•••
Хосок тогда думал, что он прилежный студент и что он никогда не прогуливает пары, даже самые неинтересные и самые скучные, но, черт, его мысли о том, что он должен сейчас находиться в западном крыле, где в аудитории «509» у него должна быть лекция, быстро улетучились, когда мимо него в коридоре пробежал тот же парниша, явно торопясь на игровую площадку. Там, кажется, играли в баскетбол. Прошло чуть больше месяца с того момента, как он впервые его увидел. Как впервые тот засел у Чона глубоко в сердце. Он ещё тогда все уши Чимина прожужжал по поводу того, что хочет узнать, как его зовут, на кого он учиться и почему он такой чертовски красивый. Ну дьявол, ей богу. И Чимин, как лучший друг и по совместительству сосед по квартире, которую они уже вот снимали вдвоём второй год, рад был помочь другу и все-таки разузнал о том самом «дьявольски красивом парнише», как называл его Хосок. Мин Юнги. — У него даже имя даже красивое! — взвыл тогда Хосок и обессилено глянул на друга, который так и говорил во взгляде «Познакомь!», на что Чимин лишь качал головой и отвечал: — Нет, я не буду вас знакомить, ты должен сделать все сам. А ведь Чон был стеснительным до кончиков пальцев и всякий раз, когда видел в поле зрения этого Юнги, старался держать себя в руках, и не смущаться. Подобная реакция была для него в новинку, поэтому подчиняться никак не собиралась.•••
— А что, если это он? Чимин тогда яро что-то печатал в телефоне: у них в группе тогда случилась какая-то перепалка и он, как староста группы, пытался ее умять. Не очень получалось, но было видно, что он старался. Закусывал губы с внутренней стороны и старался. — Он? — до него не сразу дошёл смысл сказанных Хосоком слов, поэтому он вопросительно поднял брови и кинул телефон на стол, больше не намереваясь ничего отвечать. Упёртым баранам точно ничего не докажешь. — Мой соул, — кофе, что он только что отпил, оказался все ещё горячим, поэтому ему пришлось поморщиться. Ну вот, ещё и язык обжег. — Пока не проверишь — не узнаешь, так что от того, что ты будешь тянуть и просто наблюдать за ним, ничего не изменится, — в словах Чимина была доля правды. Точнее, он был прав на все сто процентов, но Хосок боялся. Боялся того, что это может оказаться не он и что тот влюбился не в того человека. Поэтому, увидев встревоженное лицо друга, Чимин подбадривающе положил руку ему на плечо и похлопал: — Не загоняйся, пусть даже это не он, не повод ли это продолжать искать дальше? Чимин был хорошим другом. Самым лучшим, отдавал всего себя и не требовал ничего взамен, слишком хорош для этого мира и планеты в целом. — Чимин-и, я же уже говорил, как сильно тебя люблю, да? — Хосок внезапно снова заулыбался и повис на несчастном друге, начиная ему о чём-то весело рассказывать. Хосок — солнышко, и он это знает. Но даже солнышко иногда затмевают тучи, и от этого уже никуда не убежать.•••
Тело Юнги в тот день сковывало какое-то тревожное, а скорее волнительное чувство внутри. И это самое чувство всеми силами пыталось его отгородить от похода в музыкальную комнату. Пыталось. На протяжении месяца он ощущал на себе какие-то тяжелые взгляды, но так и не понимал, откуда они исходили: в университете ведь пруд пруди студентов, каждый мог мимолётно на него глянуть. Но он почему-то догадывался, что это один и тот же человек, но все равно значения этому не придавал. А ещё он ссылался на паранойю. Но сегодняшнее чувство особенно не давало ему дышать. Оно будто передавливало горло. Будто в железных тисках сжимало легкие, тем самым вызывая легкое ощущение паники. Поэтому еда во время перерыва вообще не лезла. Он отбросил палочки в сторону и злобно фыркнул. — Да что за фигня. Поморщив нос и с глубоким разочарованием встав из-за стола, Мин вышел из студенческой столовой. По пути в музыкальную студию он думал над той новой песней, которую нашёл сегодня ночью, а ещё он думал над тем, что, пожалуй, останется её послушать, а не как всегда. Дверь в студию открывалась тяжело, поэтому иногда, когда она