***
Сидеть за столом напротив отца и дяди, которые, усадив между собой Оикаву, старательно ораторствовали последние полчаса, было душевно неуютно и, меж тем, довольно забавно, хотя бы потому, что потерянная рожа Тоору свидетельствовала о том, что он уже успел пожалеть о своём опрометчивом любопытстве и походе в гости. Как это часто бывает за столом, разговоры были о чём то и ни о чём одновременно. Батя, накатив на старые дрожжи пивка, скакал с темы на тему, как блоха по собакам на псарне. Дядя, у которого на лбу бантиком (!!!) был в процессе беседы завязан отцовский галстук, потому что мешала чёлка и нужен был ободок, не выдержав алкогольной гонки, клевал носом над своей чашкой с кофе, время от времени наваливаясь плечом на Оикаву, который стоически поправлял уползающее положение полуспящего мужика, но от комментариев и замечаний благоразумно воздерживался. Хотя, сдаётся мне, отец просто не давал ему шанса сообщить о том, что дядю Сё пора тащить куда-нибудь в район дивана. Я мстительно молчала, без особого аппетита ковыряя ложкой рассыпчатый бок тортика и размазывая крем по тарелке. — Так ты, значит, волейболист, да? — в десятый раз вопрошал Хироши, подкладывая на тарелку Оикавы, где уже лежало два куска тортика, ещё один. У меня возникло подозрение, что отец не столько стремится попотчевать гостя, сколько задался целью незаметно переложить весь торт с одной тарелки на другую. — Да, я ... — честно попытался в который раз развить тему Оикава, с ужасом глядя на свою тарелку с неубывающим тортом, видимо мысленно считая калории и отправляясь на пробежку отрабатывать их. — Классно-классно, — моментально перебил его мой отец, которого детали если и волновали, то не настолько, чтобы заткнуться и дослушать, — а я в школе в баскетбол играл! — А вы... —Классный был, да, трёхочковые закладывал только так, — радостно улыбаясь закивал батя, перекладывая на тарелку к Оикаве ещё кусок торта и вновь меняя тему, — а ты девушек любишь? — Ну, вроде как да... — Я вот в твоём возрасте очень их любил, — жизнерадостно дирижируя себе ложкой продолжил Хироши. — Так любил, что с красной рожей двадцать четыре часа в сутки ходил, — тихой сапой влез в беседу Сё, очень вовремя выныривая из состояния полусна. — Такой стеснительный был? — наконец умудрился уловить нить беседы и поддержать Оикава. — Так сильно по роже били, — захихикал Сё, залезая ложкой в тарелку гостя, поскольку весь торт непостижимым образом всё-таки оказался там. — А за что? — За неуместные комплименты, — страдальчески наморщившись припомнил отец. — И что же это были за комплименты? — озадачился Оикава, тактично пододвигая тарелку поближе к дяде, поскольку по пути следования на столе от дяди до Тоору уже тянулся след из крошек и крема. — Ну там, "отличная задница" или эти... те самые короче... — эро-мангака, не сумев подобрать нужные слова, на уровне своей груди обрисовал "эти, те самые", смело преувеличив средний Японский размер до невероятных объёмов. — Сиськи, — подсказал Сё, зеркально повторяя жест отца на себе и преувеличивая ещё больше, хотя, казалось бы, куда ещё? — Точно! — щёлкнул пальцами Хироши. Оикава, прибалдев от визуально описанных прелестей, тоже зачем-то повторил на себе жест, видимо в попытке представить такой размер в реальной жизни. Отец и дядя радостно давились хихиканьем, похлопывая кудрявого по плечам с двух сторон. — У наших в школе таких точно нет, — наконец выдал Тоору, справившись с шоком и все трое уставились на меня оценивающими взглядами. Я, помимо воли, тоже опустила взгляд на себя в район груди, не нашла того и в тех количествах, что там по определению должно было бы быть, и возмущённо уставилась на мужчин. — А, растущий организм, — махнул рукой отец в мою сторону и зачем-то, уже ободряюще, похлопал Оикаву по плечу с утешающей интонацией дополняя, — ещё вырастут. — Ой, это да-а-а-а, — мечтательно потянул Сё, подпирая щёку кулаком и устремляя мечтательный взгляд мимо меня в стену, — видел бы ты её мать. Вот это женщина была. — Да-а-а, — так же мечтательно потянул отец, руками обрисовывая в воздухе нечто похожее на гитару или контрабас и жамкая воздух пальцами, — там и посмотреть на что было, и пощупать. — И высокая такая была... выше Хироши сантиметров на двадцать, я всё думал, ну, чего она в нашем телепузике нашла? — Сё набрал в рот кофе и задумчиво надул щёки. — Почему "телепузике"? — проявил любознательность Оикава. Я тоже с интересом уставилась на дядю. Историю о том, как отец и мать познакомились я знала лишь в общих чертах, поскольку ни Хироши, ни Сё никогда напрямую не говорили об этом, старательно избегая темы и обещая рассказать когда-нибудь потом. А поймать их достаточно пьяными для подобной беседы мне никогда ранее не удавалось. Всё, что я знала, что дядя познакомился с моей матерью гораздо раньше, чем отец, и что потом они, вроде как, втроём дружили, а ещё жили в одном доме. Вроде как. — А ты бы видел его в шестнадцать лет, — усмехнулся дядя, проглотив кофе, — это он к восемнадцати-девятнадцати резко вытянулся буквально за год, а тогда бегала такая тля метр шестьдесят гиперактивтиная. — Ой, тоже мне, великан, — фыркнул отец, едва не выплюнув торт, который старательно жевал, Тоору вежливо пододвинул тарелочку уже к нему, поскольку теперь след из крошек тянулся и в сторону Хироши, — зато я был харизматичный и располагающий к себе. — Скорее громкий, шумный, надоедливый и наглый, — отбрил Сё с ехидной ухмылочкой, — серьёзно, на него было бесполезно не обращать внимания, он был способен даже мёртвого из могилы поднять и заставить с собой беседовать. Упёртый, или упорный. Оба слова подойдут. И ещё взгляд у него такой был... как у скучающего психопата. Когда он говорить начинал, считай, хамить, учитывая его манеру речи, девушки прям млели. Возмущались, конечно, но очаровывал он их на раз. — Полезные, наверно, качества, — аккуратно поддакнул Оикава. — Как посмотреть, — не согласился дядя, глядя мимо собеседника, на старательно жующего батю, — иногда мне казалось, что эти черты характера его однажды заведут не туда. Или, вообще, убьют. — Не увили ше, — прочавкал батя, как-то подозрительно взгрустнув с ложкой во рту, — хотя было блишко. Оба взрослых мужика внезапно затихли, уйдя куда-то в себя. Оикава озадачено посмотрел на одного, на другого, потом на меня. Я выразительно пожала плечами, мол, "я не в курсе". Определённо, Хироши и Сё мысленно смыло куда-то в зону юности, а именно в ту самую часть, про которую они обычно почти ничего не говорили. Сейчас бы начать задавать вопросы, они ведь наверняка ответят, но... насколько это будет удобно делать при однокласснике? Сколько нежелательного он может услышать? С другой стороны, а что если такой шанс раскрутить отца на откровенность мне вообще больше не