало, и она подумала бы, что Адзума не услышал сказанного, если бы он не объяснял ей, что «воспринимает реальность» везде, куда достигают корни Великого Древа. Смутно и нечётко, — но при необходимости мог сосредотачивать внимание на конкретной части леса, — и обещал, что услышит её, если она к нему обратится. В любое время. Ему ведь не нужно спать. Но в этот раз пауза перед ответом заметно затянулась. — Нет. Побережье слишком далеко. Мэвис присматривала за тобой. Не совсем то, что её интересовало. — А потом, в лесу? Снова последовало недолгое молчание. — Я старался не смотреть, когда… на тебе не было одежды. Эрза прикрыла глаза на пару мгновений и медленно вдохнула, стараясь не выдать раздражения. Как будто она об этом спрашивала. Как будто это имело значение! …ладно, имело. Немного. Или не немного. Да, её смущала мысль, что Адзума мог видеть её обнажённой — хотя другие моменты смущали сильнее. Раздражение всё-таки выплеснулось возгласом: — Как будто ты бы увидел что-то новое! Адзума молчал. Благоразумно с его стороны, потому что вряд ли он мог сказать что-то, что её успокоило бы. Глупая досада, глупая и иррациональная — Эрза не ожидала, что ещё может испытывать столь приземлённое чувство. Как будто подобные глупости могли взволновать её. — Я не хотел обидеть тебя. Пожалуйста, не злись. — Я не злюсь, я… — она покачала головой, когда ей не удалось облечь мысли в слова. Это не должно её беспокоить. Не-долж-но. Но досада снова оказалась сильнее её. — Не притворяйся, что не понял, о чём я спрашивала! — Тебя беспокоит нагота не физическая, а душевная, — отозвался Адзума с лёгким оттенком вопроса. Хотя вряд ли он ждал ответа. — Да, я смотрел на тебя тогда. Я боялся, что ты… сделаешь что-нибудь с собой. — Я никогда бы не!.. Она осеклась, потому что едким стыдом обожгло воспоминание о том, какое облегчение она испытала на борту «Квартеронки», когда думала, что сейчас умрёт. Она сдалась. Она опустила руки — не физически, но… — Тебя это не касается! — почти выкрикнула Эрза, стискивая кулаки в бессильной злости. Ударила не глядя — по камню рядом с собой, рассаживая в кровь костяшки, в физической боли ища подтверждение, что она ещё существует, что она ещё жива. (Ради чего?) Она вздрогнула от прикосновения к плечу. Вскинула глаза на ветви склонившейся ивы, одна из которых протянулась к ней, скользнула вдоль предплечья, обвивая запястье и удерживая её от следующего замаха. — Эрза, — мягко позвал её Адзума. — Тише, успокойся. Если ты не хочешь, чтобы я касался этой темы — я не стану. Я хотел бы знать, что с тобой случилось… но не рассказывать — твоё право. Она плотно сжала губы и коротко покачала головой, сама не зная, что пытается выразить этим жестом. Она не будет плакать. Она не… Ветви ивы поглаживали её по плечам — странные, щекотно-царапающие прикосновения, так не похожие на касания человеческих рук. И эта непохожесть мешала ей возмутиться, потребовать не трогать её, не лезть не в своё дело, оставить в покое. Сбившееся дыхание выравнивалось, расслаблялись напряжённые будто в готовности отражать атаку мышцы. Эрза сидела на камне неподвижно, опустив голову и подтянув колени к груди. Может быть, когда-нибудь она всё же расскажет ему. Но не сейчас.***
Ссадины на костяшках зажили, а внезапный ливень, под которым она промокла с ног до головы, смыл засохшую кровь с сероватой поверхности камня, уничтожая напоминания о её глупой вспышке эмоций. Эрза была бы рада, если бы могла так же смыть воспоминания. (Не только об этом эпизоде.) Адзума не напоминал ей, подчёркнуто уважая её право на молчание. Вырастил для неё укрытие от дождя — уже после того, как она промокла, потому что её шалаш не выдержал напора воды, — и извинялся, что не сообразил сделать это раньше. Укрытие пришлось очень кстати: на Тенрю пришёл сезон летних дождей. Короткие и мощные ливни обрушивались будто из ниоткуда, из нахлынувших за минуты тёмных туч, которые рокотали раскатами