заедала, приходилось приложить немало сил, чтобы открыть ее. Так и этот раз вышло: она не открылась. Юнги подумал, что это странное стечение обстоятельств, поэтому на секунду передумал сегодня туда идти, но маленькая часть его все так же ныла и просила о том, чтобы он наконец переступил порог. С силой надавив на ручку, он ввалился в кабинет, чуть ли не полетев носом вниз, но вовремя удержался на ногах и выпрямился. На него ошарашенно уставились два темных глаза, сверля и чуть ли не испепеляя. «Снова это чувство.» — Не знал, что здесь уже кто-то есть, я, наверное, пойду, — он неуверенно шагнул назад, прежде чем его остановил голос. — Извини, если помешал, оставайся, я сейчас ухожу, — Хосок, что до недавнего восседал на первой парте, спрыгнув с неё, пошёл на Мина, от чего у второго быстро запульсировала жилка на шее. Ему вдруг стало волнительно. Но без колебаний он снова подошёл к колонкам, ещё до того момента, как Чон успел покинуть кабинет, и подключил телефон. — У тебя хороший вкус, кстати, — Юнги обернулся на стоящего почти возле самих дверей парня и вопросительно поднял брови. — Я слушал почти все песни, которые ты здесь ставил. Только ради них сюда и прихожу. Он не знал, что ответить, поэтому как-то неловко кивнул и снова развернулся спиной, думая над тем, что он ни разу не видел этого парня в стенах университета. А, возможно, просто не замечал. — А ещё я хотел бы остаться, послушать…•••
Юнги чувствительно выгнулся, когда губы Чона сомкнулись на его шее. Ещё никогда в жизни он не видел мир настолько красочно, как сейчас. Казалось, краски хлестали из всех углов, даже самых темных, в которых, кажется, жили только монстры. Кровать была мягкой, Хосок был грубым, хотя на первый взгляд он показался ему пиздец каким стеснительным. И это несоответствие доводило Юнги чуть ли не до оргазма. И дело было даже не в касаниях. Горячий язык прошёлся вдоль напряжённой мышцы, остановившись около чувствительного на тот момент соска, и примерно в эту секунду Юнги забыл, как дышать, двигаться и вообще жить. Чертов язык Чон Хосока творил что-то невообразимое. Почти дьявольское. Потому что так обычные люди точно не умеют, он готов поклясться! А ещё он классно целовался, точнее, он классно трахал его рот. Мин в жизни бы не подумал, что этот солнечный парень так выебет его рот, не приложив даже особых усилий. Он бы даже этим похвастался, да поймут неправильно. — Ааах... — он надрывно задрожал, когда Хосок сделал резкое движение бёдрами. А потом Юнги почувствовал, что ему упирается в бедро. Точнее, он почувствовал, насколько оно большое, и только от этой мысли он покрывался мурашками в два раза сильнее. — В жизни бы не поверил, что ты не видел того же, что и я, — Мин смущённо отвернул голову, понимая, о чем сейчас говорит парень сверху. Врать о том, что он ничего не почувствовал при их первой, пятой и десятой встрече, было глупо. Но зачем он все ещё не знал. Боялся ли? Бояться взаимных чувств ещё глупее, чем врать о том, что он ничего не чувствует. — Это вышло не специально, я просто… — он резко вспомнил о том, как неожиданно даже для себя коснулся тогда его в кафе, когда они пили карамельный латте, о том, как на него посмотрел Хосок и чуть ли не взвизгнул «Ты это видел?!», на что Юнги холодно ответил «Видел что?!». Хотя он прекрасно видел и пытался подавить эту чувство в себе, потому что ему было страшно, – … я испугался. Тогда внутри него все перевернулось, примерно так же переворачивалось у него сейчас, когда Чон сжимал его запястья над головой, прикусывая губы почти до крови, до дрожи в коленях. Ему в жизни мир не виделся таким ярким и цветным, как сейчас, когда Хосок касался его в недоступных ото всех местах. И он мог бы сказать, что ему этого достаточно, но врать он не умел. И Хосок это знал, видел по затуманенному взгляду и отдавал всего себя. Ведь Хосок понял наконец, насколько цвет жёлтый от слова горячий. Но ему не важно то, насколько горячее солнце, ведь оно ни в коем случае не горячее сейчас парня под ним.