представиться? Я тяжело вздохнула и, решительно отложив в сторону ложку, под удивлённым вглядом Оикавы, решилась: — Пап, а как вы с мамой познакомились? Сё и Хироши синхронно вздрогнули и переглянулись, по всей видимости пытаясь телепатически достичь компромиссного решения в том, кто должен говорить первым и решая, а говорить ли вообще. Первым сдался Сё. — Не он с ней познакомился, — дядя залпом допил кофе и потянулся через стол за бутылкой с пивом, — я их познакомил. — А вы с мамой как познакомились? — не сдалась я, чуя, что на верном пути. — В языковой школе, у меня там сестра работала, — немного помедлив, наконец произнёс дядя, — ну, и я её как-то вечером должен был встретить. Стоял у ворот, а мимо девушка пошла, с велосипедом. Высокая, стройная, волосы такие... ну, такие, кудрявые, крупными завитками, но стрижка была короткая, забавно топорщились в разные стороны, пепельно-русые. А потом, мы глазами встретились, и я как-то потерялся. Красивые глаза были, голубо-зелёные, как море с какой-нибудь картинки с райским отдыхом в тропиках. Так и стоял, как дурак, смотрел ей вслед минут пять, пока меня сестра не встряхнула. — И вы её потом догнали? — полюбопытствовал Оикава. Толи ему тоже стало интересно, толи он понял, что это очень важно мне и тоже попытался поддержать беседу и направить её в нужное русло. — Нет, куда там, — Сё взъёрошил свою тёмно-синюю пережжённую краской шевелюру, — постеснялся. — Ага, догнать он постеснялся, — влез в беседу отец, об край стола открывая бутылку с пивом (этому недостойному способу его научил наш русский дед, и некогда приличный японец теперь шокировал этим методом всех кого встречал), — а в сталкера играть вот вообще ни разу. — В смысле... дядя Сё, вы что, её потом выследили? — Ну-у-у, — замялся дядя, пытаясь повторить подвиг по открыванию пива, но явно не справляясь, — вроде того. — Простите меня за мои действия, — Оикава отобрал у дяди бутылку и без каких либо трудностей повторил триумфальное открывание оной об край стола, — прошу. Хироши захохотал, показывая парню оттопыренный вверх большой палец, одобряя. Растерявшийся Ханабэ кивнул в знак благодарности, принимая открытое пиво. Я закатила глаза. Мда, Оикава, ничего не делая, завоёвывает уважение двух великовозрастных балбесов как нечего делать. Отец попытался впихнуть Тоору в руки своё пиво, бурча что-то в стиле "если чё, мы никому не расскажем" и "от одной бутылки ещё никто не умирал". — Дядь, так что дальше то было? — нетерпеливо прервала я мужскую идиллию на пути пивного алкоголизма. — Да выследил он её, — безжалостно и внезапно резко и зло подытожил отец, а дядя опять как-то подозрительно взгрустнул, — ходил к этой школе и ждал по несколько часов по вечерам. Неделю ходил и, в итоге, поймал... свой момент и аж до общежития, где она жила, довёл её. И, к слову так, даже не спалился, ниндзя хренов. — Пап, ты как-то... зло что ли об этом говоришь, — растерялась я. Отец редко демонстрировал эмоции глубже чем радость или беззаботность, хоть и был человеком весьма эмоциональным. И всё же, я не разу не видела его именно злым или резким. Усталым, раздражённым, грустным, равнодушным, недовольным, презрительным (обычно это лицо он носил на встречах с крупными издателями), серьёзным, но чтобы злым... никогда. Эту грань своего отца я ещё не видела. Но эта злость, она была какой-то застарелой, несерьёзной и обречённой что ли. Резкие слова и грустные-грустные глаза. — Да не, — батя присосался к пиву, Оикава, сидевший между Сё и Хироши, старательно крутил головой туда-сюда, пытаясь одновременно оценить настроение обоих мужчин, которое более чем очевидно ухудшилось, — тебе показалось. — И вот вы её выследили и-и-и-и... — я покрутила рукой, намекая, что нужно продолжение, решив не заострять внимание на смене настроения дяди и отца. Не сейчас, во всяком случае. — Познакомились? — Не, у него кишка тонка оказалась, — снова ответил вместо Сё отец, — он хоть и намного старше меня был, а всё равно ни с одной девушкой дольше чем "привет, как твои дела, понял, пока" поговорить не мог. И это со знакомыми! А с незнакомыми, да ещё и симпатичными... ты б его видела, краснел, заикался и в целом выглядел так, словно сейчас богу душу отдаст. Он смелый был только в своей голове или на страницах своей же манги. — Зато, как сёдзе-мангака я тебя обставил тогда, на ежемесячном конкурсе, — не остался в долгу дядя, невежливо тыкая ложкой в сторону отца. Оикава тактично подвинулся, не мешая Сё жестикулировать в своё удовольствие. — И проебал это всё, как фигуристая порнозвезда, пришедшая на кастинг с зашитой п... — ПАП! — повысила я голос, зная, что отец не целенаправленно грубит, а просто выражается в привычной манере. Дядя, конечно, внимания не обратит, а вот Оикава может и культурный шок схлопотать. — Так что Сё в итоге предпринял, чтобы с ней познакомиться? Я перевела взгляд на одноклассника и поняла, что он прекрасно додумал окончание фразы отца и всё же выпал в астрал, осознав. Глаза круглые, стеклянные, челюсть неэстетично отвисла. Интересно, как скоро в себя придёт? — Ага, ща-а-аз, — усмехнулся отец, лукаво косясь на покрасневшего, как маков цвет, дядю, и тут челюсть отвисла уже у меня. Смущённый Сё это что-то из области фантастики. — Снял квартиру в соседнем доме с общежитием в рекордные сроки, составил её расписание покидания дома и в окно подглядывал, на балконе тусил или в сквере напротив общежития. И иногда, типа "случайно", — папа живописно изобразил пальцами кавычки, — целый месяц ходил с ней по вечерам до магазина. — Дядь, эт что, правда? — охренела я, осознавая, как же сложно заморочился дядя вместо простого "Привет, как тебя зовут?". — Ну да, уж такой я был, — пожал плечами дядя, — зато сработало же. — Да как сработало-то?! — не выдержал уже Оикава, тоже, судя по всему, до глубины души поражённый методами пикапа от Ханабэ Сё. — У неё пакет порвался, — признался дядя. — Чё? — в один голос вопросили мы с Оикавой. — Шли мы из магазина, она впереди, я, как обычно, "случайно", — дядя повторил папин жест с кавычками, — чуть позади, и у неё пакет порвался. А там всякая фигня быстрого приготовления, причём из очень дешёвой, и сухпаёк батончики. Из нормальной еды ровным счётом ничего, кроме одного йогурта. Ну, она горестно так охнула и присела. И замерла. Я сперва мимо прошёл, ну, шагов на пять, потом остановился, обернулся, а она так и сидела на корточках, опустив голову и как-то обречённо толкала в бок упаковку лапши. Я и подошёл. Рядом постоял, подумал, постеснялся, а потом присел и стал в свою сумку её еду собирать, у меня-то там кроме пакета молока вообще ничего не было. Мне и в магазин в тот день, честно говоря, не надо было. Она удивлённо повернулась и посмотрела на меня, а я так струсил от собственной наглости, что даже