грома и вспыхивали узорными трещинами молний. Иногда дождь лился дольше — час, два, три, — но тогда кажущийся сплошным поток воды с небес разделялся на отдельные капли. Эрза сидела в шалаше под плотным сплетением листьев, не пропускающим воду, и слушала, как капли стучат по крыше. Этот непрерывный шелест успокаивал, навевал сон, а иногда — странные идеи. — Адзума… — позвала она как-то раз на второй (а может, и третий, потому что трудно было следить за временем) час дождя, уверенная, что ему шорох воды не помешает услышать. — А может, ты знаешь и травы, которыми можно покрасить волосы? — Ты хочешь перекраситься? — удивился он. — Хочу. …он не стал спрашивать, почему. Может быть, вспомнил, как она просила его больше не называть её фамилии — Скарлет. Она больше не хочет быть «алой». — Может быть, знаю. Но я никогда не интересовался этим всерьёз, так что, честно говоря, не могу гарантировать результат. Ты уверена, что хочешь экспериментировать? — Уверена, — через пару мгновений резко кивнула она и добавила с оттенком иронии: — У меня слишком много свободного времени, надо же мне чем-то заниматься. — Хорошо, — согласился он через несколько мгновений, — я попробую что-нибудь найти. Стоило прислушаться к Адзуме, когда он сказал, что не уверен в результате. Она растирала и смешивала травы в деревянных чашках, которые он сделал для неё, кипятила воду в кривоватой глиняной миске, которую кое-как соорудила сама (Мэвис открыла гильдейский склад, но там оказалось на удивление мало полезного), варила и настаивала. Но первые два состава просто не сработали, спасовав перед ярко-красным цветом, а третий… третий высветлил волосы, так что теперь Эрза щеголяла нежно-розовой шевелюрой. Долго и недоверчиво разглядывала себя в озёрной глади, убеждаясь, что покрас получился «просто загляденье» — равномерный по всей длине. А потом в эту гладь окунулась, но только затем, чтобы выяснить: водой это не смывается. Адзума не удержался от смеха, хотя между смешками уверял её, чтобы она не принимала это на свой счёт и не обижалась. Эрза никогда раньше не слышала, как он смеётся — не одиноким коротким смешком, а искренне, громко. И ей понравился его смех. Пусть даже она принимала это на свой счёт и даже немного обижалась. Но, в конце концов, розовые волосы — это действительно забавно. В её жизни было маловато забавного в последнее время, и она оставила всё, как есть.***
— Я до сих пор не понимаю, как оказалась здесь. Эрза сидела, опираясь спиной об один из колоссальных корней Великого Древа — высоко над лесом, так что густой покров крон зеленел у неё под ногами, а далеко впереди расстилалась бескрайняя синева моря. Слева, в сотне шагов, разбивался брызгами водопад, срывающийся с уступов у ствола Древа. Красивое место, так не похожее на лесную чащу внизу — хотя там хватало своих красивых мест. Адзума показал ей дорогу сюда, провёл почти невидимыми звериными тропами, подсказывал, куда поставить ногу, когда она взбиралась на каменистый склон, и, кажется, корни были готовы подхватить её, если она оступится. Впрочем, она не знала наверняка, потому что не оступилась. — Мэвис говорит, что тебя принёс океан. Некая сущность в океане, которая не видит её, но знала, где искать — и которую не видит сама Мэвис, потому что нечего видеть. — Всё равно не понимаю. — Я тоже. Но, в конце концов, мне ли, ставшему духом леса, удивляться тому, что в океане тоже может быть какой-то дух? А Эрза удивлялась. И духу в океане, и тому, что Адзума стал духом леса — и, если подумать, это было не единственным, что её удивляло насчёт него. (Нет, то, что ему нравятся её волосы, не считается.) — Знаешь, я давно хочу спросить… Как вышло так, что Мэвис говорит с тобой? Видеть и слышать её могут только члены гильдии. А ты… — А я дерево, — рассмеялся Адзума, когда она сделала паузу, подбирая слова. — Но и член гильдии, в общем-то, тоже. Хотя до того Мэвис нашла способ спросить меня, согласен ли я принять