Иногда

Иногда Луффи просыпается от звука шагов. Или не шагов. Не только их. Кажется, кто-то тащит по палубе неповоротливое тело. Шурх. Шурх. Шурх. Натужно скрипят доски под сапогами, каждый раз удивляя и раздражая — Зоро же умеет ходить бесшумно, почему же он так шумит? Луффи сонно ворочается на кровати, вздрагивает от короткого вскрика снаружи и хмурится. Заснуть уже не получится. Он садится и медленно, тяжело моргает. Глухая тёмная ночь залепляет глаза и уши, давит на затылок, и в непроглядной тьме как в воде — тонешь. Луффи зовёт: — Санджи. — Да, я тоже это слышу. Они уже привыкли. К тому, что это случается. К тому, что бороться с этим бесполезно. К тому, что наутро приходится отмывать залитую кровью палубу. К тому, что все делают вид — ничего и не было, а это — рутина. Можно даже не вставать. Спать себе дальше, не думать. Луффи и не думает. Просто идёт проверять, а Санджи следует за ним тенью. Снаружи ни ветерка, неба не видно за дряблыми тучами, удушливый запах крови, дыма, гнили и саке застревает в глотке — от него противно ноет в желудке, горчит на языке, не сплюнуть. Рядом Санджи пытается закурить, но Луффи отводит его руку — эту вонь ничем не перебить, будет только хуже. — Доброй ночи, капитан! — Зоро сидит к ним спиной, скрестив ноги, и салютует пиалой с саке. — Тупой кок, выпьешь со мной? К чему они никак не привыкнут, так это к зыбкой границе между одержимым Зоро и Зоро нормальным. Разницы между ними почти нет. Разница огромна, как Лабун (интересно, как он там?) Луффи неподвижно стоит и смотрит в коротко стриженный, словно ощетинившийся затылок, на край гладкой, розовеющей от выпитого скулы, на кровящую мочку уха, в которой не хватает серёжки. На влажную от духоты шею, обнажённые плечи и спину с литыми мышцами. Это напоминает его тренировки с стариком Рейли, дикий зверь обманчиво расслаблен, в нём зреет опасность, яркая и сочная, как мандарины Нами. Главное, считает Луффи, Зоро не трогает своих. Не пытается поджечь Санни. Не пытается уйти. То есть он попытался, когда очнулся посреди горы изувеченных трупов и осознал, что время расплаты пришло, — но с Луффи это не прокатило. — Обычно ты не зовёшь нас в компанию, — хмыкает Санджи и рассматривает труп под ногами. — Никак понять не могу, ты просто зверски убиваешь, или убиваешь и ешь, или... что-то ещё? — Скучно. И что-то ещё. Или нет. — Зоро опрокидывает в себя саке, вертит пиалу в пальцах почти нежно, и эта разница неприятно царапает: их Зоро любит выпить, но не делает из этого ритуал. — Жажда бывает разной. Вы тоже знаете. Он ухмыляется, обернувшись и глядя Луффи в лицо. Во мгле стылое мерцание в левом — целом — глазу Зоро видно настолько отчётливо, что мороз по коже. Шрам воспалённый, и кажется, он вот-вот разойдётся по швам. Луффи часто трогает его, совсем бездумно, а не потому, что чувствует вину. Это был выбор Зоро — отдать демону глаз, позволить симбиоз не за силу даже, хотя и она прилагалась, а за возможность следовать за ним, своим капитаном, вести к мечте, драться с Санджи и жрать его стряпню, найти Ван Пис вместе с накама, стать лучшим мечником в мире. Смерть, ясное дело, его не устраивала. Да и никого из них не устроила бы! Луффи очень разозлился бы, не вернись Зоро. В сказочных байках из детства, что попадались в книжках на свалке или рассказывала Дадан, Луффи хорошо помнил: все любили жульничать, и от жизни эти сказки мало отличались. И в этот раз платить за свой выбор пришлось раньше: то ли демон обманул, то ли сам Зоро — как там говорили Робин и Фрэнки? — «сдетонировал, выйдя за лимит своих возможностей», — и