глаза сразу поднять не осмелился. Мы так и встали в итоге. Она на меня смотрела, а я куда-то в асфальт и сумку ей протягивал... — И тут вы познакомились? — снова не выдержала повисшей паузы я. Дядя говорил медленно, словно воспоминания давались с трудом, а уж вслух произносились и вовсе так, будто он взятый в плен, а мы палачи, вытягивающие из него клещами информацию. — Не совсем, — покрутил носом Сё и как-то странно покосился на отца, словно ожидал, что тот его остановит, но батя с независимым видом изучал бутылку с пивом в своих руках, а потому, дядя продолжил, — на следующий день она поймала меня в сквере возле дома вечером и вернула сумку и... пакет молока, который я там забыл, потому что после того, как она взяла сумку, я умчался на такой скорости, что меня даже ветер не догнал бы. — Вернула сумку и-и-и-и? — подтолкнул дядю Оикава. — Ну и... спасибо мне сказала, пока я стоял терзал ремень сумки и переживал самый большой стресс в своей жизни. Как сейчас помню, — дядя постучал себя пальцем по груди, а затем по горлу, — вот тут всё стягивается, а сердце словно в глотке стучит и дышать мешает. Вдох выходит нормальный, а выдыхаешь ты в два-три захода, потому что воздух будто застревает. И вот, сказала она спасибо, развернулась и пошла. А я опять, как дурак, стоял и смотрел, а потом всё-таки заставил себя догнать её и разговор начал не с "как тебя зовут?" как хотел, а с "а откуда ты знала, что я тут буду?". А она обернулась, посмотрела на меня и... рассмеялась. Прикинь. Рассмеялась. Я даже не понял сперва почему и обидеться попытался, развернулся и уйти хотел, а она меня, деликатно так, за локоток поймала и сказала: "Я тебя часто вижу. И уже давно. Ты всегда выходишь чуть раньше меня, когда я иду на работу или в магазин, и всегда сидишь в скверике". — И тут, конечно же, Сё в очередной раз разбило мини сердечным приступом и он покраснел, как помидор, — захихикал отец, поскольку дядя опять замолк и завис вместо того, чтобы продолжать историю. — Ну да, смутился, куда ж без этого, — кивнул, отмерев, Сё, — зато я умудрился тихо-тихо, в ответ, выдавить своё имя. А она мне своё сказала. Пастухова Галина. Мне тогда показалось, что звучит дико круто, очень хотел об этом сказать, но, опять же, не смог из себя этого выдавить. Зато бряцнуть в спину уже уходящей девушке "я видел, вы не очень хорошо питаетесь, давайте я вас ужином угощу" у меня просто отлично получилось. Бестактности и наглости такого уровня я от себя никак не ожидал, но мне в тот момент было так досадно от того, что я такой нерешительный, что оно как-то само вырвалось. — И она согласилась? — с замиранием сердца поинтересовалась я. — Согласилась, — дядя опять покосился на папу, — и позже зашла, как и обещала. — Угу, — подтвердил папа, — а меня этот ловелас, выставил погулять в тот день на пару часов. Изверг. — Кто бы говорил, — возмутился дядя, — он знаешь что сделал? Вместо того, чтобы пойти в кафешку какую или на работу к себе, как он это обычно делал, сидел и два часа на лестнице рисовал. А когда я вышел провожать Галину, он со словами "ну, наконец-то" просочился в квартиру. — Если бы ты видел ваши рожи в тот момент, ты бы так не возмущался, — нашёлся с ответом батя, — к тому же, мне было всего шестнадцать лет, чё ты от меня хотел? Тупой подросток, который совершил побег из дома. У меня тогда мозги не то что набекрень были, я их, кажется, вообще в доме у отца оставил. — Но ты меня таким козлом перед девушкой выставил, — вздохнул дядя, словно это было не сто лет назад, а буквально на днях. — Погодите, — влез в беседу Оикава, моментально приковав к себе все взгляды, — то есть, когда вы все... в смысле Ханабэ-сан, Кита-сан и мама Теру-чан, познакомились, вам было по шестнадцать? — Не-не, не так, — энергично замотал головой мой отец тыкая себя пальцем в грудь, — мне было шестнадцать, Сё было двадцать два, а матери Киты было двадцать пять. — Так ваша жена была не только выше вас, но и старше? — простодушно удивился Оикава, глядя на моего отца как на героя. — Это получается, вы в шестнадцать лет встречались с девушкой намного вас старше? — Не совсем, — батя бесцельно потыкал ложкой в торт, который и без того имел уже на редкость затыканный и жалкий вид, — я с ней сошёлся, когда мне исполнилось восемнадцать. — А до этого просто дружили? — влезла я. — А до этого, она встречалась с Сё, — как-то слишком спокойно произнёс батя и с невозмутимой рожей присосался к пиву. Повисла очередная неловкая пауза. Отец старательно делая вид, что ничего такого не сказал, опустошал пивную бутылку, притихший дядя ковырял торт со стороны близкой к нему. Оикава, в очередной раз пытаясь понять, в чём дело, переводил взгляд с одного на другого, потом на меня, но мне было не до того. Теорий в моей голове за краткое мгновение всплыло с миллион, и каждая была достойна сценария лучших мексиканских сериалов. Не выдержав накала драмы в голове, я всё-таки решила уточнить. — Но... с дядей Сё, она ведь... сама рассталась? — Не совсем, — отозвался отец, с неправдоподобным интересом собирая указательным пальцем крошки со стола. — Он её... увёл, — подытожил дядя, занимающийся ровно тем же самым, что и его лучший друг. — И вы смогли остаться друзьями после такого? — поразился Оикава, опережая меня со схожим вопросом. По крайней мере, теперь мне стало понятно, почему об этом эпизоде им так не хотелось (или, вернее будет сказать, не хочется?) говорить. — Не совсем, — в один голос ответили мужчины, синхронно стряхивая крошки с пальца в тарелку с тортиком. Глаза Оикавы в очередной раз округлились, стремясь к европейским стандартам. — Да что у вас там произошло в конце концов?! — не выдержала я, хлопая ладонью по столу. Дядя и отец дружно вздрогнули и удивлённо уставились на меня. — Чего смотрите? Я несколько лет пытаюсь выбить из вас хоть что-нибудь о том, что за история там была с мамой, а вы ходите вокруг до около, и вот вдруг решили заговорить, но мнётесь как подростки, а ведь вы — два взрослых мужика, которые много-много пережили. И простили друг другу уже всё давно, судя по тому, что дядя Сё не просто вхож в нашу семью, а даже свою комнату в доме имеет. Господи, да о чём я, вы же в одной ванной купаетесь, когда отцу скучно и запускаете там кораблики! И узнай об этом кто-нибудь со стороны, ни за что не поверил бы, что вы не любовники. Господи, да у отца в издательстве вся женская часть коллектива делает ставки, когда вы объявите каминг-аут и уедете в Америку жениться. Да-да, не надо на меня так смотреть, я сама слышала. — Чё? — тупо выдал дядя и почти сразу же следом расхохотался. Оикава благоразумно помалкивал и, видимо поддавшись общему веянию, ковырялся ложкой в тортике, при этом не кушая. — Теру-чан, — отец привычным жестом потёр переносицу и посмотрел на