Семейные узы ада

Восточный ветер дул прямо в лицо, заставляя золотые волосы заметаться в воздухе. Девушка склонилась перед могильным камнем, прикасаясь к нему дрожащими руками… — Ятен, — прошептала Минако, смотря на мальчика, что весело бегал между холодных камней, ловя цветную бабочку двумя руками.— Нашему мальчику уже четыре года. Он с каждым днем становится все больше и больше похож на тебя. Девушка улыбнулась сквозь слезы, слегка обнимая себя за уже оформившийся живот. Это было так непривычно- осознавать, что там были близнецы. Лука подбежал к матери и бросился ей на шею, крепко обнимая. Минако со всей силы прижала сына к груди, чувствуя как сердце сжимают любовь и боль. — Ты знаешь, кто это? — Минако улыбнулась сыну сквозь слезы, поправляя его светлую челку. Мальчик кивнул, смотря на канджи, которые уже исчезали от времени, дождя и ветра. — Это мой другой папа, — мальчик горделиво посмотрел на мать, и девушка улыбнулась, целуя сына в лоб. Даже то, как он щурил глаза, то, как вздергивал нос, когда задумывался. Все это так сильно напоминало о Ятене. — Это твой другой папа, — улыбнулась Минако, проводя по гладкой поверхности камня.— Он смотрит на тебя с небес, Лука. И очень тобой гордится. Он очень тебя любит. — А он любил тебя? — неожиданно спросил мальчик, с интересом глядя на мать, заставляя ее опешить от удивления. Он никогда раньше не задавал таких вопросов. Ее сын рос не по дням, а по часам. — Он меня очень любил, — призналась Минако, с грустью глядя на знакомые иероглифы.— И он очень хотел, чтобы у нас появился ты. Он… Он не успел тебя увидеть, но его душа счастлива, что ты у меня есть. У тебя его… — Его глаза, — закатил глаза мальчик, заставляя сердце Минако подпрыгнуть.— Ты столько раз мне это повторяешь, ма. — Но это правда, мой лучик, — улыбнулась Минако, с нежностью дотрагиваясь до нежной щеки сына. — Лучше бы у меня были глаза серые, как и Минории и Ионы, — пожал плечами мальчик.— Я хочу, чтобы они были у меня как у папы. Минако грустно улыбнулась и покачала головой. Солнце начинало заходить за горизонт, отбрасывая блики на лица матери и сына. Он был еще совсем маленький, он еще ничего не понимал. — Папа тебя очень любит, мам, — неожиданно серьезно произнес мальчик, и Минако вновь поразилась такому сильному взрослому высказыванию ее четырехлетнего сына.— Он нам каждый день это говорит. — Ваш папа такой откровенный, — улыбнулась Минако, вновь обнимая сына и прижимая его к груди.— Но я его тоже очень-очень люблю. — А другого папу, — мальчик показал на камень.— Ты тоже любила? — И его тоже, — с трудом произнесла Минако, вздрагивая под проницательным взглядом зеленых глаз. — Ты любила обоих пап? Почему? — мальчик смотрел на нее с любопытством. Он еще не знал правил моногамии и брака— он только начинал свою жизнь. Но даже он знал, что в садике нужно выбрать одну девочку, которая будет нравится. — Это сложно объяснить, — Минако осторожно убрала длинные волосы со лица мальчика. — Просто и папа Ятен, и папа Кунсайт— настолько удивительные и прекрасные люди, что в них нельзя было не влюбиться. Но такое бывает раз на миллион, мой хороший. Но мы поговорим об этом побольше, когда ты вырастешь. Неожиданно вдали показалась фигура, и мальчик радостно побежал к высокому мужчине, оставляя Минако, которая с улыбкой смотрела на появившегося человека. *** Улыбаясь своим мыслям, Кунсайт положил телефон в карман, не замечая, как на него летит черная машина. Парень опешил, когда машина громко затормозила всего в нескольких сантиметров от его ног. Этот