Три раза, когда Тибальт ничего не понимает, и четвёртый, когда всё-таки понимает.

— Как намекнуть Тибальту о том, что я хочу поцеловать его? — Монтекки сделал резкий глубокий вдох и вздрогнул, громко кашляя, потому что он честно не ожидал, что Меркуцио-что-б-его-Скалигер решит настигнуть его именно в столовой.       Ну вот почему этим двоим не живётся спокойненько? Нет, чтобы давно поубивать друг друга ещё в начальной школе, потому что даже тогда уже дыхание друг дружки на дух не переносили. Ладно, не убили, пляшем. Но когда Меркуцио Скалигер налетел на него, кажется, месяц назад, в этой самой столовой, на этом самом месте, и пропищал о том, что Тибальт Капулетти, на минуточку, тот самый Тибальт Капулетти признался ему, Бенволио лишь развел руками. Ну что тут скажешь? Меркуцио же не Монтекки? Ну и слава богу, а то вечно Монтекки не дышится ровно рядом с Капулетти, уж сил более нет. — Я убью тебя, — осипшим от кашля голосом прохрипел Бенволио и сжал руками столешницу. — Извини, — Скалигер неловко опускается на скамейку рядом с Монтекки и смотрит в его тарелку. Сам он не ел уже три дня. Противный на вкус кофе из дешёвых кофейных автоматов и пачка Мальборо за раз — всё, чем он питается последнее время.       Бенволио бросает в пот, когда Меркуцио даже не смотрит вслед прошедшей Розали, и Монтекки думает, что это уже ни в какие ворота. Меркуцио точно переживает, и об этом говорят тени, залегшие под его глазами, об этом говорят его немного сальные спутанные волосы, побледнешее лицо и задумчивый, как никогда раньше, взгляд, немного мутный и такой холодный. — Всё так плохо? — в украдку говорит Бенволио, не потому что ему интересно, нет, он знает. Он спрашивает только для того, чтобы развеять такую неловкую и давящую тишину, которой раньше никогда не было рядом с Меркуцио Скалигером.       В двери появляется гроза всего живого, сам Тибальт Капулетти, и эти двое даже не смотрят на друг друга. Эту маленькую промашку, неловкость между ними, замечают все, даже самые невнимательные.       И не трудно догадаться, что же тут всё-таки происходит. Тибальт не говорит с Меркуцио с того самого момента, с грёбаного признания, и так это душит юного наследника, не даёт нормально вздохнуть, что просто сил и жалости не хватает у Монтекки смотреть на страдания друга.       А Ромео, похоже, так увлёкся, что и вовсе ничего не замечает. Не видит самого очевидного, хотя его помощь сейчас была бы очень кстати. Бенволио всегда знал, что у них не трио, а скорее дуэт. Ромео всегда был лучшим другом для Меркуцио, нежели он, Бенволио, и младший Монтекки всегда это знал. И другие тоже это знали, просто никто из них троих не хотел разрушать ту картинку, что они строили так долго, годами. — Тебе бы поспать, — советует он, а Меркуцио раздраженно шипит, но даже сейчас не смотрит на Капулетти, потому что оба они такие гордые.       Первый раз.       Так проходит ещё одна добрая неделя, и Меркуцио ликует, когда Тибальт кидает на него свой очередной странный взгляд. Скалигер только начал более менее приходить в себя, нести чушь, как бывало раньше, и понемногу сходить с ума по Капулетти. — Круглые черви имеют три губы, — тихо сказал Бенволио и улыбнулся, потому что он настолько хорошо знает Меркуцио. — Фу, Монтекки, — кривит губы Скалигер, но тут же широко распахивает глаза и вздёргивает руки вверх, потому что настолько хорошо понимает Бенволио. — Постой, а как же они тогда целуются?       Парни громко смеются, потому что они оба читали эту книгу уже тысячу раз. Проходящий мимо Тибальт косится на них, в частности на Скалигера, и Меркуцио понемногу затихает. Тибальт что-то бормочет и отворачивается, и Меркуцио начинает кричать ещё громче, чуть ли не надрываясь, на весь коридор, потому что он впервые за такой долгий срок привлёк внимание Тибальта.       Второй раз.       Второй раз они сталкиваются в кабинете истории, и Монтекки, кажется, понимает, что же задумал Меркуцио. Они врезаются прямо в дверном проёме, и Меркуцио как никогда скалит зубы, ухмыляется, и всем своим видом пытается показать Капулетти, насколько ему всё равно, хотя и сам прекрасно понимает, что ничерта это не так. — С поцелуями лезешь, Капулетти? — смеётся Меркуцио и задевает Тибальта плечом, проходя мимо, а Капулетти раздражённо шипит, потому что это и правда чертовски неловко, потому что ему уже просто невыносимо. Но кошачий царь лишь плотнее стискивает зубы и уходит прочь, очередной раз прогуливая историю, потому что Меркуцио Скалигер лишь смеётся над ним.       Третий раз.       Меркуцио кипит, когда видит, как Розали принимает аккуратную красную розу от…угадайте кого. Наследник Эскала Скалигера плотнее стискивает зубы и сжимает кулаки, потому что Тибальт улыбается и смотрит прямо на неё, и Меркуцио проглатывает образовавшийся ком, и что-то жжётся прямо там, потому что Капулетти, грёбаный Тибальт Капулетти, совсем не смотрит на него. — А ты переключился на третьесортных шлюх, кошачий царь? — с ядом в голосе и совсем неправдоподобной ухмылкой говорит Меркуцио, подходя ближе. — Закрой рот, Скалигер, — оскорблённая Розали смотрит на бывшего любовника, но сделать ничего не может, или просто не хочет. Развернувшись на каблучках, она просто уходит, гордо задрав аккуратный носик. — Розы, — Меркуцио, явно довольный проделанной работой, задевает Тибальта плечом и уходит прочь. — Это так банально, мон ами. — Ревность тебя не красит, — добавляет Тибальт, а Меркуцио, который точно всё слышал, почти падает на лестнице.       Четвёртый раз, пляшем.       Бенволио буквально чувствует этот адский жар, что исходит с задних парт, эту чёрную ауру от Тибальта Капулетти, но Монтекки же прекрасно знает, что Меркуцио сидит, закинув ногу на парту, и вальяжно болтает с очередной подружкой Розали не потому, что ему не хватает женского внимания, этого у него как раз-таки в избытке. И Скалигер ликует, хоть и не видит лица Капулетти, но он уверен, что привлёк его внимание. А девушка лишь тяжело вздыхает и подпирает голову худой рукой, смотря в безразличные глаза Скалигера, направленные совсем не в её сторону.       Уже вся школа давно знает. — Мог бы выбрать и получше, — пытаясь сохранять безразличие, говорит Тибальт, когда наконец ловит Меркуцио в холодном мужском туалете на втором этаже. — Ревность тебя не красит, — передразнивает он когда-то сказанную Капулетти фразу, и тут-то Тибальт всё понимает.       Скалигера выдают бегающие глаза и трясущиеся руки, которые он с таким старанием пытается спрятать.       Он не смеялся над его чувствами. Он пытался добиться внимания.       «Ты идиот, Тибальт» — думает Капулетти, когда хватает Меркуцио за подбородок и накрывает его губы своими.