Каузалгия

Все детство Тсую провела словно на американских горках: с каким-то парящим, щемящим в груди чувством, перехватывающим дыхание. Поэтому ей очень полюбились картинные галереи и выставки. Еще бы: высокие белые стены, важные люди, вальяжно выпрямившие плечи, в черных смокингах, а иногда и веселые поклонники творцов, носящиеся с фотоаппаратами. Ей были очень неприятны молодые революционеры, у которых из-за юности в голове один треск, как в плохом радиоприемнике, звучит только одна мысль, а больше ничего не слышно - этой единственной идее они и подчиняются. Так же неприятны были радикальные художники (даже пожилые), которые придумывали какую-нибудь мысль и давай с ней носиться. Причем они это понимали и поэтому терпеливо получали каждый раз по шее, в отличие от ровесников девушки, которые ничего не осознавали и обижались, когда им морды били - дескать, а что такого? И подавали в суд. Хорошо это или плохо - быть умным самоубийцей? С другой стороны, сколько вокруг людей, которым и вовсе ничего не нужно, у которых в голове по всем программам - одна попса. Тогда-то Асую и забеспокоилась, потому что большинство её друзей постоянно жаловалось на полученные откуда ни возьмись тату или шрамы. С ней же ничего особенного не происходило. "Что, если никто не выпал?" - тревожно крутилось в голове, и Тсую неизменно улыбалась сама себе - в этом безумном мире, где кости брошены еще в день твоего рождения, возможно все что угодно. Родители, однако, переубеждали: - Некоторые связи спрятаны в тени и ищут пути, невидимые пути. Оно и верно - тетя девушки-лягушки, к примеру, была глухонемой, пока не встретила дядю. Ее имя, произнесенное им, было первой вещью, которую она услышала. Но что могли понимать родители, если сами были в разъездах и повесили на шею девочки хлопоты? - Эй, я тебя знаю, - обратился к ней на выставке измазанный краской пожилой мужчина лет шестидесяти, - ты здесь часто появляешься. Ну, а какой твой вид связи? - Вид связи? - не сразу поняла девочка. - Именно, - подбоченился художник. - Не знаю. Однажды она увидела расцветшие над правым веком лепестки. Удивленно всмотревшись в собственное отражение в зеркале, девочка все пыталась понять, вспомнить, как же они могли туда попасть, да еще и въесться так, что не сцарапаешь. Родители, увидевшие фотографию в мессенджере, незамедлительно диагностировали - раны соулмейта затягивались лишь с помощью отметок на теле другого. В отчаянии Тсую решила вырезать на руке своё имя или хотя бы адрес, чтобы соулмейт поскорее нашёлся и все эти муки закончились. Мама лишь покачала головой и сказала, что такое лишь расстроит половину. Тсую передумала. - Хватит кашлять! Найдись уже! - Мне нужна операция, чтобы удалить эти шрамы. - У меня в глазах все серое, когда он объявится? Тсую недоуменно слушала эти разговоры и пожимала плечами: у неё-то отметки исчезали где-то через месяц-два. В восемь лет всю руку девочки покрывали листья дуба, протянувшиеся даже до рта, которые она прикрывала кофтами и худи. А что оставалось делать? Стиль - он был у нее немного нахальный, но девочка-лягушка ничего не могла поделать. И знала, что надо бы спокойней писать, неторопливо - весомее тогда получается. Но, может, это было возрастное? Ну видно же, что прет наружу какой-то внутренний образ, который она строила из себя. Как смотришь в зеркало и каждый раз принимаешь какое-то особенное выражение лица, которое считаешь для себя наилучшим, а когда не находишь эту гримасу на фотографиях - тех, на которых не успел подготовиться, - то они кажутся некрасивыми, неправильными. Принять, так сказать, специальное выражение лица, чтобы самому себе поверить, что находчивый, что бодрый и сильный и что ничего не боишься. А ведь почти всего опасаешься... Стиль... Родители говорили, над ним нужно работать. Как над манерами - чтоб красиво говорить, красиво молчать, красиво есть за столом, сидеть ровно, не раздражаться... А пока еще над собой много не попахала, Асую, не удалила заусенцы - вот и получается такой стиль. В средней школе цветы красовались уже и между ключиц, но ощущались совершенно по-другому. Было в них что-то меланхолическое, слабо уловимое, но одновременно такое мощное, что лягушка невольно боялась таскать этот груз с собой. Но как-то не очень получалось. Время было такое неустойчивое, бесформенное, вот и не удавалось закостенеть (стать взрослым, обрасти манерами-привычками), постоянно что-то вокруг новое происходит - не состаришься. И этот самый этикет у юных очень неприятный, а что делать? Никто не учит, а жизнь слишком податлива, не обстругивает, а резиново облегает любые капризы и шороховатости.

"Имеем право".

В глубине души девушка все же злилась на родителей, но вся ее неприязнь пластично ударялась о слепое потягивание внизу живота, когда на ум приходила мысль, что когда-нибудь в ее жизни появится кто-то, кто поглотит все ее слезы и останется с ней навсегда. И выход был один - Юуэй. На экзамене Тсую встретилась с милым парнем, который обожал видеоигры и готовку, но отчего-то выглядел грустным. Тогда же Асую заметила крохотные вишневые цветочки, усыпавшие ладони и тыльные стороны кисти нового знакомого. Глянув на свои, девушка изумленно уставилась на волдыри от кипящего масла на кухне, но поспешно отогнала странные мысли - не может же партнер быть таким же, как она. Правда шрам на правом глазу абитуриента не давал покоя... - Гардину привинти, в конце концов! - металась на месте мама. - Упадет! По башке кому-нибудь даст! - Да она, может, еще полгода провисит, а ты такой шухер подняла, - бормотала Асую, думая про убедительность: почему в одном случае верим, а в другом сомневаемся, почему одни вещи бесспорные, а другие - нет. Вот: мы верим не словам, не идеям, а людям, которые говорят нам эти слова и идеи. Надо становиться крепче... Попав в один класс со знакомым с экзамена, оказавшимся Киришимой Эйджиро, девушка-лягушка узнала, что тот сломал руку в детстве, делая что-то отважное и глупое. Но не нашла в себе смелости спросить, была ли это левая рука. А затем проснулась ночью - так хорошо! Такая счастливая, как в детстве. А потом все вспомнила и чуть не заплакала. С другой стороны лекарство должно быть горьким. Со временем пришлось научиться говорить то, что думаешь, - Тсую столько лет прожила в тени, что совсем не знала основ социализации. Спустя несколько дней на пальцах лягушки вновь появились несчастные татуировки, а у красноволосого - ожоги. Когда же 1-А оказался в автобусе, счастью девушки не было предела - наконец ей выпал шанс просто с глазу на глаз поговорить с Эйджиро. Слова нашлись не сразу. - Привет, ты вчера обжегся? - Да... Тсую незамедлительно показала парню подушечки пальцев, и его лицо загорелось то ли узнаванием, то ли удивлением, но он быстро спохватился и приоткрыл локти, на которых красовались кленовые листья. Ровно на этом месте у лягушки были и синяки после работы в саду.