метку — она определённым образом связана с Великим Древом, так что я хоть и не услышал её в полном смысле слова, но понял. — Ты… Мысль, что Адзума состоит в «Хвосте феи», повергала в ступор. Она, конечно, не воспринимала его сейчас как тёмного мага из «Сердца Гримуара», но никогда не подумала бы, что он… почти согильдиец ей. (Такое всеобъемлющее слово — «почти».) — Это неожиданно, — наконец вздохнула она. — Тебя это огорчает? — Нет, я… Она просто не знала, что думать. Даже Адзума состоит в «Хвосте феи»! — Мэвис было очень весело, когда она ставила метку гильдии дереву. В этом она не сомневалась. Больше хотела бы узнать, что думал и чувствовал сам Адзума — но спросить не решилась. Не стоит спрашивать, если не уверен, что действительно желаешь получить ответ.***
Эрза почти не покидала центральную часть острова, однако сегодня всё-таки спустилась к морю — как будто надеялась, что, приблизившись, сможет понять, что за «сущность в океане» имел в виду Адзума. Конечно, ничего она не поняла. Волны с тихим шелестом накатывали на бело-золотистый песок, лазурь в солнечных бликах тянулась до горизонта, и не было ничего, что дало бы ей подсказку. Эрза постояла у кромки воды, пока особо высоко поднявшаяся волна не окатила босые ступни, а потом медленно двинулась вдоль берега. В мыслях её, кажется, тоже шумели волны и царила блаженная пустота. Чайка, которую она потревожила на гнезде, заполошно кинулась в лицо, и Эрза сама не поняла, как оказалась облачённой в доспех. Рефлексы сработали быстрее, чем разум успел притормозить их идеей, что птица — не такая опасность, чтобы защищаться от неё Бронёй нефритового столпа; быстрее, чем она успела подумать, что это бесполезно, потому что она слишком слаба. Броня продержалась не больше минуты, а после Эрза снова оказалась облачённой в сарафан. «Хорошо хоть не голой», — хмыкнула она про себя, вспоминая некоторые казусы тех времён, когда она только училась управляться со своей магией. Сейчас у неё, пожалуй, сил было не больше, чем тогда. Но… они были. Восстанавливались. А когда она вернулась в лес, Адзума сказал: — Твоя магия возвращается, — и это был ни капли не вопрос. Наверное, Мэвис видела сцену с чайкой, чуть смутилась Эрза. Ведь то, что происходило на пляже, сам он увидеть не мог. Туда корни Великого Древа не достигали. Ответила она только коротким: — Да. Просто «да». Подтверждение того, что она услышала его слова, и что он прав. Она не испытывала свои магические способности, потому что не хотела лишний раз убеждаться, в сколь прискорбном они состоянии. Была уверена, что «выгорела», а здесь, на острове, ей и магия-то была не особо нужна. И вот теперь, получается, её силы хоть отчасти восстановились. Хотя «нефритовый столп» был одним из ранних её доспехов, простым, и требовал немного энергии для призыва, но это явный прогресс по сравнению с сарафаном. — Ты не рада этому? — Я не знаю, — она ответила прежде, чем задумалась, а стоит ли говорить. Но… она правда не знала, что думать. Надежда — глупое чувство. Да и на что ей надеяться? И зачем ей, отшельнице, магия? Она улыбнулась уголками губ, надеясь, что улыбка не выглядит вымученной: — Но, по крайней мере, я смогу сменить этот сарафан на что-нибудь поадекватнее… — А мне он нравится, — фыркнул Адзума. — Особенно эти оборочки на груди. — …и менее потрёпанное, — невозмутимо закончила Эрза, хотя оборочки на груди напоминали о неловком эпизоде, когда она попыталась отпороть их и обнаружила, что без них тонкая ткань слишком уж подчёркивает то, что под ней. А комплектов белья она в субпространстве призыва не припасла. Так что пришлось приделывать оборки обратно. Растительным клеем, потому что нитку и иголку взять было неоткуда.***