таксист явно спешил. Выходя из машины и оставляя незаслуженные чаевые деду-шоферу, Кунсайт вышел и посмотрел на колючую проволоку и угрюмые башни тюрьмы. Он никогда не думал, что приедет сюда. Серая мрачная комната с железным столом и стульями навевала тоску и депрессию. Кунсайт холодно посмотрел на Мамору, которого ввели в наручниках. Четыре года почти не изменили парня, и это почему-то задело Кунсайта. Он лишь потерял немного в весе, но в целом он был всё такой же— та же бледная кожа, те же смоляные черные волосы и те же нахальные глаза. Окинув Кунсайта тяжелым взглядом, Мамору нагло сел перед ним на стул, гремя кандалами и наручниками. — Ты неплохо выглядишь, — нарушил молчание Кунсайт.— Ты совсем не похож на душевнобольного. — А я не душевнобольной, — ухмыльнулся Мамору, становясь похожим на злого затаившегося зверя.— Но Металлия отлично постарался. — Никогда бы не подумал, что он будет защищать убийцу своих друзей. — Сына – убийцу друзей, — уточнил Мамору, дергая подбородком. — Плюс, я ему неплохо заплатил. А для адвокатов – это всегда первый аргумент. Кунсайт сузил глаза, ничего не говоря. Он хотел курить, но охрана отобрала у него все сигареты на входе. — Как она? — синие зрачки Мамору чуть расширились, и Кунсайт ощутил всей кожей, как сильно ненавидит этого человека. — Не твое собачье дело, — холодно процедил Кунсайт. — Она никогда сюда не придет. А ты никогда отсюда не выйдешь. Это я тебе обещаю. — Я слышал, что она родила. Родила ребенка от Ятена, а затем двух детей от тебя, — в глазах Мамору промелькнула боль, и Кунсайт ощутил странную сатисфакцию от мучений этого ублюдка. — Да. Но я не буду больше говорить о ней. Я пришел лишь сказать, что ты отсюда не выйдешь. Можешь даже не пытаться. Мамору окинул Кунсайта тяжелым разделывающим взглядом и удобно откинулся на спинку стула. Он смотрелся как король, не смотря на свои кандалы и робу. — Я не сомневался, что ты подключишь все свои связи, лишь бы не давать мне свободу, — усмехнулся Мамору, смотря прямо в глаза Кунсайту. — У меня был призрачный шанс на освобождение, но я примерно представляю, сколько ты отвалил всем прокурорам и лоббистам. Но даже им не хватит сил оставить меня тут до конца. — Ты сгниешь тут, — с ненавистью процедил блондин, кривя красиво-очерченные губы. — Нет, — усмехнулся Мамору.— Я отсижу тут лишь десять лет.— Я выйду, когда мне будет сорок четыре. И тогда я расскажу всю правду. Между мужчинами повисла тяжелая тягостная тишина. Бронебойная тишина. Кунсайт обвел Мамору хмурым взглядом— стальные глаза блеснули. — Я много читаю тут, — неожиданно сменил тему Мамору, смотря куда-то мимо Кунсайта.— Я с большим интересом читаю твои книги. Про садовода Карла, который спас людей от самоубийства. Или про бродягу Оскара, который в прошлой жизни был электриком, а в этой пытается остановить Гринпис. Или про биоинженера Марту, которая не верит в любовь и встречается с мужчинами только на одну ночь. У тебя хорошие книги Кунсайт. Наполненные чувствами, верой и — самое главное – знанием. Ты умеешь выращивать розы. Ты ведь этому учился? Кунсайт холодно смотрел на Мамору, не понимая к чему он ведет. — Твой друг прокурор настолько верил в мою вину, будучи эмоционально заряженным от моего признания убийства родителей. Его даже не смутило, что вызвать замыкание и пожар должен человек, хоть немного умеющий работать с электричеством. Его не смутило, что у меня не было этого опыта. А вот у Оскара был. Платиноволосый блондин молчал, мрачнея лицом. — Или что на одежде, что нашли на мусорной