Вакцинация

      «И был ввергнут Хогвартс в хаос!» — именно так Гарри озаглавил бы сочинение на тему: «Как начался мой учебный год». Как Поттер и подозревал, наверное, каждый из учеников считал своим долгом высказать свое драгоценное мнение по поводу того, что он сказал в своем интервью. Даже ежегодное распределение прошло как-то смазанно — народ усиленно вертелся, все тыкали друг другу роковой номер «Пророка», те, кто сидел к Гарри поближе, громким шепотом что-то у него выспрашивали, те, кто сидел подальше, забрасывали его записками. Записки парень уничтожал, а на вопросы отвечал, что все, что он хотел сказать по этому поводу — уже сказал в интервью.       Присланный Министерством новый преподаватель ЗоТИ Долорес Амбридж смотрела на всю эту суету с легким прищуром, словно сквозь маггловский оптический прицел. Во время произнесения речи ее взгляд раз за разом проходился по Гарри, бдительно отслеживая его реакцию на свои слова. Парень старательно сохранял маску вежливого внимания, но внутренне ежился — вот как Министерство может быть настолько твердолобым? Или тут дело не в Министерстве, а в твердолобости магического сообщества Британии в целом?       После распределения, когда все факультеты направились по гостиным, гриффиндорцы на редкость дружно стали стеной перед лестницей в мужские спальни и заставили-таки Поттера ответить на кое-какие вопросы. К своему тайному облегчению, Гарри отметил, что софакультетники выглядят не агрессивно настроенными, а скорее, озадаченными.       Начал разговор Шеймус Финниган:       — Поттер…       Но Гарри уже откровенно задолбался все это выслушивать, а потому по-гриффиндорски пошел в атаку:       — Да-да, Шеймус, вы прочитали в газете мое интервью и теперь хотите вывалить на меня свои претензии, почему я решил уехать, а не героически сражаться с Темным Лордом?       — Э-э-э, но в статье вообще не было ничего про Темного Лорда и я подумал…       — Шеймус, — Поттер глубоко вздохнул, — вот скажи мне, Шеймус, я что, в конце прошлого учебного года как-то невнятно говорил? Или ты меня просто плохо расслышал? Тогда порасспрашивай тех, кто меня расслышал хорошо!       — Э-э-э…       — А если мои слова для тебя недостаточно убедительны, то постарайся поднапрячься и припомнить прощальную речь Дамблдора. Он мне поверил.       — Э-э-э…       — А если ты и Дамблдору не веришь, то тебе тогда и волноваться нечего, живи себе спокойно.       — Э-э-э… но в статье…       — Шеймус, я что, должен подпрыгивать и раз за разом повторять свой рассказ, как только у кого-то появятся сомнения? Ну, так все предыдущие годы убедили меня, что это совершенно бессмысленно! Все равно все больше доверяют сплетням и всяческим гнусным слухам!       — Но что нам делать, если ты уедешь?!       — Шеймус, Мордред задери, ты меня ни с кем не перепутал?! Я — Гарри Поттер, твой однокурсник! Мне столько же лет, сколько и тебе! А знаний и того меньше — я до одиннадцати лет и не подозревал, что я — маг! И ты решил меня спросить, что делать? А не хочешь спросить родителей? Директора? Министерство? Или даже, о Мерлин упаси, самому подумать? — Гарри решительно растолкал плечами сгрудившихся у лестницы гриффиндорцев и ринулся в спальню. — Как же вы меня достали!       Рон последовал за другом, ежась под внимательными взглядами и, пожалуй, наконец, полностью осознавая, из-за чего Поттер вообще взбрыкнул — теперь, когда он мог смотреть со стороны, претензии к Герою выглядели несколько… преувеличенными. Гермиона на обернувшиеся к ней вопросительные взгляды только пожала плечами с нейтральным видом и тоже поспешила скрыться.       Через пару недель ученики, наконец, оставили Поттера более-менее в покое. Он после своего маленького демарша в факультетской гостиной вообще перестал отвечать на подобные вопросы, а просто фыркал и уходил. Рон и Гермиона, быстро убедившись, что, как и сказал Гарри, бессмысленно подпрыгивать и раз за разом повторять одно и то же, точно так же стали придерживаться тактики игнорирования и молчания.       Что удивительно, во всеобщем хороводе вокруг Поттера слизеринцы участия не принимали. Видимо, у Драко на факультете действительно оказался неслабый авторитет, а не только задранный нос и зашкаливающее самомнение, как ранее считал Гарри. Во всяком случае, у Малфоя хватило этого самого авторитета на то, чтобы приказать оставить гриффиндорца в покое… по крайней мере, пока он сам не выяснит все интересующие его вопросы. Но задавать их он не торопился и только пристально наблюдал издали. И это давало Гарри надежду, что Хорек так затянул с этим разговором потому, что говорить должен будет не он, а его отец. Оставалось только дождаться.       