меня, — дело не в том, что мы пережили или что простили друг другу. Дело в том, что мы всё ещё чувствуем себя виноватыми друг перед другом. И никакие слова не избавят нас от этого до конца. Может позже. Но в целом нам легче просто не говорить об этом. — Да в чём виноватыми-то? — упёрлась я. — Я виноват перед Сё, поскольку увёл у него девушку, которую он так любил, что даже сейчас, после всего, что произошло тогда, он всё ещё ждёт, когда она вернётся, но при этом он чувствует себя виноватым за то, что мы ВСЕ тогда познакомились, и что он дал ей уйти, потому что в итоге получилось... ну, получилась ты, — как-то понятно и в то же время совсем не понятно объяснил отец. — В смысле, это-о-о, — растерялась я, — дядя чувствует себя виноватым за то, что получилась я? — Хиро-кун высказался как дебил, — замахал руками дядя, словно это могло отогнать от меня мысль о том, что меня только что между строк обозвали чем-то, что получилось, и похоже далеко не в позитивном ключе, — ты тут не при чём. Я не виноват, но я чувствую ответственность за то, что познакомил Хироши с Галиной, то, что в итоге отпустил её, и больше всего меня гнетёт то, как всё сложилось. То, что она сошлась с Хиро, то, что они так рано завели ребёнка, то, что она в конце концов сбежала от него в Москву, и то, что я его совсем не поддерживал, когда он нуждался в этом больше всего, лелея обиду, хотя знал, что ему очень тяжело и плохо. — Всегда, кстати, было интересно, почему она сбежала? — как бы между делом невинно заметила я, под столом нещадно терзая край футболки руками. — Ну-у-у, — Сё посмотрел на отца. — Причин было много, да и ты, я думаю, догадываешься о них, — отец с сожалением отставил в сторону пустую бутылку из под пива. — Она... уже тогда играла? — Именно. Она играла и до, и потом, а когда родилась ты, я попытался это... пресечь, но закончилось всё не так, как я ждал. — Расскажешь? — Может потом? — Ты всегда говоришь потом! — У нас, к слову так, лишние уши, — отец кивком указал на непривычно тихого Оикаву и я, очнувшись, виновато посмотрела на Хироши, — да мы и так сегодня что-то сильно разоткровенничались. — Да уж, — крякнул Сё, потягиваясь, — мне бы на диванчик или на футончик, можно даже на пол, лишь бы перед телеком и чтоб пепельница на пузе стояла. — Ты, кстати, переживала, что вы не успеете сделать домашку, — напомнил батя, — наверно, мы вас отпустим. — Со стола помочь убрать? — Нет, сами справимся, — отец с некоторым сомнением осмотрел на вконец превращённый в бесформенную кучу, затыканный насмерть ложками тортик на тарелке Оикавы, — цепаните из холодильника что-нибудь, там, вроде, газировки вагон должен быть. — Откуда? — удивилась я, вставая и заглядывая в холодильник, и обнаруживая там шесть двухлитровых бутылок колы. — Ну, мы с Сё решили, что тебя это порадует, ну и... Я тихонько вздохнула, ну, ясно. Как обычно, решили порадовать и со всей широтой своих не трезвых душ и умов подошли к делу. Сунув в руке растерянному Оикаве бутылку с колой, я подтолкнула его к выходу из комнаты, оглянувшись напоследок. Дядя и отец сидели в тех же позах и изучали стол. Мне даже стало жаль, что я вообще затеяла этот разговор. Оикаве, скорее всего, конечно же хватит тактичности сделать вид, что он ничего не слышал. Да и я, до поры до времени, могу выкинуть это из головы. Но... Сё и Хироши, даже спустя столь долгий срок, похоже так и не смирились с тем, что произошло. Но... мне очень интересно, что же именно там случилось, и я обязательно из них это вытрясу. И может быть тогда им станет легче? Не думаю, что они хоть раз обсуждали это друг с другом или вообще с кем-либо ещё. Какими бы громкими, шумными и беспардонными эти двое не были, они всё равно слишком японцы, чтобы открыто говорить обо всём, что на уме. И, к несчастью, удерживают в себе они именно то, что, на мой взгляд, было бы лучше отпустить.***
Звуки удаляющихся вверх по лестнице шагов стихли, а Кита Хироши и Ханабэ Сё все так же молча сидели, изучая столешницу и думая каждый о своём. Воспоминания уже давно потеряли свою пугающую остроту, но, всё равно, горечь и сожаление о том, что было, никак не хотели отпускать их даже сквозь года. Каждый думал про себя "если бы я тогда", "нет, если бы я тогда"... ...может тогда, всё бы сложилось совсем по-другому? И никто из них никогда, не думал о том, что в их истории были не только они, что зависело всё не только от них. И, что возможно, ничего не было бы иначе. Были бы другие слагаемые, но сумма и смысл не поменялись бы. Потому что в этой истории не менялся и не боролся ещё один человек. Хироши встал и, потянувшись, глянул на всё ещё разглядывающего столешницу друга. Единственного. Лучшего. Самого замечательного. И такого непоправимо грустного. И отвесил ему щелбан, после чего широко улыбнулся в ответ на недоумённый взгляд. — Пошли, у меня в комнате новый телек, широчен-ы-ы-ый, если на пол положить, можно как койку использовать. — Неудобную, жидкокристаллическую койку, — слабо улыбнулся Сё и тоже попытался встать, правда его повело сперва влево, потом вправо, и, как итог, мужчина плюхнулся обратно на пол, на ковёр, и жалобно посмотрел на своего друга. — Ты никогда не умел пить Сё, — насмешливо констатировал Хироши, позволяя другану закинуть руку себе на плечо и помогая подняться. — Зато ты всегда заливал в себя за десятерых, — ухмыльнулся Сё, — помнишь, как барменами работали и тебя никто перепить не мог? — Меня и сейчас никто перепить не может, — не согласился Хироши, продвигаясь с другом по коридору первого этажа в сторону своей комнаты. — Хотя нет... кое-кто мог, — припомнил Сё. Хироши промолчал. — Знаешь, мне иногда хочется, чтобы она вернулась и стала такой, какой я её тогда видел и знал, — жалобно произнёс Сё, когда Хироши сгрузил его на футон в своей комнате. Старший Кита замер, уперев руки в бока, глядя на друга сверху вниз. Сё прикрыл глаза, устыдившись своих слов и этой слабости, которую обычно они друг другу не позволяли. Особенно по отношению к ЭТОЙ теме. Которую никто и никогда ранее открыто не обсуждал. — Знаешь, в чём на самом деле проблема? — наконец произнёс Хироши. Сё открыл глаза, уставившись на друга так, словно впервые его увидел. — Она никогда не станет такой, какой ты её видел и знал. Потому что ТАКОЙ её никогда не существовало. — Так ты тогда знал? Хироши, помедлив, кивнул. — И прикрывал её? Хироши снова кивнул. — И принял её, зная это? Хироши снова кивнул. — Знаешь, мне бы, наверно, не хватило смелости принять её такой. Тогда. Сейчас кажется, что хватит, но, я не думаю, что на самом деле смог бы долго терпеть, — Сё заложил руки за голову, — даже тогда, злясь на тебя, я, в некотором роде, восхищался тем, как стойко ты всё переносишь. И завидовал. — Нечему было завидовать, — Хироши уселся на футон и подгрёб