свалке нашли лишь частицы моих волос, но не частицы моей кожи. Они видимо подумали, что я не человек, и все, что с меня падает, это лишь волосы. Которые так легко продублировать в лаборатории. Марта не даст соврать. Модельные скулы Кунсайта стали острее, и Мамору с ненавистью смотрел на ледяного блондина. — Признаюсь, до меня не сразу дошло, что произошло. Ведь даже я… Даже я, человек, который убил своих родителей, после того как узнал, что они убили моего ребенка… Даже я не мог поверить в это. Серые глаза задрожали, но красивое демоническое лицо так и оставалось непроницаемым. — Ты убийца, Кунсайт, — выдохнул Мамору, замечая правду в глазах блондина.— Ты братоубийца, Кунсайт. Ты убил Ятена… Ты убил его ради неё. Кунсайт прикрыл глаза, возвращаясь в воспоминания. В тот страшный день четыре года назад. *** ….Ятен сидел за партой и записывал ноты, улыбаясь своим мыслям. Жизнь была лучше некуда. Кунсайт наконец пришел в себя — он обещал отдать кольцо матери. Услышав стук, парень вздрогнул и посмотрел на часы — они показывали полтретьего «Точно не Нефрит», —подумал Ятен, поднимаясь с места. Нефрит написал сообщение, что опаздывает и занесет гитару после трех. Открыв дверь, Ятен удивленно посмотрел на брата. Он выглядел необычно — на нем был какой-то специализированный мешковатый костюм. На голове была бейсбольная шапка, под которой виднелись черные пряди парика. Глаза брата были иссиня-синие. Линзы, понял Ятен. Благодаря светло-серым глазам, Кунсайт всегда мог перекрасить глаза в любой цвет. — У нас что поздний Хэллоуин, — улыбнулся Ятен, пропуская брата. Кунсайт мрачно посмотрел на брата, скрещивая руки на груди. — Хотя не важно. Ты, наверное, помогаешь Джеду с чем-то. Кольцо у тебя? — Ятен, — хрипло произнес Кунсайт, пристально глядя на брата тяжелым металлическим взглядом.— Я не могу дать тебе кольцо. — Но ты ж написал, — нахмурился парень, также скрещивая руки на груди. — Прости, я соврал, — обрывочно произнес Кунсайт, не спуская глаз с брата. Словно фотографируя каждую его черту.— Я не могу дать тебе кольцо. Я не могу позволить тебе жениться на ней. Я люблю ее, Ятен. Я её так сильно люблю. Ятен зажмурился как от боли, и открыл глаза, смотря на брата. На дне зеленых глаз запенились ненависть и ярость. — Не смей признаваться в любви моей женщине, — грозно начал парень, сверкая глазами.— Минако- давно уже не с тобой. Она – моя. Она – моя будущая жена. Тебе пора смириться с этим. — Ятен, — тихо произнес Кунсайт, опуская руки в карманы.— Я прошу тебя. Ради меня. Ради нашей семьи. Ради всего святого: откажись от неё. Я никогда не смогу быть твоим братом, пока ты с ней. — Думаешь я этого не понимаю? — горько усмехнулся Ятен, убирая косую челку с глаз.— Это было ясно с самого начала. — И тебя устраивает такое положение? — усмехнулся в ответ Кунсайт, чувствуя как внутри всё ходит ходуном. — Мне больно терять тебя, — честно признался Ятен.— Я всегда любил и буду любить тебя, Кун. Ты всегда будешь моим старшим братом. Но без тебя я проживу, а без нее нет. Ты –моё прошлое. Она – мое будущее. — Я понимаю, — с трудом выдохнул Кунсайт, медленно подходя к Ятену.— Давай обнимемся на прощание. Ятен расслабленно и чуть виновато посмотрел на брата, направляясь к нему, как вдруг шею уколола игла. Парень вздрогнул и в глазах мелькнули подозрение и непонимание. — Кун? — в голове появился туман, и ему стало одновременно хорошо и в то же время стало клонить в сон. Парень стал оседать на пол, стараясь удержать сознание. — Ятен, — Кунсайт снял бейсболку с париком. Светлые волосы рассыпались по плечам.