А между тем отношения с представителем Министерства тоже складывались весьма своеобразно. Амбридж своими заявлениями и указами реально выводила из себя. Но Гарри к тому времени уже овладел способностью дистанцироваться от провокационных ситуаций, как и от желания навязывать кому-то свое мнение. Нравится профессору ЗоТИ делать все, чтобы ученики не овладевали боевыми заклятиями? Пожалуйста! Нравится этим ученикам сидеть на стульях ровно и внимать всему тому бреду, что выливался из ее рта? Кто такой Поттер, чтобы им это запрещать? А ведь никто протестовать даже и не подумал. На занятиях, выслушивая очередную сентенцию от Амбридж, все помалкивали и только косились на Гарри, словно ожидая, что он вот-вот вскочит со стула и начнет «наводить справедливость». И позже в гостиной все откровенно возмущались манерой преподавания нового профессора и опять-таки поглядывали на Поттера. Предпринимать что-нибудь против Амбридж никто не спешил, что тоже было не сильно удивительно — бодаться с Министерством без существенной потери авторитета и репутации во всей Магической Британии, пожалуй, мог только самолично Альбус Дамблдор, ну и Гарри Поттер, который, во-первых, к такому давно привычный, а во-вторых, о его репутации уже поздно начинать беспокоиться.       Лично к Гарри Амбридж несильно придралась всего несколько раз на первом же занятии, убедилась, что он не вспыхивает, как спичка и не пытается доказывать все те свои россказни, которые Министр Фадж повелел считать глупостями, подлежащими искоренению, и почти оставила в покое. Это «почти» заключалось в том, что профессор, даже не пытаясь хоть как-то завуалировать свои намерения, издала декрет, что некий Гарри Поттер, бывший чемпион Трехмудрого Турнира, пострадавший в результате неправильного зачарования победного кубка-портключа, не должен общаться с гарантом обеспечения безопасности в Школе на время проведения Турнира директором Дамблдором без присутствия представителя Министерства до полного завершения расследования данного случая. Гарри даже понятия не имел, что кто-то расследует его перемещение на кладбище Литтл-Хенглтона… и подозревал, что никто не расследует, а Амбридж просто нашла повод к чему прицепиться, чтобы не дать Дамблдору вложить свои «крамольные идеи» обратно в голову гриффиндорца. Но, как бы то ни было, старалась она зря, директор, хоть и не забывал при каждой встрече провожать Гарри укоризненно-проницательным взглядом, желания еще раз побеседовать наедине не выказывал, явно давая ему небольшую передышку для остывания и размышления над своим поведением… давая выбор, принять ли ему план директора — подставиться под Аваду Лорда, или попытаться все же посопротивляться воле Альбуса, попытаться бежать или выйти на людей, которые смогут избавить его от осколка чужой души. Правда, скорее всего, эти попытки могут окончиться одинаковым результатом — правда о крестраже выйдет наружу и его прикончат либо «свои», либо «чужие», либо «нейтралы» во имя всеобщего блага.       Чудесную новость о том, что в Школе намечается какая-то инспекционная проверка Совета Попечителей, Поттеру принес Хагрид, которому об этом поведали как, по заверениям Амбридж, «пока еще» преподавателю. Разумеется, полувеликан немедленно проговорился и растрепал всем.       Гарри воспринял новость в равной степени с ужасом и радостью. Совет Попечителей в Хогвартсе — это Люциус Малфой в Хогвартсе, Люциус Малфой в Хогвартсе — это начало реализации опасного и коварного плана Поттера. Сможет ли парень суметь сыграть свою роль достаточно убедительно? Как говорится, не попробуешь — не узнаешь!       Гарри долго раздумывал о том, как бы ему посподручнее срежиссировать сцену встречи и разговора, чтобы, с одной стороны, никто не влез в самое неподходящее время и не помешал, а с другой — в случае, если разговор примет какой-нибудь не слишком приятный оборот — чтобы взбешенный Пожиратель Смерти его не наградил каким-нибудь гадостным проклятьем.       Вот кого можно было бы пригласить для подстраховки? Рона и Гермиону? Да ну, это даже не смешно — недоучки-пятикурсники против Пожирателя со стажем. Некоторое время Поттер даже всерьез рассматривал кандидатуру другого Пожирателя — Снейпа, тот вроде в своей своеобразной манере поддерживал намерения Гарри уехать, но парень еще не настолько отчаялся, чтобы просить о помощи своего нелюбимого преподавателя, тем более, что ну никак не хотелось продираться через нескончаемый поток сарказма, который изливался на Поттера при каждом удобном и неудобном случае. Над этим надо будет еще подумать.       С местом предполагаемой конфиденциальной встречи Поттеру тоже только предстояло определиться. Пока что выбор был не слишком большой — Тайная комната. Правда, воображение буксовало, отказываясь даже визуализировать, как он заставляет лорда сигать в грязную вонючую трубу за умывальником в туалете для девочек.       