секрет раскрылся. После того, как в тупую башку ногами и кулаками вбили, что никуда Зоро не отпустят, тот смирился и закрывал левый глаз по привычке, даже попросил Чоппера зашить (хи-хи, Зоро, ты похож на игрушку Пероны!), но в очередной срыв демон срезал нитки. Однажды Санджи мрачно предложил глаз выбить. Проверить, нельзя ли вырвать проклятие вместе с ним. Тогда Зоро отнял у него сигарету — и затушил о свой зрачок, не моргнув и даже не скривившись. А тот зажил — на их глазах. Луффи едва не лопнул от восторга, зависти и чёткого понимания, что они немного заигрались во «всё можно». В другой раз Фрэнки оценил бы новую фишку своим фирменным «Су-у-пер!», а Чоппер и Усопп с воплями подхватили бы, но эта неуязвимость была неправильной, чужеродной, и все неловко молчали. Тогда Луффи оглядел команду, ухмыльнулся и заявил, что Зоро теперь можно сбрасывать на врага как де-мон-ра... О, спасибо, Робин! Де-мо-ра-ли-зу-ю-щий элемент. А, точно, и раньше можно было! Ничего не поменялось: Зоро крут, и он их накама, да, Зоро? Луффи знает, что он эгоист, что идти к цели по самой опасной дороге не только весело, интересно и прикольно, это вызов, себе и всему миру, это одержимость свободой, но Зоро такой же. Он разрежет всё на своём — их — пути, любую преграду... даже себя, если понадобится. Иногда Луффи просыпается от звука шагов и мысленно просит Эйса, чтобы Зоро был цел и они не лишились накама. Он знает, почему каждый раз выходит посмотреть, и Санджи вместе с ним. — Эй, он ещё жив. — Незажённая мятая сигарета удивлённо топорщится в углу рта Санджи. — Почему? — Скучно, — повторяет Зоро и швыряет бутылку за борт. — Потрахаемся? Санджи качает головой. Улыбается так, словно будет готовить лучшее блюдо в мире — с предвкушением и азартом, — и Луффи сам не может сдержаться. — Я отнесу его Чопперу, — Луффи кивает на тело. — Вернусь сразу же. Без меня не начинайте! Когда он вбегает обратно на палубу, Санджи лежит на Зоро, крепко держит его за волосы на затылке и целует напряжённо выгнутую шею. Зоро смотрит на Луффи из-под прикрытых век лениво и голодно. Вонь всё ещё висит в воздухе, сумрачно блестит размазанная по палубе кровь, но это уже неважно: Луффи ведёт от чужого желания. От обоих. Он тормозит и себя, и этих двоих, чтобы успеть насытиться и насытить. Изучает лицо Санджи: зачёсывает назад густые волнистые пряди, очерчивает бровь большим пальцем, от виска к игривому мягкому завитку, разглаживает лоб — будто видит Санджи впервые, будто в тысячный раз он дороже и желаннее... Нет, не нравится ему это «будто»! Вычеркнуть его, как врага — Резиновой Пулей. И дальше трогает высокие нецелованные с утра скулы, тонкие прохладные мочки, веки — короткими поцелуями. От ласк Санджи развозит, кожа его теплеет, а линия рта дрожит, и у Луффи от восторга искрит в затылке и в кончиках пальцев: красивый, красивый, как солнечные блики на солнце, на русалочьей чешуе, на цветных витражах — дух захватывает и щекотно в груди! У Зоро же щетина колкими ворсинками из-за демонской силы, так то он гладкий почти весь, как речная галька, он трётся ею о ладони Луффи и Санджи, небрежно ведёт по линии его челюсти, задевает пальцы Луффи, царапает эспаньолку. Оба лезут Санджи за ворот рубашки, и их перемыкает, разом, одновременно. Они гладят друг друга, стискивают как попало, Луффи наталкивается на руки — смуглые и шершавые, гладкие и бледные, прохладные или влажные, или как сухой печной жар, путаясь в них. Запах одержимости и крови дразнит, взывает к дремучим инстинктам, но вместе с тем от близости тревожно-радостно, и хочется