— Прости меня, но ты сам подписал себе приговор. Я просил тебя оставить её. Но ты не послушался. — Кун, что происходит? — голос Ятена слабел, как он стоял на коленях и кашлял. Горло блондина стало сдавливать как верёвкой. — Это яд, — в голосе Кунсайта разливались боль и жалость.— Я долго искал тот самый идеальный яд для одного из моего героев. Такой, где смерть будет похожа на приятный сон. Мне пришлось даже поехать в Индию, чтобы найти такой. Там же я просто для интереса и собрал эту траву, которая сейчас и сдавливает твое дыхание. Ты умираешь, брат. Ятен стоял на четвереньках, чувствуя как туман в голове становится все сильнее и сильнее. Из груди вырывались хрипы. Светлые пряди скрывали побелевшее лицо. — Я клянусь, я бы не стал тебя трогать, если бы ты просто оставил её, — тихо прошептал Кунсайт, наблюдая за умирающим братом.— Но ты не послушал меня. Ты никогда не слушал меня… — Ты не м…можешь… — Я могу, — покачал головой Кунсайт.— После всего того ада, через который ты меня провел, я все могу. Когда я был в этом аду, когда один удар судьбы обрушивался за другим, я спрашивал себя «Неужели я совершил какой-то грех, что меня так наказывает судьба». А потом я понял, «А что если это карма за мой будущий грех. Что все удары судьбы именно за это убийство». И мне сразу стало легче и я перестал себя есть. — Ты ж… Брат… — Я твой брат, — кивнул головой Кунсайт, и в глазах мелькнул лед. Похожий на замерзшие слезы.— Я твой брат. Я вырастил тебя. Я пожертвовал всем ради тебя. Но даже я человек, Ятен. Я не твой отец, я твой брат, который оказался в ситуации отца. Я не могу отдавать тебе все, забывая о себе. Я тоже хочу быть счастлив. Кунсайт сел на колени рядом с хрипящим Ятеном. Силы покидали его. — Понимаешь, ты не оставил мне выбора. Ты мог бы остаться моим братом и бросить ее. Но ты забирал и ее и рубил наши семейные узы. Ты оставлял меня ни с чем. А я ведь тоже, как и ты, как и она – сирота. Мне тоже страшно оставаться одному. Я тоже боюсь черного дома. Красивое демоническое лицо Кунсайта задрожало, и в серых глазах могли бы показаться слезы, если бы Кунсайт умел плакать. Он видел, что Ятен издает последние вздохи. Кунсайт понимал, что видит брата в последний раз. — Минако…., — прохрипел Ятен из последних сил. Зеленые глаза стали покрываться дымкой, и он упал на пол, больно ударяясь плечом о паркет. Приоткрыв глаза из последних сил, Ятен посмотрел на Кунсайта. Из раскосых глаз младшего брата текли слезы, смешиваясь с кровью, что текла из носа и рта.— Фото… Лицо….Прошу…. Тяжело сглотнув, Кунсайт вытащил свой телефон и нашел фотографию Минако. На ней девушка улыбалась в камеру и показывала знак V. Он поставил телефон так, чтобы лежащий на полу Ятен мог увидеть ее. Зеленые глаза парня, лежащего на полу, задрожали и осветились радостью. Ее лицо было последним, что он видел перед смертью. — Мина, — с любовью прошептал Ятен и закрыл глаза навсегда... Чувствуя как сердце леденеет в груди, Кунсайт встал с колен, нацепляя парик и кепку. Он отказывался даже смотреть на брата в последний раз... Ятен был мёртв. Давно мёртв. Поколдовав над щитком, Кунсайт уже двинулся было к выходу, как его осенило— он не видел гитару. И тут, как по волшебству, в коридоре возникла фигура Нефрита. Шатен удивленно посмотрел на переодетого Кунсайта перед ним, как тот одним резким и сильным движением оглушил, ударяя профессиональным ударом по лицу. Нефрит тяжело повалился на пол, и Кунсайт равнодушно перешел через него…. Вскоре в коридорах пылал пожар… *** Мамору покачал головой, слушая короткое признание Кунсайта. Он в первый раз говорил правду. И ему становилось легче. — Когда ты пришел к этой тяжелой мысли? — спросил Мамору.