поближе к себе пепельницу, стоящую на полу. — Ты ведь с самого начала всё про неё знал? Хироши, помедлив, кивнул. Сё снова прикрыл глаза. Несколько минут в комнате стояла томительная тишина. — Господи, бабы такие стервы, а, — простонал Ханабэ, натягивая на голову валяющуюся рядом подушку, из-под которой тут же глухо раздалось, — может реально поженимся, а? Измены с бабами я тебе, так и быть, прощу, как и ты мне мои, а в остальном будем жить душа в душу, дочь воспитывать, все дела. — А ты хочешь быть женой или мужем? — заржал Хироши, падая на футон рядом и прикуривая. — Да пошёл ты, — фыркнула подушка рядом. — Сам предложил, — усмехнулся Кита. — Вот поэтому ты и умрёшь в одиночестве, — нравоучительно произнёс Сё, слегка сдвигая подушку в сторону и поворачивая голову так, чтобы видеть лежащего рядом и курящего в потолок друга, — потому что ты все благородные порывы людей в свою сторону портишь ненужными вопросами. — А сам-то. — И я тоже, — не стал отпираться Сё. В комнате вновь повисла тишина. — Хироши, слушай, — наконец нарушил тишину Сё, отворачиваясь и тоже начиная разглядывать потолок в тёмной комнате, — всегда хотел спросить, но как-то смелости что ли не хватало... — Тебе? Смелости не хватало? — Ой, давай без этого, — скривился Ханабэ, но почти сразу же вновь стал серьёзным, — почему ты-то со своей-то харизмой и умением докапываться до людей тоже по сию пору остаёшься один? — Потому что, — Хироши выдохнул дым и задумчиво повертел сигарету, любуясь угольком, — я тоже всего лишь глупый, впечатлительный мальчишка. Я понимаю, что что-то очень важное было миражом, иллюзией, но мне всё равно очень хочется, чтобы миражом оказался мираж. — Слишком сложно, — поморщился Сё, ладонью отгоняя табачный дух от своего носа. — Потому что я тоже всё ещё жду. Мужчины вновь замолчали и пригорюнились. — Слу-у-у-ушай, а ты на райпсаде видел видос про гигантского негра и карлицу? — Чё? — вытаращился на Сё Хироши и закашлялся, подавившись дымом. — Тащи ноут, покажу, — благосклонно кивнул Ханабэ, — я когда это увидел, дара речи лишился, ваще не понял, как он в неё чёт засунуть умудрился. Хироши понятливо подорвался с места в поисках ноутбука. Хрупкое душевное равновесие двух взрослых мужиков, объединённых не только дружбой, но ещё и целой массой общих тайн и чувств, было куда более крепким, чем им могло бы показаться. А их общее умение, воспитанное сквозь долгие года, перескакивать с темы на тему и менять своё настроение по желанию, было надежной опорой, позволяющей им оставаться самими собой в любой ситуации. Даром, что, видя их, мало кто догадывался о том, какой ценой им досталось это умение.***
Единственным местом в этом доме, которое не было к моему приезду обставлено, была моя комната. Отец специально ничего не делал тут, только приобрёл футон и сообразил встроенный шкаф, в остальном предоставив мне полную свободу действий. И, надо сказать, что здесь я его разочаровала. Отец ожидал, что моя комната постепенно превратиться в вместилище его фантазий о девчачьих комнатах, но, увы, моя комната по итогу мало чем отличалась от его. Какое-то время он пытался ныть, что "ты-ж девочка", а потом, махнув рукой, позволил мне существовать в том режиме в котором мне хотелось. Большое окно было занавешено плотными тёмными занавесками, которые раздвигались никогда. Или только с утра, чтобы спящий встал и закрыл их обратно, при этом растеряв по пути всё желание спать. Футон я обычно ленилась собирать или приводить в порядок, так что он живописно заваленный подушками и одеялом валялся посреди комнаты. Низкий столик, он же, по совместительству, обогреватель на зимний сезон, с мудрённым названием котацу, в тёплое время стоял у стены в углу комнаты и, собственно, выполнял функцию стола, заваленный тетрадками, книгами и свободен был от канцелярских принадлежностей только в той части, где стоял ноутбук. Над котацу было прибито несколько длиннющих полок. На верхних была папина манга, на тех, что пониже, мои любимые книги. Причём вперемешку и без системы там стояли как российские экземпляры, так и японские. Никаких плакатов или украшений на стенах не было, я с детства предпочитала аскетичный уют бесполезным украшениям. В общем, от синдрома коллекционирования я особо не страдала, а если и страдала, то в основном по отношению к литературным изданиям. Оикава, постояв на пороге и изучив отсутствующие достопримечательности моей комнаты, бодро проследовал к столу и, плюхнувшись на ковёр, с удовольствием вытянул под оный ноги, а после и вовсе улёгся, подложив себе под голову подушку, которую я обычно использовала в качестве стула. — Ты в таком положении собрался уроки делать? — поинтересовалась я, смирившись с тем, что он в моём доме, в моей комнате, у меня в гостях, плюхаясь рядом и заплетаясь в позу лотоса. — А мы реально будем делать уроки? — удивлённо воззрился на меня Оикава снизу вверх, закладывая руки за голову. — А у тебя какие-то другие варианты были? — я выгрузила на стол тетради и учебники из сумки и, критически изучив получившуюся башню, откинулась назад, облокачиваясь на руки, глядя на одноклассника, — или тебя уже можно выгонять домой? — Выгонять не получится, — усмехнулся Тоору, — я буду кричать и плакать, и я уверен, что тогда твой отец встанет на мою сторону. — Оикава, это подло, — фыркнула я, разглядывая одноклассника, — тогда какие предложения? — Ну, помниться, вчера, ты что-то говорила про диванчик и волейбольный матч. — Вообще, да, я вчера один не досмотрела, — поразмыслив, согласилась я, — один из ваших матчей, когда вы были в Китагава Дайчи. — Какой? — полюбопытствовал Оикава, тоже перетекая в сидячее положение. — Против Шираторидзавы. — А... этот, — несколько помрачнел он. — То есть, смотреть ты его, судя по реакции, не очень хочешь? — аккуратно осведомилась я, пятой точкой чуя, что ступаю на тонкий лёд. Оикава задумался, а потом, упрямо помотав головой, словно выкидывая оттуда какие-то лишние мысли, вновь обернулся ко мне. — Можно посмотреть, не помешает практика. — В чём? — не поняла я его последнего высказывания, сдвигая в сторону и роняя на пол, под насмешливым взглядом одноклассника башенку из книг, и выдвигая поближе из глубины стола ноутбук. — В анализе? — А что мешало тебе проанализировать его ранее? — Эмоции? — замялся юноша, неловко ероша и без того не шибко послушные волосы на затылке, по своему истолковав моё молчание. — Как бы тебе так это объяснить, а? — Словами, Оикава, словами, — посоветовала я, открывая крышку ноутбука и ожидая, когда новомодный и пока ещё малоизученный, купленный папой агрегат соизволит подгрузить рабочий стол, — ну, так? — Мне не хотелось смотреть этот матч тогда, — покаялся одноклассник, "незаметно" подползая ко мне поближе, — я был очень... недоволен. — Чем? — Тем, что