обоих... сожрать? Тоже, да? Луффи поддаётся жажде, бесцеремонно покусывает и слюнявии то грудь Зоро — плотный выпуклый шрам от меча и твёрдые тёплые соски, — то шею Санджи, пропахшего сигаретами и корицей — и тот, млея, забывается, пока хлопок по бедру не приводит в чувство — Зоро требует вставить до конца и не тормозить. Но Луффи не может оторваться от вкусной шеи, и Санджи сминает его член сквозь бриджи, отвлекая, бесцеремонно суёт руку за пояс (Луффи срывается на звонкий вскрик) и собирает капли смазки, царапнув кожу мозолистыми пальцами. Мажет ими по губам Зоро, позволяет их жадно вылизывать, и толкается одновременно в рот и задницу. Мышцы на штопанном животе судорожно сокращаются, словно хотят удержать член Санджи в себе, и Луффи до дрожи тянет их прощупать, ощутить движение головки внутри. Но вместо этого залипает на лениво скользящий по пальцам Санджи язык — нитки слюны тянутся между фаланг. Луффи жмурится, стискивает зубы и шумно выдыхает, но тут же распахивает глаза, чтобы поймать наглую ухмылку Зоро, который небрежно закидывает ногу на поясницу Санджи. И Луффи сдаётся. Зажимает жёсткие волосы в кулаке — и засаживает Зоро почти до горла по мягкому, чуть шероховатому языку. Рот у Зоро горячий и жадный. И выгибается Зоро под Санджи так откровенно, как себе в трезвом рассудке позволить не может; на одно это Луффи смотрел бы вечно, можно даже без еды. Смотрел бы вечно, как сейчас, на Зоро, хватающего Санджи за задницу, как мнет он её и втискивает в себя с длинным прерывистым стоном — движение и звук отзываются в теле Луффи дрожь возбуждения, — и глубже заглатывает член Луффи. Так насмешливо умело и с удовольствием, что сбивается дыхание, а пальцы на ногах туго поджимаются. Санджи шало смотрит на округлые очертания его головки за щекой Зоро, гладит её, словно влюбленный дурак — Зоро дёргает бёдрами, подгоняя. Они неторопливо, с оттягом втрахивают того в доски. Растянув руки, Луффи с интересом нащупывает место, где член Санджи растягивает Зоро: мокрое, горячее и припухшее, он трогает и трогает, доводя всех до исступления, пока сквозь рычание не пробивается угроза переломать пальцы. Угроза не страшит, хотя эти могут, но ему не до того. Влажные, маслянные звуки оседают под грудиной, копятся тяжёлым острым жаром в паху, и Луффи хочется толкаться сильнее, влезть целиком в этот охрененный рот. И, поморгав, хихикает, сдувая волосы со лба: кажется, он теперь знает, что думает и чувствует Санджи, когда Луффи запихивает в себя огромную булочку с сарделькой или целое мороженое на палочке. Вот умора. Вот... блин! Он же теперь будет есть и возбуждаться. Офигеть. Надо будет спросить у Робин, есть ли такая, как там, девиация? Горло сдавливает уверенная рука, и Луффи давится хохотом, захлёбывается, и наконец обрывает ненужные мысли. Хорошо, эти двое знают, что с ним такое бывает и что тогда делать, и не в обиде. Хватка разжимается, и хочется ткнуться в ладонь, урчать, прихватив её зубами, и не отпускать. Вместо этого он цепляется за плечи Санджи и лезет целоваться — от его рваного дыхания, от стона мутится в голове. Только зудит, как аллергия на комариный укус, пристальный демонический взгляд на коже — кажется, что его пожирают этим взглядом. Похоже на ревность. Одуревший и распалённый, Луффи отстраняется усилием воли — член ноет, неприятно мокрый без горько-терпкого рта, который Луффи лижет, проталкивая язык так глубоко, что Зоро вцепляется ему в волосы и ознобно дрожит. Стонет похабно и, видимо, сжимается там, внизу, потому что Санджи охает и отталкивает Луффи, а Луффи негромко смеётся. Этот