— Я убил своих родителей, только когда увидел документ, что они убили моего сына. Да, ребенку было почти пять месяцев, и можно было увидеть, что это был мальчик. — Я не знаю, — покачал головой Кунсайт, чуть прикрывая глаза.— Наверное, что-то окончательно оборвалось в моей душе в его день рождения. Когда он сжег шарф. — Ты убил брата из-за шарфа? — удивился Мамору. — Нет, — хмыкнул Кунсайт.— Но до инцидента с шарфом, я никогда не подходил к их комнате. Я берег свои нервы: я не хотел слышать, что там происходит… Но в ту проклятую ночь я не выдержал. Все внутри меня горело, и я хотел высказать всё и ему, и ей. Но когда я подошел к двери, то услышал… Услышал ее крики и стоны. Я до сих помню, как меня окатило холодной волной. Мне стало так больно, что перед глазами задвоилось. Я никогда не думал, что могу так сильно ненавидеть кого-либо кроме тебя. Но в тот момент я понял, что ненавижу Ятена даже сильнее чем тебя. Он имел её, он трахал ту, которую я так любил. Ту, которая была смыслом моим жизни. Ту, которую должен был трахать только я. Мамору понимающе усмехнулся и прикрыл глаза. Он также сильно ненавидел Кунсайта, как и понимал его. — Что-то внутри меня оборвалось. Это что-то наверное было этой священной нитью, что связывала меня с Ятеном. Я больше не видел его как брата, я видел его, как соперника. А затем он подошел и сказал, что хочет жениться на ней. И это стало последней каплей. Я не мог позволить ему это сделать, просто не мог. Кунсайт покачал головой, чувствуя как сходит с ума без сигарет. — И дело не только в моих чувствах к Минако. Точнее не конкретно в самих чувствах как в таковых. Проблема была в том, что я слишком хорошо знал Ятена. Я знал его лучше, чем кто-либо. И я знал, что он слабее тебя. Я знал, что он не сможет защитить ее от тебя. И это и было самым решающим фактором: я понял, что отдавая Минако Ятену, я подвергаю ее опасности. Опасности тебя. Кунсайт тяжело посмотрел на Мамору непрерывным удушающим взглядом. — Я ненавидел тебя с самой игры. С самого момента, когда узнал, что ты использовал меня. Но по-настоящему я возненавидел тебя на Хэллоуин, когда ты украл ее и изнасиловал. — Я не насиловал ее, — возразил Мамору.— Она сказала, что ей больно, а я никогда не делаю ей больно. Только из-за этого я и не трогал Ятена— я знал, как больно ей будет. Ледяной взгляд Кунсайт разрезал Мамору на куски. — Я не знаю, что произошло в той хижине, — через силу произнес Кунсайт.— Но я видел ее синяки и следы на шее. Для меня это было сексуальное насилие, и это означало твой смертный приговор. Никто не смеет трогать ее без ее согласия. Но она….Она была больна. Больна этими формальными странными семейными узами с тобой. Она, черт побери, жалела тебя! Голос Кунсайта сорвался, и он с холодной яростью посмотрел на брюнета. — Я понял, что ее надо спасать. Надо спасать от самой себя. Спасать от моего слабого брата, который не защитит ее. — Как жаль, что не было никого, кто спас бы ее от тебя, — горько улыбнулся Мамору.