тактика и стратегия бесполезны против грубой силы, — пожал плечами Оикава и в ответ на мой недоумённый взгляд продолжил, — так я, во всяком случае, думал после каждого матча против Шираторидзавы. Хотя в последний раз мы не дали им взять чистую победу, выиграв сет, и это вселяет некоторую надежду на то, что Шираторидзава были не лучше Китагава Дайчи. Просто сильнее. Не как команда. — Не так много времени прошло, да? — я прикинула в уме, недели две от силы, весенние каникулы между триместрами не длинные, я, помнится, была этим возмущенна до глубины души в первый свой год пребывания в Японии. — Достаточно, — отмахнулся Тоору, глядя, как я открываю папку с загрузками и выискиваю среди скачанных матчей тот, на котором остановилась, — а ты прям со всей ответственностью, я смотрю, подошла к изучению сопутствующих материалов о Китагава Дайчи. — Я не всё посмотрела, — поспешила отмазаться я, отпихиваясь от пытающегося пристроить свой подбородок на моём плече одноклассника, — Оикава, веди себя прилично. Если мой отец сюда заглянет, он... —... Будет в восторге, — уверенно перебил меня Тоору, — и чего тут неприлично? Я же просто пытаюсь устроиться поудобнее. — На моём плече, — весомо произнесла я, одарив его тяжёлым взглядом. — О-о-о-о-х, — изобразил тяжёлый вздох Оикава, выпрямляясь, — возьми, пожалуйста, ноутбук в руки. — Чего? — не поняла я, покорно беря ноутбук в руки и вопросительно глядя на Оикаву. — Зачем? — А вот теперь я покажу, что было бы с моей стороны неприличным, — довольно кивнул Оикава, обхватывая меня поперёк живота и перетаскивая к себе. Я скованная в своих действиях по рукам находящейся в оных дорогостоящей техникой, даже сопротивления достойного оказать не сумела. Устроив меня между своих бедёр, Оикава не остановился на достигнутом, развернувшись спиной к стене, и, закинув себе за спину подушку, облокотился на неё, устраиваясь поудобнее и удерживая меня от побега скрещенными на моём пузе ногами. — Да бли-и-и-ин, — не нашла я более достойных слов его действиям, мучительно чувствуя, как вновь начинают пылать щёки, ощущая спиной живого парня, который, с удобством устроившись у стены, расплёл ноги и подтянул меня повыше уже руками. — А дальше ты ставишь себе ноутбук на колени и мы смотрим видос, — скомандовал он, посчитав, что все приготовления завершены, — вот это с моей стороны не очень прилично, потому что ты всё-таки девушка, а я всё-таки парень, НО! Если сделать упор на то, что мы друзья, то ничего страшного в этой позе нет. — Ну да, конечно, — проворчала я, но... вырываться и качать права передумала. Поза была на диво удобной и приятной. Неловкой, но... почему бы и нет? Не умру же я от остановки сердца, которое, несмотря на то, что сама с собой я удивительно быстро договорилась, всё равно пыталось выпрыгнуть из груди. — И со всеми своими друзьями ты так сидишь? — Только с лучшими, — не почуял подвоха Оикава. — И как часто Иваидзуми соглашается с тобой так сидеть? — поймала его я, усмехаясь и устраиваясь поудобнее, сгибая колени и устраивая ноутбук между ними и животом. — Крыть нечем, — фыркнул мне на ухо Оикава, пристраивая подбородок на моём плече, — полагаю, Ива-чан превратил бы меня в симпатичную боксёрскую грушу, заикнись я о чём-то подобном. — Понятно, — помедлив кивнула я, включая проигрыватель, — то есть, чтобы обезопасить себя, мне нужно взять пару уроков у Иваидзуми? — Не поможет, — забраковал мою идею Оикава, — ты слишком мелкая, тебя легко скрутить, доказать? — Давай без крайностей, — отказалась я, дёргая плечом, подбивая Тоору под подбородок и тем самым вынуждая замолчать, — матчик смотрим. — Смотрим-смотрим, — согласился одноклассник и затих, видимо действительно перенеся всё своё внимание на начало матча на мониторе ноутбука. У меня так просто абстрагироваться от реальности и увлечься матчем отчего-то не получилось, а отвлекало меня в данной ситуации буквально всё. Моё слишком беспокойное сердце, которое то успокаивалось, то снова начинало стучать слишком быстро и как-то подозрительно близко к горлу. Пересыхающие от волнения губы и, наоборот, потеющие ладони. Мерно вздымающаяся под моей спиной, тёплая и упругая? Плотная? Твёрдая? Не уверенна в том, какой тут должен быть эпитет, способный описать это ощущение соприкосновения двух тел... но оно было. И оно меня волновало. Как и его руки, обхватывающие меня поперёк живота. Как и его подбородок на моём плече. Как и его дыхание, изредка шевелящее прядь волос и оседающее на щеке. Время от времени, когда на экране происходило нечто особо не нравящиеся Оикаве, полагаю, что он читал свои и чужие ошибки в матче, он утыкался мне в плечо носом и что-то очень тихо и недовольно бубнил. То ли поддерживая того себя, на экране, то ли ругая. Однако, каждый раз, когда он так делал, очень хотелось развернуться и как-то... пожалеть его? Или из-за нашего положения меня просто тоже потянуло на нежности, и я искала причину, чтобы сделать что-нибудь этакое и при этом не быть как он? Бесцеремонной и наглой? Потому что изначально я так просто не умела и любое действие в ответ, которое я прокручивала в голове, вместо того, чтобы смотреть матч, отзывалось в груди мучительным смущением. — Нужен баланс, — наконец отчётливо проворчал Оикава, — в этот раз нужно работать над балансом. — Прости? — встрепенулась я, радуясь возможности отвлечься от близости, на что-то попроще и попонятней. Хотя на счёт "попонятней", это я, конечно, погорячилась, наверно. — Нужен баланс, — повторил Тоору и прежде, чем я повторила свой вопрос, пояснил, — Шираторидзава взяла нас тупой силой. Всегда брала силой. У нас в этот раз тоже было отличное наступление, но, в общем-то, только оно. Возможно, чтобы сломить Шираторидзаву, нужно больше баланса и стабильности. И блока. Наверно. Он у нас был слабоват, поскольку мы сделали ставку на атаку и удержание мяча. Как видишь, это помогло, но этого оказалось недостаточно. — Шираторидзава что-то вроде твоего вечного заклятого соперника? — Что-то вроде того, — согласился он, вновь увлекаясь тем, что на экране ноутбука и затихая. Я, с трудом подавив тяжёлый вздох, тоже попыталась увлечься матчем, но в очередной раз проиграла самой себе. Сидящее позади тело, определённо увлекало куда больше, даже ничего не делая. Похоже, в таком положении одно его наличие на моей территории превращает меня в тайного эро-мангаку. Потому что картинки с ползущими куда-то руками и при том уже не только чужими, но и моими собственными... Я отчаянно помотала головой. Оикава недовольно заворчал, отплёвываясь от моих волос, которыми ему нашуршало по лицу. — Ну чего ты вертишься, а? — недовольно заворчал Тоору, стискивая мои рёбра. Не знаю, хотел он меня успокоить таким образом или что, но добился он прямо противоположного эффекта. Ткнув паузу