Он заперт.
Заперт все эти годы в четырех стенах замка и ему запрещено выходить за его пределы в одиночестве. Даже с огромной армией, лучших мечников, пеших и конных воинов, король боится выпускать эти хрупкие осколки семьи. И всё потому, что его жену – королеву – убили, во время очередного «путешествия» вместе с подросшим Шото. Ребенок смог выбраться живым, однако в память на лице остался ужасный багровый шрам, до сих пор, алыми вспышками напоминающий о том дне. О том роковом дне, после которого замок, где раньше мальчик мог спокойной расти, окруженный заботой родителей и весельем со своими родными — стал его собственной тюрьмой, клеткой с ледяными прутьями и стальными шипами роз, откуда он не мог выбраться. Сам король стал отстранённым и ещё более жестоким: казни увеличились и холодное лезвие гильотины окрасилось градиентом из запёкшейся и свежей крови... В последний раз разноцветный взор скользнул по изящным цветам, алого цвета и тонкие пальцы сжали кожаный ремень повода, потянув белоснежного, словно свежевыпотрашенный снег коня, за собой, вновь разрушая стеклянную, но вечную тишину этого прекрасного сада, что даже в холода заставляет забываться в своих обителях. Миновав конюшни, возвращая верного спутника в свой дом, медленным шагом вернулся в замок, после быстро пролетая мимо очередных слуг, которые словно стая голубей с центра площади, вспорхнули и засуетились вокруг принца, по своему воркуя. Шото не любил их. Всю свою жизнь он провёл с одной единственной нянькой, часто контактировал только с паладином, которого лично нанял король, обучающего владению мечом с детства и с королевским магом, с помощью коего и развил способности управления клинком магии огня и льда. Шото вспомнил игры с сестрой в далёком теперь детстве и, как и тогда, словно шпион, пробрался мимо обитателей замка к своим покоям. Сегодня была судная для, ещё юного, принца ночь. Тодороки Шото собрался бежать из замка...***
Вновь шуршание дорогих одеяний, что как будто приросли к телу за столько лет — Тодороки не любил менять наряды, это было не в его духе. Шкафы, забитые одеждой, он обходил стороной, словно мышь, увидевшая огромную змею с острой чешуей, которая переливалась на свету яркой радугой красок. Оголив бледное тело и оставив мягкую ткань лежать на одном из резных, деревянных стульев, легким движением тонких пальцев открыл стеклянную дверцу, обрамлённую золотыми вставками. В глубинах шкафа нашёл небольшой свёрток одежды, который припрятал не так давно, еле отыскав в городе — пришлось посылать незнакомых людей с деньгами, надеясь, что те не обманут и принесут нужные вещи. Хвала богу, сразу попался честный крестьянин, хоть Шото в это был уверен не до конца: наверняка сунул часть денег в шёлковую ткань своего пиджака, но юноша решил закрыть на это глаза. Он получил, что хотел... — Ваше величество, вы тут? — приглушенный и слегка писклявый голос за дверью, который заставил подпрыгнуть на месте, приковывая разноцветный взор к деревянной поверхности. — Прошу простить, я сейчас занят. Не могли бы вы повременить с делами? — а голос всё такой же отстраненный и холодный, даже не дрогнул, пока пальцы машинально натягивали на ноги штаны. — Король зовёт всех на ужин... — слышалось более чётче и означало, что служанка подошла ближе, а это не есть хорошо. — Отец ведь не придёт, я прав? — оборвал её тонкую речь, подходя к зеркалу и надевая рубашку. Тяжёлое молчание за дверью. Та неловкая пауза, от которой становилось дурно, а Шото знал ответ на свой вопрос. — Пусть начинают без меня и возражения я не приму. — Хорошо, ваше величество. Мысленно представил, как грубая ткань чёрного платья собралась в складки, а заколка с тихим звоном выпала из волос, на голый мрамор под ногами. Служанка засуетилась и сопровождаемая приглушенным стуком ботинок, удалилась прочь. Только сейчас смог вдохнуть полной грудью, разглядывая своё отражение в огромном зеркале: мятая рубашка, побитая временем и потерявшая свой изначальный цвет; чуть потёртая ткань коричневых штанов простого покроя, в некоторых местах торчали ниточки – явно промах швеи, который она недоглядела и такой же пиджак. Левая рука непроизвольно дёрнулась. Тодороки успел надеть рубашку, до того, как увидел своё отражение и даже слегка был рад этому. Тонкая ткань скрывая огромный ожог, покрывавший багровым цветом всю левую сторону торса и руку, отчего принцу приходилось носить перчатки, и в основном закрытую одежду. В глубине души, он давно простил Бакугоу за это недоразумение, ведь именно он, по случайности, оставил столь ужасающую памятку о себе, а юноша потом свалил всё на горячую воду из кастрюли, когда сидел в белоснежных палатах у лекаря. И тому ничего не оставалось, как поверить. Тогда они очень сильно поссорились, но Шото не мог таить злобу на близкого друга и просто забыл всё, как ясный день. Благо рубашки у крестьян были с длинным рукавом и скрыла часть обожженной руки. — Готово... — тихо прошептал, ещё немного покрутившись перед зеркалом и взяв заранее приготовленный мешок, где была еда, одежда и оружие в дорогу, подошёл к окну и открыл огромные белые ставни, что стояли тут уже столько лет, но Шото ни разу не слышал их протяжного стона и эти безмолвные старики, каждый раз радовали глаз своим видом. Один минус, который он так и не смог устранить — третий этаж. Его покои, где практически всегда было тихо и можно было спрятаться от глаз служанок или криков отца, находились высоко над землёй, а внизу, возле самого края, ковром стелились пышные кусты белых роз. И если бы не колючие, словно кинжалы, их шипы, Шото не поджимал бы сейчас столь нервно губы, стоя на краю подоконника и смотря вниз. Тонкую полоску бледных губ окрасил цвет жизни, окропляя своим оттенком нежную кожу и принц всё же решился, цепляясь тонкими пальцами за окно, спрыгнуть вниз. Ох, если бы о его проделках узнал отец... Страшно даже подумать... Резкая боль пронзила бок, искрами отдаваясь перед глазами, а в месте с ней и сотни шипов впились в кожу, словно иглы, одновременно цепляясь за тонкие ниточки старой ткани, оставляя в одежде небольшие дырки. Тодороки замер на пару секунд, жмурясь от глухой и одновременно острой боли, поворачиваясь набок и пытаясь встать, чем совершил ошибку и шипы, словно когти хищного зверька, разрезали щеку, оставляя длинные алые полосы, из которых тут же начала сочиться кровь, ярким контрастом выделяясь на коже. Но у Шото не было времени сейчас, поджав набухшие от укусов губы, вытирать кровь с лица, шеи и рук, что оставил этот куст со стеклянными цветами, и быстрее вылез из этих зелёных зарослей, даже не оглядываясь на замок, нацепив на голову соломенную шляпу с огромными полями, направился к самому сердцу королевства...Беги мой милый принц, беги...