— Как жаль… — Она была решающим фактором... Ты говоришь, что никогда не причинишь ей боли, — Кунсайт посмотрел на Мамору, и брюнет вздрогнул от взгляда ледяных жестоких глаз. — Я никогда не посмел бы бороться за неё такими методами, зная, что она будет несчастна. Я знал, что одной моей любви не достаточно. Одна моя любовь, увы, не означала её счастье... Но она... Она сказала, что любит и меня. И этими словами она подписала приговор моему брату. Между двумя мужчинами повисла тяжёлая бесконечная тишина. — Я буквально за одну ночь придумал этот план. Он был всегда в закутке моего темного сознания, но когда он пришел с этой просьбой о кольце, тогда все части пазла и сошлись. Блондин тяжело посмотрел перед собой, натыкаясь на напряжённый взгляд Мамору. Он знал, что Кунсайт расскажет дальше. — Я решил, что убью Ятена и подставлю тебя. Я разыграл роль несчастного благородного брата перед Зойсайтом за день до этого — он был моим первым свидетелем, который защищал бы мое реноме убитого от боли брата. Мамору хмыкнул от циничности Кунсайта. Даже для него это звучало очень жёстко. — Я заметил гобелены и деревянные панели в мужском отсеке, когда был у Ятена. Я подумал, как же быстро все это может возгореться. Я также был абсолютно уверен, что там должны стоять камеры либо Кино, либо Хино. Их вражда ярким цветом расползалась по всей Академии. Было бы странно думать, что после «отравления» они не понаставят новых камер, опасаясь друг друга. Кунсайт усмехнулся, глядя на мрачного бледного Мамору. — Я также заметил, что ты употребляешь. Это было не сложно, видя твою заторможенную реакцию и частые отгулы. Мне это очень играло на руку. Я знал, что в день Х ты будешь дома один. Я испортил камеры, зная расписание Харуки — это было плевым делом. Я шел по коридорам, стараясь не показывать всего лица, но стараясь, чтобы чёрная «нечаянно выбившаяся прядь» попала на невидимые камеры Хино или Кино. Это был очень рискованный план, но он сработал. К сожалению, мой план не учел поворота со временем и гитарой, и это стоило жизни Нефриту. И это мой самый большой грех. Кунсайт тяжело сглотнул и посмотрел в насмешливые глаза брюнета. — Я играл роль страдающего брата, злясь, что моя роль не позволяет мне позаботиться о Минако. Эту роль взял на себя ты, и это выводило меня из себя. Но я знал, что надо лишь подождать. Под видом скорбящего брата я смог проводить много времени в полицейском участке, ведь «я так жаждал мести и справедливости», и у них не хватало сердца выкинуть меня. К тому же моя слава писателя мне здорово помогла. Мое пребывание в участке мне также было на руку— я смог вызвать подозрения на тебя. Мамору громко усмехнулся, но ничего не сказал. — Я сам крутился вокруг ваших мусорных ящиков, стараясь узнать, куда увозят мусор. Когда я узнал, я съездил туда и оставил новый комплект одежды. Ты был прав, в одной лаборатории я просто склонировал твои волосы и рассыпал их по одежде. Но затем надо было действовать быстро, ведь вещи должны были сжечь через день. Я вернулся в участок, ведя за собой Металлию. Я давно уже сложил два и два и понял, что это ты убил родителей. Но я держал это знание при себе, зная, что оно пригодится. И оно пригодилось. Полицейские невероятно подозрительны к рецидивистам. Узнав, что ты убил родителей, они были на сто процентов уверены, что ты и поджег здание. Тем более, что повод был. Не успел Кунсайт закончить монолог, как комнату оглушили аплодисменты Мамору, с переливами звона цепи. — Красиво, — признал Мамору, улыбаясь кривой улыбкой.— Красиво ты меня подставил. И запудрил мозги Минако. Ты правильно сделал, что не дал ей встретиться со мной. Ведь тогда я бы сказал ей правду, а ты не мог так рисковать. Ведь между нами есть эти сильные узы, которые не смог обрубить даже ты. Стальные глаза холодно застыли на лице Мамору. — Да, я знаю, что я не получил инъекцию только благодаря Минако. Даже у меня есть источники. — Металлия, — насмешливо произнес Кунсайт, скрещивая руки.