на видео, я сделала попытку уползти на заднице куда-то вперёд, вытянув руки с ноутбуком перед собой, но получилось не очень. Уползла я недалеко, сантиметров на пять вперёд точно, но Оикава, забавно фыркая, вернул эти пять сантиметров обратно без особых усилий. — Да отпусти ты меня, — взмолилась я, поворачивая голову и нос к носу сталкиваясь с причиной тревоги, — не могу я с тобой так сидеть! — Почему? — простодушно удивился Тоору. Моська одноклассника по уровню наивности била в этот момент все рекорды мира и ему проигрывали и Кот из "Шрека" и Флин Райдер из "Рапунцель". Если бы я такую умела строить, наверно никогда в жизни на вранье не попадалась бы. — Потому что мне душевно неуютно! — честно ответила я и почти сразу же поняла, какую тактическую ошибку только что допустила. Он же сейчас с этим же убийственным выражением лица спросит... — Почему? — Потому! — огрызнулась я, понимая, что не способна вывезти эти филологические недоигрища на новый уровень. — Это-о-о не ответ! — не согласился Оикава, мягко бодая меня лбом в лоб. — Слышь, баран! — возмутилась я и попыталась боднуть его в ответ. Точнее, как, "попыталась", боднула, причём не рассчитав силу, так что от боли мы зашипели одновременно. — Почему сразу "баран"? — обиделся Тоору, освобождая левую руку и потирая ушибленный лоб. Я предприняла ещё одну попытку отползти, но он и одной рукой прекрасно справился с подавлением бунта. — Потому что кудрявый, — пожала я плечами, — и упёртый. Ну, правда, отпусти уже, пожалуйста. — Только если честно ответишь на вопрос, чего ты спустя полматча решила что тебе "душевно неудобно"? — Оикава как любознательный попугайчик склонил голову к своему плечу. — Как тебе сказать-то-о-о? — замялась я. — Словами, Теру-чан, словами, — посоветовал одноклассник, возвращая мне мою же, уже звучавшую ранее в его адрес фразу, — я уверен, если ты постараешься, у тебя отлично получится. — Вот только подбадривать меня не надо, в твоём исполнении сейчас прозвучало как унижение. — Что?! Я вообще-то реально подбодрить хотел. — Так себе вышло, — захихикала я, — тебе бы над своим тоном поработать, а то ты вечно такой неизменно снисходительно счастливый, что кажется, что постоянно издеваешься над собеседником. — Серьёзно?! — ужаснулся Оикава. — Какой ужас, а я всегда думал, что выгляжу дружелюбно и располагающе. — Ты себе явно льстил. — Может просто ты мне льстить не хочешь? — Может, — согласилась я, на несколько секунд мы замолчали, я побарабанила указательными пальцами по боку ноутбука, — Оикава, слушай, давай честный ответ на честный ответ, м? — Ну? — Это ты так согласился? — Ага. — Зачем ты меня караулил у железнодорожного перегона? — Что? — не сразу осознал вопрос Оикава, а когда осознал, рассмеялся. — Ты что, правда поверила, что я тебя там ждал? Я, не задумываясь, кивнула. — Забавная ты, — покачал головой Тоору, — не караулил я, просто удачно совпало, и я решил всё так обставить. — А зачем? — Не знаю, — пожал плечами Оикава, — просто захотелось. — А вчера ко мне тоже случайно подошёл после школы? — Ну да, а ты сама представь, — пустился в объяснения парень, — иду я, и стоит у ворот девушка и со скорбной миной разглядывает свои записи в блокноте. Причём постепенно скорбная мина превращается в гримасу ужаса. Вот мне и стало интересно, что же там такого жуткого в блокноте поназаписано. — А зачем сказал, что ждал? — Говорю же, не знаю, просто захотелось. Зато смотри, как в итоге всё интересно сложилось, я вот, например, ни разу не пожалел, — нравоучительно и с очень умным лицом подвёл итог всему Оикава, — всего второй день знакомства, а сколько впечатлений, а? И волейбол смотрели, даже дважды, и на плечах таскал, и мячик кидали, и в шкафу вместе сидели, и обнимались, и не только, и чай попили, с родителями твоими познакомился. Когда у меня ещё будет такой насыщенный день? — В любой день, — не подумав брякнула я, — если будешь рядом. — Ну вот! — с довольным видом кивнул кудрявый. — Разве не прекрасный повод для спонтанной дружбы и не только? К тому же, ты менеджер клуба, а значит будешь рядом чаще, чем тебе, судя по всему, хотелось бы. Хотя вот это мне и не очень понятно. — Что тебе не понятно? — Чего ты так упираешься. — А тебе не кажется, что как-то уж слишком быстро всё ну... того? — Да что, того-то? — Чего ты, короче, хочешь? — выдала я ему главный вопрос прямолинейно и честно. Судя по тому, как Тоору повис, этот вопрос для него был словно бросок кирпича в лицо. Нежданно, негаданно и с полной отключкой сознания. — Дружить? — Ну так давай дружить, но без лишних этих всяких, — я кивком указала на его руки, — смущает, как бы. Мы не настолько с тобой близки и знакомы. — Но мне так хочется, — поник Оикава, словно я его обвинила в чём-то ужасном, — приятно же. — И часто ты себе такое позволяешь? — Не-а, не особо, — признался он, — можно даже сказать, что такое вообще впервые, потому оно, возможно, и так интересно. К тому же, твоя реакция на всё вообще бесценна. Никогда не видел человека, который краснел бы с такой скоростью и при этом что-то там ещё пытался противопоставить наглому оппоненту. — То есть, ты не прекратишь? — Нет, конечно, а если всё пойдёт гладко, может тебе даже понравится. Ага, "даже понравится"... я видела хентай, который начинался с такой же фразы. Вот как-то очень двусмысленно сейчас прозвучала эта фраза, но Оикава наверняка не имел ввиду ничего пошлого. — Я, честно говоря, не понимаю, о чём мы говорим, — призналась я, с трудом выкинув из головы всю пошлоту, которая туда за секунды набилась, — просто всё, что сегодня происходило странно, много и быстро. — Так расслабься и получай удовольствие, — посоветовал Оикава, — и давай уже досмотрим этот матч, если ты успокоилась и не будешь больше вертеться. — Ну-у-у-у, — потянула я и поняла, что пока мы вели нашу странную, малоинформативную беседу, всё волнение и смущение, действительно куда-то подевалось, — давай попробуем. — Отлично, всегда догадывался, что я в душе мазохист. — Чего? — Душевно больно мне смотреть этот матч, — Тоору отпустил меня и, взбив подушку, вновь подгрёб к себе, — но нужно. — Как скажешь, — кивнула я, запуская видео и уже самостоятельно используя одноклассника как спинку кресла, устроилась поудобнее. Яснее его поступки, действия и слова не стали. А с другой стороны, может мне стоит взять с него пример и не заморачиваться так сильно? В конце концов, он от меня ничего не требует. Просто ведёт себя так, словно я его очень-очень старый друг. Или девушка. Девушка... Эта мысль меня парализовала. — Оикава... — Аушки? — Я ведь тебе не девушка, да? — А есть желание? — Нет! — На нет и суда нет, — отшутился Тоору, — но если желание появится, ты говори, обсудим. — Ага, обязательно, — буркнула я и поспешила замолчать. Зачем вообще спросила? С