смех только для них двоих. Зоро-одержимый хрипло вторит ему, или нормальный Зоро, уже не разобрать. Иногда это важно, но всё реже и реже. Лицо Зоро раскраснелось и в испарине, и Луффи пробует её — на вкус как саке, весь Зоро словно крепкий алкоголь в бездонной бочке, можно наслаждаться отличным вкусом, а можно упиться насмерть. Луффи скалится и накрывает проклятый глаз ладонью, второй держит Зоро за подбородок — так и имеет в рот, чтобы демон перестал давить кровожадностью и сосредоточился на человеческих ощущениях. По пальцам течёт слюна и смазка, но Луффи держит крепко, хотя сам весь взмок от возбуждения, мышцы сводит от нехватки прикосновений, лицо пылает, и воздух сгорает в пепел, не добравшись до горла. Глаза закатываются, и он громко стонет, так хорошо, так мало, так больно — жажда нестерпимая, как Зоро её терпит? Накрыв его ладонь своей, Санджи резко натягивает Зоро на себя, трахает зло и нетерпеливо, тихо, но грязно ругаясь. Зоро взбрыкивает, скользит пятками, путаясь ими в подоле кимоно, потом раскидывает колени широко и начинает подмахивать. Откровенно и так же зло. — Вот гад, — сорвано выдыхает Санджи, мучительно кривится, а Зоро сглатывает, — и Луффи скручивает, как резинку, и хочется орать; горло внезапно дерёт, кажется, он и не сдерживался. Член пульсирует — и изливается не то спермой, не то магмой, Луффи бы не удивился: как тут не воспламениться от стольких ощущений. Но он жадный, он не поделится, не упустит ни кусочка. Он притягивает Санджи ближе, когда того трясёт от оргазма, совсем не уверенный, что случайно не выдавил демонический глаз. Они все сбиваются с ритма; Зоро лихорадочно дрочит — набухшая алая головка призывно мелькает в кулаке, так что челюсть сводит от желания отсосать, и, судя по мутному взгляду Санджи, ему тоже хочется. Секунду спустя кажется, что они кончают ещё раз: вместо Зоро, вместе с ним, так что в глазах темнеет, палуба рушится вниз, к морскому дьяволу, и они вместе с ней... Мгла вокруг рассеивается, несусветно раннее утро припудрено лёгким туманом, как выпечка — сладкой глазурью. Вновь слышно плеск моря о борта и скрип снастей. Луффи потягивается, длинно выдыхает «хорошо», даже лучше, чем сытный ужин или хорошая драка. Чуть-чуть. Ему до звона в ушах легко и радостно. Между губ Зоро все еще сочится сперма, и Санджи наклонятся, слизывает её; руки, которыми он упирается в доски по обе стороны от Зоро, дрожат. Зоро распахивает глаза, и у Луффи вдруг кружится голова, такие они глубокие и тёмные, тёплые, никакому морю не сравниться. — В следующий раз, как станет скучно, говори сразу, а не тащи сюда кого попало, — серьёзно говорит Луффи и лупит Зоро по лицу. Синяк будет огромный, и свести его он Чопперу не даст. Зоро айкает, дотрагиваясь до скулы. Щурится и неловко садится. — За что... — он утирает рот ладонью, смотрит на мокрые бёдра — и с удивлением спрашивает: — Так это был не сон? — Нет. — Санджи ищет по карманам сигареты, находит пачку, долго вертит её, но в итоге сминает. — Кажется, ты начинаешь контролировать этого демона, очнулся вон только затраханный и измазанный в сперме, а не в крови и с чужой отрезанной рукой в заднице. — Что?! Не было такого! В зубах приносил, но не... вы издеваетесь, да? — Зоро тупица. — Луффи обнимает Зоро за плечи и смеётся вместе с Санджи. — Хочу выпить. Санджи, открывай тайник. — Как скажешь, капитан. Ещё час они валяются под открытом небом, пьют, нещадно обливаясь, передавая бутылки друг другу, пока наконец не засыпают, уставшие и пьяные, но главное — обнявшись втроём. Иногда это единственное, что важно.