— Твой верный адвокат. — Да, — развеселился Мамору.— Тот самый, которому предъявили ордер не приближаться к Минако ближе чем на 500 метров. Ты ведь боишься, что он расскажет ей все, а она поверит. — Она никогда не поверит, — холодно улыбнулся Кунсайт кончиками губ; платиновые волосы и бриллиантовые серьги блеснули под тусклым светом ламп, и он стал похож на Древнее Божество, на Дьявола и Беса. — Ему нет, — признал Мамору с чистой ненавистью глядя на блондина.— Но мне, когда я выберусь, поверит. — Ты не выберешься, — отрезал Кунсайт, поднимаясь с места. Ему было пора забирать Минако с кладбища.— И я пришел тебе об этом сказать. — «И ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои принять кровь брата твоего от руки твоей», — прошептал Мамору, наблюдая как Кунсайт меняется в лице и зовет охранников. — Ты ведь думаешь, что ты все еще хороший парень.— неожиданно произнес Мамору, когда охранники стали поднимать его с места.— Но ты ошибаешься, Кунсайт. Ты чудовище. Ты демон. И я спасу ее. Спасу, когда выйду. — Если ты выйдешь, — усмехнулся Кунсайт, проходя мимо бледного пленника и оставляя после себя запах дорогого парфюма. *** Подъезжая к кладбищу, Кунсайт расплатился с таксистом и пошел по тропинке, заваленной листвой. Неожиданно телефон просигналил сообщением. Прочитав сообщение, Кунсайт улыбнулся. Такеши сообщал, что наказание Мамору изменили— с пожизненного на тридцать лет. Да, Мамору простояло сидеть еще очень и очень долго. — Папа! Папа! — хорошенький белокурый мальчик бежал к Кунсайту со всех ног, и парень радостно поймал ангела в свои объятия и закружил. Когда он в первый раз увидел Луку, у него ушла почва из-под ног— так сильно он был похож на Ятена. И эти зеленые глаза. Но Кунсайт любил сына очень сильно. Это был его сын. — Ты мое солнце! — Кунсайт поцеловал сына в теплую макушку, ставя на землю.— Где твоя мама с огромным животом? — Огромный живот все слышит, — улыбнулась Минако, подходя к мужу и целуя его идеальные прохладные губы.— Ты поприветствуешь Ятена? Беря сына за руку, Минако почтительно ушла в сторону, давая Кунсайту побыть с камнем брата наедине. Кунсайт медленно подошел к могиле, осторожно дотрагиваясь до камня холодными пальцами. — Я хотел бы сказать, что мне жаль, Ятен, — тихо произнес Кунсайт, смотря на иероглифы на камне.— Я думал, что мне будет тяжелее. Что мне будут сниться кошмары, как твоему другу Сейе. Но этого не произошло: я не жалею ни о чем. Я абсолютно и неимоверно счастлив. Я женат на Женщине все своей жизни. У воспитываю с ней трех прекрасных детей. И у нее под сердцем растут еще двоих моих детей. Я так счастлив, Ятен, что иногда я колю себя руку, лишь бы удостовериться, что это не сон. Я окружен друзьями и счастьем. Зойсайт и Сецуна— крестные Луки. Мако и Ястреб- Ионы. А Ами и Таики —Минории. — Мне иногда не хватает тебя, — признался Кунсайт, дотрагиваясь до камня.— Я скучаю по тебе, но мне не жаль. Потому что я счастлив, я просто счастлив. Она была предназначена мне самой судьбой, а ты пытался изменить эту судьбу. Прости меня за то, что остановил тебя таким жестоким способом. Но мне не жаль. Мне абсолютно не жаль. Спи спокойно, Ятен. Подходя к Минако, Кунсайт прикоснулся к жене нежным поцелуем, вдыхая чарующий запах ее кожи. Он никогда не уставал целовать ее. Обнимая девушку за талию одной рукой, а другой ведя сына, Кунсайт пошел на выход из погоста. Он оставлял смерть за спиной и шел навстречу солнцу. Навстречу жизни и счастью.