Её магия определённо восстанавливалась. Сама она не торопилась её испытывать (только попыталась заменить сарафан, но оказалось не на что, не ходить же здесь в вечернем платье или бикини), однако Адзума, который теперь нередко начинал разговор сам, расспрашивал про оружие и доспехи, просил показать тот или иной. Иногда она показывала. А в отместку расспрашивала его о его магии. О том, как это — управлять растениями. Не сейчас, раньше, когда он был человеком. …потом она подумала, что слишком уж злым — ненамеренно злым — получается это «в отместку», но он не принял её извинения. «Это не имеет значения, — сказал он. — Я — то, что я есть, мои поступки привели меня туда, где я есть, и нет смысла сожалеть об этом». «В том, что случилось со мной, твоей вины нет», — сказал он, угадав непроизнесённое, и плети вьюнка взъерошили ей волосы, заставив возмутиться: она же только что причесалась! В качестве извинения Адзума предложил заплести её. От удивления она согласилась. Жёсткие побеги лиан подхватывали пряди волос, переплетали и укладывали, заставляя её гадать, что же такое придумал лесной дух, потому что получалась явно не коса. По крайней мере, не прямая коса. Она не спрашивала, подавляя любопытство, и ожидала возможности заглянуть в озёрную гладь, которая до сих пор неплохо заменяла зеркало. Белые звёздочки цветов и тёмно-зелёные резные листочки на фоне розовых волос, отчасти заплетённых в сложный венок, отчасти спадающих на плечи. Непривычно хрупкий и нежный облик — Эрза на мгновение даже не узнала саму себя. Хотя аляповато-цветастый сарафан всё портил и возвращал с небес на землю. — Спасибо, — сказала она, осторожно коснувшись кончиками пальцев плетения. Нет, слишком сложно, не понять, как пряди соединились в такой узор. — Не за что. Тебе идёт. — Ты снова меня удивил, — ответила она с тенью улыбки. — Не думала, что ты умеешь делать причёски. — Только эту, — отозвался он после недолгого молчания. — Это традиционная женская причёска в тех краях, откуда я родом. Что-то непонятное почудилось в его тоне, какая-то неловкость, так что Эрза переспросила: — В чём дело? — …Извини. — За что? Это что, какой-нибудь погребальный убор? — хихикнула она, потому что высказала первое, что взбрело в голову. Так глупо и так легко. Будто ничего не давило на сердце. — Нет. — Тогда что? Адзума, не молчи, ты меня пугаешь! — Это… традиционная причёска невесты. Я готовил свою сестру к свадьбе, потому научился. Не пригодилось, — добавил он после небольшой заминки. Эрза чуть не спросила, почему. Но он ведь не спрашивал её о том, о чём она не хотела говорить и помнить. Так имеет ли она право задать такой вопрос? Нет, не сейчас. — Ясно, — ответ бесцельный и бессмысленный. — Эрза, это не… я не пытался посмеяться над тобой или что-то вроде того! Не сердись. «А что тогда? Это было предложение?» — она хихикнула про себя, но такая шутка, пожалуй, была бы слишком жестокой уже с её стороны. Дух леса, у которого нет даже собственного тела… — Я не сержусь, — уверила она его. — Просто немного неожиданно. Она ведь правда не подумала, что он насмехается над ней. И даже не потому, что знала: он не в курсе, над чем тут насмехаться. Просто она верила, что Адзума не стал бы издеваться над ней. А причёска — ну что причёска? Она красивая. Повисло молчание, не то чтобы неловкое, но полное некой смутной неуверенности. Эрза не знала, что ещё сказать, чтобы это не выглядело глупостью или неуместной попыткой лезть в душу; Адзума, судя по последним его репликам, был несколько выбит из колеи — то ли воспоминаниями о родине и семье, то ли ещё чем. Эрза задумалась: может, она напомнила ему сестру? С тем, сколько времени она проводила на солнце, она загорела и стала почти такой же смуглой, как был он — насколько ей помнилось. Может, у его сестры были розовые волосы? Бесцельные вопросы, которые она вовсе не собиралась задавать, и первым молчание прервал Адзума: — Мэвис просит спросить: не хочешь ли ты снова принять знак «Хвоста феи»? — Что? — растерянно переспросила Эрза, в то время как в голове промелькнуло: «Мэвис сейчас здесь?». Всё-таки присутствие невидимого зрителя причиняло некий дискомфорт, хотя, казалось