другой стороны, опыта в отношениях и их постройки у меня ноль, кто знает, как оно вообще должно идти, появляться, проявляться? Понаблюдаю, подумаю, а там, авось, и разберусь. А пока, пожалуй, остановлюсь на том, что мы друзья. К тому же, если всерьёз задуматься о том, нравится мне Оикава или нет, то он, конечно, обладает всеми качествами того самого парня, который привлекает девушек. Красивый, чего уж притворяться, высокий, сильный, гибкий. А ещё наглый, бесцеремонный, местами непреднамеренно ехидный и такой... ветреный. Иваидзуми, например, рядом с ним просто эталон серьёзности. Да и выглядит он более надёжным и жёстким что ли. Да и находиться с ним рядом и говорить, куда проще чем с Оикавой. Может потому, что он, в отличии от Оикавы, вёл себя нормально весь день и не пытался на мне повиснуть? Я попыталась представить себе Иваидзуми, виснувшего на мне и фантазия не подкачала, подсунув мне красочную картинку, где в конце был сочных плюх и мой сдавленный хрип откуда-то из под гигантского Хаджиме. Да уж... Нет, Иваидзуми себе точно ничего такого не позволил бы. Жаль, что его сейчас с нами нет, насовал бы Оикаве подзатыльников и сидели бы мы как приличные люди в рядочек перед компьютером и смотрели матч. Дверь в комнату тихонько открылась и в проём просунулась выжидательно-вопросительная моська моего отца. — Пап? — вопросительно приподняла я брови, в то время как чуть выше головы отца появилась голова Сё, чьи волосы всё ещё фиксировал отцовский галстук. — Проспорил! — радостно возвестил дядя и, хлопнув отца ладонью по макушке, исчез в коридоре. — Ну вот что вы за дети такие, а? — возмутился отец. — Нет чтоб сидеть целоваться, взяли испортили мне весь план по вашему застукиванию и выкидыванию кавалера за шкирку прочь из моего дома. — Зачем? — зависла я. — Мы исправимся, — пообещал из-за моей спины Оикава. — Затем, что так положенно! Я может только ради этого себе дочь хотел? — ответил мне отец и погрозил пальцем в сторону одноклассника. — Смотри, пацан, я на тебя рассчитываю, — и, напоследок проказливо подмигнув, закрыл дверь. — Интересный у тебя отец, — подавив смешок проинформировал меня Тоору. — Это он ещё в щадящем режиме работает, — просветила я Оикаву, — он может и покруче, но сегодня, видимо, не тот день и звёзды на небе сложились не в ту фигуру. — За пивом идёшь ты! — радостно раздался за дверью голос дяди Сё. — А я буду томно лежать на футоне и ожидать. — Ой да пошёл ты на хрен, — беззлобно огрызнулся отец. — Окей, — легко согласился дядя, — а куда тогда пойдёшь ты? — За пивом. — Может тогда ты на хрен, а я за пивом? — Пап, дядь, у меня отличная идея, — не удержав свой душевный порыв повысила я голос так, чтобы меня было слышно за дверью, — вы вместе сходите и на хрен, и за пивом. — О-о-о-о! — на два голоса раздалось за дверью. — Мудро! — Вся в меня! — загордился отец, судя по звуку удаляющихся шагов, таки направившись дальше по своим "взрослым делам". Оикава позади меня зашёлся в безудержном хохоте, пришлось поставить матч на паузу. — Господи, какие вы странные, но забавные, — отсмеявшись произнёс он, утирая выступившие слёзы, — а ты ещё меня в странности упрекаешь. — Ну, знаешь, — не оценила я, — одно дело быть странным, другое дело сталкиваться со странным. — А может меня, такого странного, к вам сама судьба послала, потому что знала, что я тут буду как в своей тарелке? — предположил Оикава. — Судьба, мда, — вздохнула я. С судьбой не поспоришь. — Матч досматривать будем или нет? — Ну, давай попробуем, — вновь развеселился Оикава, — а то нам постоянно что-то мешает. "И это что-то, по большей части, ты!" — подумала я, но видео вновь запустила.***
Проводы Оикавы на тот свет... да, тьфу. Проводы Оикавы домой тоже не прошли без эксцессов. Пока мы стояли возле двери дома и обменивались номерами телефонов, отец и дядя, подпирая дверь с другой стороны, зычно перешёптывались, так, что о конспирации не шло и речи, и порывались давать советы по поводу того, что прощаться надо целуясь. Тоору, заслышав этот совет провокационно подвигал бровями вверх-вниз. Я, не оставшись в долгу, продемонстрировала ему красочную фигу, чем в очередной раз разбила его хрупкое, но крайне живучее сердечко. — Я напишу как дойду до дома! — помахал мне рукой уже от калитки Оикава. — Ага, — откликнулась я, тоже махая и берясь за ручку двери. Стоило открыть дверь, как дядя и папа моментально сделали вид, что они просто шли мимо, хотя всё и так было очевидно. И слышно. Я, демонстративно уперев руки в бока, осмотрела с высоты своего роста мужчин и вопросительно приподняла одну бровь. — Нам пора спать? — пристыжено поинтересовался у меня отец, даже в полумраке прихожей отсвечивая нетрезвой красной физиономией и пряча за спиной очередную бутылку с пивом. — Думаю, что да, — кивнула я, переводя взгляд на дядю, который вообще стоял только благодаря тому, что облокачивался на стену, — дядь, отойди от стены, а? — Зачем?! — ужаснулся Сё. — Если я не буду её подпирать, она упадёт! — Ясно, — с улыбкой вздохнула я, — классика. Пап, уноси его. — Ага, — покладисто кивнул отец, подставляя плечо дяде. Я пошлёпала к себе в комнату. В принципе, вечер прошёл... обычно, на самом деле. Потому что когда дядя Сё берёт отпуск, он всегда приезжает к нам и в первый вечер они с отцом упиваются вдрызг. Правда, в отличии от многих, они не буянят, не идут искать приключений на свою задницу, ну, в смысле драк, и в основном развлекают себя и окружающих. Стоит признать, что эти двое в пьяном режиме довольно милы. А ведь до своего переезда в Японию мне бы и в голову не пришло сказать про пьяного человека, что он мил. Забавно, сколько, на самом деле, изменений произошло во мне за столь непродолжительный, но кажущийся уже целой вечность, срок. Упав поверх свёрнутого футона, я покосилась на тетради и учебники, валяющиеся на полу. Затем на часы. У-у-у-у, Оикава, опять из-за тебя просижу дольше, чем надо бы. Мобильный телефон запиликал. "Я дома. Я живой. Ты рада?" "В экстазе." — подумала я и решительно потянулась за какой-нибудь тетрадкой. Оикава прав, всего два дня, а столько впечатлений. Даже слишком много. Лучше занять себя чем-нибудь, иначе я начну думать, а сейчас я не чувствую в себе сил обмозговать всё как надо. Лучше, как писала небезызвестная Маргарет Митчелл, "подумаю об этом завтра". Или в любой другой день, когда решу, что я готова это обдумать. Взятая наобум тетрадка оказалась тетрадкой по математике. Я страдальчески скривилась, ну почему именно оно? На фиг эту математику. С этим лучше завтра к Иваидзуми подкатить. К тому же, он вроде обозначил, что совсем не против мне помочь. Кивнув своим мыслям, я уселась за стол и потянулась к японскому. С этим не легче, но это мне хотя бы даётся без проблем. Интересно, каким будет завтрашний день?