Если бы Гарри не ожидал, то пристального внимания главы Совета Попечителей он бы даже не заметил — вот что значит высший пилотаж в интригах. Тут, хочешь не хочешь, а засомневаешься, имеет ли смысл пытаться тягаться с таким? Если бы не тот случай с Добби на втором курсе, когда он Малфоя внаглую переиграл, парень, может, и побоялся бы, а так — где душа гриффиндорская не пропадала?       Бумажный журавлик, который в некотором роде являлся визитной карточкой Драко Малфоя, спланировал на стол Поттера в конце урока истории магии. Гарри поднял аккуратную птичку, оглянулся на сидящего позади Драко, скривился и демонстративно смял и выбросил послание, не став читать его — пусть Малфои не думают, что это будет так просто. К тому же, любоваться потемневшими от бешенства глазами слизеринца — до одури приятно.       После окончания занятия, когда Гарри неспешно собирал вещи в сумку, а уже собравшиеся Рон и Гермиона ожидали его у двери, Малфой все же соизволил подойти лично:       — Поттер, — в голосе Драко явственно звучала тщательно сдерживаемая злость, — прочитай мордредову записку! — он с силой впихнул в сумку гриффиндорца еще одного журавлика, причем глядел так, что становилось понятно, с каким удовольствием он впихнул бы эту записку ему в глотку. — Там для тебя важное послание, — Малфой постоял несколько секунд, проверяя, не собирается ли Гарри с воплями негодования выкидывать из сумки записку, удовлетворенно кивнул и с чувством выполненного долга вышел из кабинета.       Поттер усмехнулся, независимо проигнорировал вопросительные взгляды друзей и отправился на следующее занятие.       Вообще-то, в последнее время Золотое Трио стало уже не таким уж и трио. В отличие от Рона, Гермиона его выбор до конца так и не приняла. И даже не то, чтобы не приняла… скорее, не поверила в него. Раньше все было так понятно, вот — директор Дамблдор — великий светлый волшебник, которого нужно слушаться, вот — Рон, глуповатый, но хороший чистокровный волшебник, вот — сама Гермиона — магглорожденная, но очень умная и ответственная, без помощи и чуткого руководства которой не обойтись, а вот — Гарри Поттер — Герой, который, не щадя жизни своей, бросается на борьбу со злом и раз за разом его побеждает… а тут такая новость! Нет, она не произносила пред ним пламенные речи и даже не бросала укоризненные взгляды, она просто завела некоторую дистанцию в отношениях и свои собственные секреты. Теперь она ожидала, когда Гарри заинтересуется, чем это таким интересным она без него занимается и первым сломает свое новоявленное правило невмешательства и отстраненности.       На все это Поттер мог бы заявить подруге только одно: «Ха!». Ее манипуляция по сравнению с дамблдоровскими обычными игрищами — легкая разминка. Может, ему и были бы любопытны секреты, затеянные Гермионой, но гриффиндорцы никогда не умели хранить тайны и ему уже давным-давно рассказали и про «Армию Дамблдора» и про «секретные» тренировки, про которые знала, наверное, добрая половина Хогвартса, включая большинство преподавателей. Хорошо еще, что Амбридж, видя, что ее главный «объект» для пристального наблюдения во всей этой суете участия не принимает, относилась к остальным довольно попустительски.       Рон старался общаться одинаково с ними обоими, но явно испытал облегчение, когда Гарри дал ему понять, что не обидится, если Уизли поучаствует в «тайных планах» девушки. В конце концов, оставалось только надеяться, что Гермиона в своем стремлении доказать неизвестно что, неизвестно кому, все же не зайдет слишком далеко.       Правда, кое-что полезное Гарри из всей этой ситуации все же вынес — он узнал о существовании Комнаты-по-желанию и даже побывал там, убедившись, что да, она действительно может предоставить любой интерьер.       Малфоевскую записку Гарри прочитал, стратегически скрывшись в кабинке мужского туалета почти в обед. На разглаженном листе каллиграфическим почерком было выведено: «Мистер Поттер, Настоятельно прошу встретиться со мной сегодня вечером после отбоя в Комнате-по-желанию. Уверяю, это в ваших же интересах. Со своей стороны на время разговора гарантирую вашу безопасность. Р.S. В случае, если вы не знаете место расположения указанной комнаты, то Драко с удовольствием вас туда проводит. Люциус Малфой».       Прочитав, Гарри задумался, если он первую переданную записку смял и выкинул, то означало ли это, что старший Малфой написал две записки? Или Драко просто размножил ее чарами копирования и мог совать ее гриффиндорцу в каких угодно количествах? Или… его настолько просто просчитать, что первый раз ему сунули пустышку, а само послание только во второй? Хотелось бы думать, что действителен не последний вариант. Как бы то ни было, отступать — поздно! Да и хорошо, что у Поттера хватило выдержки дождаться, пока Малфои сделают первый шаг. И очень мило, что они сами предложили гарантии безопасности.