бы, в её беседах с Адзумой не было ничего такого, что стоило бы скрывать. Вторая мимолётная мысль — он пытается перевести тему? Лесной дух спокойно повторил: — Мэвис спрашивает, не хочешь ли ты принять знак «Хвоста феи». Только тогда она осознала суть вопроса — и застыла, тихая и неподвижная. Это не то, что она ожидала услышать — и сейчас, и вообще когда-либо. (И не то, что хотела услышать?) Хочет ли она?.. Имеет ли она право? Нужна ли она там хоть кому-то? Та, кто бросила гильдию в трудное время? Ускользнула ночью, не нашла даже сил открыто сказать о своём решении? — Я… не думаю, что это было бы благоразумно, — наконец осторожно ответила Эрза. Она не хотела бы обидеть ни Первого Мастера, ни Адзуму резким отказом. «Меня там не ждут» — она почти не сомневалась. Но это «почти» не давало покоя, подталкивало то ли объяснять, то ли оправдываться, то ли просить совета, и она прижала пальцы к губам, чтобы заставить себя молчать. — Неблагоразумно, потому что?.. — спокойно и мягко спросил Адзума. В его голосе звучала бережная забота, и Эрза не выдержала. Она говорила быстро и бессвязно, выплёскивая чувство вины и бесконечные сомнения, существование которых так тщательно отрицала перед самой собой; не стремилась рассказать свою историю — просто говорила. Имеет ли она право даже думать о том, чтобы вернуться в «Хвост феи»? Она умолкла и перевела дыхание: недолгая эмоциональная речь вымотала не меньше, чем магический бой. Чувствовала обострившейся — как в бою — интуицией, что Адзума выжидает, подгадывает момент, когда можно будет заговорить. Он не стал долго медлить: — Твои друзья были обижены на тебя, но это был только первый порыв. — Откуда ты знаешь? — Мэвис знает. Мастер Макаров поговорил с каждым и просил не искать тебя, чтобы не заставлять разрываться между старой и новой гильдией. Она знала, что её не искали (потому что они — нашли бы), но не задумывалась, почему. Точнее, задумывалась — и быстро сделала вывод. Неверный? Адзума замолчал ненадолго, будто давая ей время обдумать сказанное, и продолжил: — Когда они узнали, что «Крим Сорсьер» распущена, а в новой гильдии Фернандеса тебя нет, ты уже была далеко. Тебя искали… но не сумели найти. Она, на которую охотились тёмные маги, научилась хорошо запутывать следы. Очень иронично получается, не так ли? Эрза не хотела думать о том, что ещё, кроме сказанного, Адзума знает про «Крим Сорсьер» и Джерара. Нет, ему неоткуда знать что-то большее — ему просто рассказала Мэвис. Рассказала то, что узнала от Макарова, то, что сама Эрза написала в своём прощальном послании, не более того. Она вообще не хотела думать об этом. Пусть прошлое остаётся в прошлом. Пусть Джерар остаётся там же. А «Хвост феи»?.. — Никто не знает, что ты здесь, — всё также негромко продолжил говорить Адзума. В тоне его голоса было что-то успокаивающее, что-то, что помогало поверить: прошлое действительно в прошлом, а будущее, возможно, всё-таки есть. — Только тебе решать, встретиться ли с ними и когда это сделать. Даже если ты примешь от Мэвис метку, об этом узнает только мастер. А он не станет болтать. Будущее всё-таки есть, и она вольна выбирать. — Не думай о том, что благоразумно или не благоразумно. Не думай, что ты должна или не должна. Просто… хочешь ли ты снова вступить в «Хвост феи»? Эрза еле различимо вздохнула. Снова тронула пальцами причудливое плетение волос, зацепила колючий край плотного узорного листа. Розовые волосы. Свадебная причёска откуда-то из южных земель. Нелепый сарафан, босые ноги — вот она вся, какая есть. Не маг S-класса, не Титания, даже не Эрза Скарлет — просто Эрза. Которая вовсе не должна быть сильной. Или благоразумной. — Хочу. …и, пожалуй, она хотела бы послушать, что скажет Нацу, увидев её новый цвет волос. А потом, раз уж в её распоряжении окажутся все блага цивилизации, можно будет снова перекраситься — нормальной магической краской. Например, в тёмно-зелёный. Цвет листьев Великого Древа.