Один из

Он не помнил, как выбрался из Бездны. Внутри бьется лишь одна мысль. Наверх. Наверх. Выше. Дальше. Сначала была непривычно живая темнота и пыль в глаза, не давая нормально сориентироваться. Ветер завывал свою песнь, оглушая. Сосуду было непривычна такая гамма звуков после многолетней тишины. Но он не кричал от боли, так как не понимал что это за чувство. Или то, что можно разговаривать. Иногда мелькала в головенке мысль о возвращении, только бы этот мир перестал давить на сознание. Но быстро ее отбрасывал в сторону. Ничего, потерпит и скоро привыкнет ко всему этому. Просто нужно время. Сосуд шел, иногда полз по камням, рвя мантию на тонкие лоскуты. Он не замечает того, как тонкие лапки изодраны, поглощая информацию о том, что его окружает. Ветер. Холодный, пронизывающий насквозь небольшое тельце, настолько сильный, что с легкостью порой подбрасывал Сосуда, заставляя барахтаться в воздухе и с грохотом падая обратно. Непредсказуемый своим поведением, но, не смотря на все это, звуки, что он издавал, нравились Сосуду. В нем витали такие странные вещи, от которых внутри что-то сжималось, заставляя невольно замереть на месте, прислушиваясь. Пение ветров были разными, утробными, необъятными. Всепоглощающими. Камни. Пропитанные чернотой. Бездна вгрызалась в любую материю, оставляя свои следы, которые не исчезнут даже спустя долгие витки времени. Они не сгинут как города и мир, что обитает там, наверху. Однажды исчезнет все. Но Она будет всегда. Бездна помнит все и оставит это все в своем молчаливом утробе. Камни на ощупь гладкие, порой даже мягкие. Они иногда невольно продавливались под ногами Сосуда, записывая в историю еще один след. Бездна всех помнит. Всех, кто теперь наполняет ее дно. Потом камни становились серыми и прохладными. Небольшие хрустели под ногами, иногда очень даже ощутимо впиваясь в плоть. Некоторые падали откуда-то, эхом проносясь по пещерам. Ветер и здесь пел, но уже тише и не заставлял падать наземь, цепляясь за все, что попадется пол лапку, чтобы опять не улететь куда-нибудь. На глаза время от времени попадались окаменелые тела больших существ с резными раковинами. Порой в самих скалах вырисовывались причудливые узоры, и было невозможно понять, то огромное тело существа, что замерло навсегда, став частью скалы или природа так воссоздала временчивые рисунки, вырезая из камня. Время и вода так обтесали их, что не было видно ни единого острого угла, делая переходы плавными и почти невидимыми. Слышалось, как вдалеке капала вода, сновались насекомые, стараясь добыть пищу в неблагоприятных землях. Иногда где-то вдалеке слышались шаркающие шаги зомбированных жителей Халлоунеста. Сосуд старался с ними особо не контактировать, осознавая, что те могут просто напросто убить. Ему нельзя погибать. Не сейчас. У него важная миссия. Сосуд шел все время, смотря по сторонам, а не под ноги. Звуки переливались, отдалялись, исчезали и вновь появлялись, отражаясь от высоких сводов пещер. Он шел и шел вперед. На зов. Вперед. Сосуд не помнил, сколько он блуждает по пещерам, то тут, то там скрываясь от разного рода врагов. Он раздобыл себе поношенный гвоздь и вступал в битву только в случае крайней необходимости. Конечно, после убийств чувствовалось, как что-то важное льется по его телу, разгоняя усталость и дрему. Но это не было чем-то таким важным, ради чего стоит рисковать. Так казалось ему. Он дошел до пещер, что были увиты растениями. Сосуд чувствовал, как все тело дрожит от усталости. Из чистого упрямства он шел дальше, не разрешая себе упасть на землю. Он передохнет, но позже. Еще не время. Не время. Он идет все дальше и дальше, спотыкаясь все чаще и чаще, качаясь из стороны в сторону. Острые шипы растений рвут его плоть, но он не замечает этого. Старается не замечать. Он лишь делает вывод для себя, что это неприятно. И когда в очередной раз, запнувшись об камешек, что притаился в траве, он рухнул вперед, исчезая в высокой траве, распугивая небольших светомух и пугливых маленьких жителей. На маске появилась еще одна небольшая трещинка. На этот раз около целой глазницы. Впрочем, он уже умудрился обломать себе один из рожков, что венчали его маску-голову, а одна глазница и вовсе стала больше после одной стычки с противником. Тот так зарядил дубиной ему по голове, что та хрустнула, и небольшой кусочек вывалился, исчезая где-то в глубинах пещер. Сосуд победил врага, но потом долго отсиживался, приходя в себя. Трава оказалась мягче, чем камни. Сосуд осторожно смял ее лапками. Он бы попробовал ее на вкус из любопытства, но понимал, что познавать мир может только тремя способами. На взгляд, на ощупь, на чутье. Третье хромало на все возможные ноги, из-за чего Сосуд был крайне в потрепанном состоянии. Прикрыв глазницы, он тихо «говорит» сам себе, что передохнет и пойдет дальше. Просто надо восполнить силы. Он замечает неподалеку подходящее место для отдыха и ползет туда, стараясь не привлекать внимание кишащих врагов. Оперевшись спиной на резной камень, увитый плющом, он замер, наблюдая за тем, что его окружает, поражаясь, какой мир большой и разнообразный. Такой красивый. Многогранный. Хрупкий. Сосуд понимает, что Создатель так хотел защитить. И это определённо стоит того. Усталость давит на него, невольно заставляя терять сознание. В груди копошится подозрение, что это может обернуться чем-то очень-очень плохим. Впрочем, сейчас он уже ничего не может сделать. Он слишком устал. Сосуд не знает, не чувствует, где разница между явью и сном. Он так и сидит, не замечая, как по нему ползают жучки и обвивают растения. Он видит сон. Первый в своей жизни, не осознавая, что это на самом деле. Они играют в садах, прячась в траве. Их игры начинаются, как только все просыпаются. Впрочем, у них есть только несколько сонь, но и они вскакивают, когда все уже на ногах. По началу, Отец и Матушка старались научить спать в своих кроватках по отдельности, но по итогу, когда Матушка приходила будить их всех, то находила их спящими в одном месте, в гнезде из подушек и одеял. Она честно пыталась объяснить им, но братья лишь смотрели на нее своими глазницами. Они не показывали своего недовольства. Просто молча слушали, ни кивая, ни отрицая. А вечером, когда приходила пора отдыхать, они сами не замечали, как скапливались в небольшие группки, а потом и вовсе оказывались все в одном месте. И это продолжалось до тех пор, пока все не будут вместе. Только так они могут спокойно закрыть глаза и ни о чем не думать. Отец на это ничего не сказал на эти действия. Лишь велел убрать все кроватки, а на место них расстелить большой матрас. Они бережно относятся друг к другу, стараются всегда быть вместе и не уходят далеко друг от друга. Поэтому и спят вместе. Так спокойней. Так хорошо и уютно. Они все похожи, но и есть отличия. Не только внешне, но и по повадкам. Впрочем, их это как-то не беспокоило, так как знали, что они родные, не смотря ни на что. Матушка разрешает носиться им по зеленым зарослям, только прося, чтобы не топтали ее цветы и не ломали лианы. Она высокая, статная, белая. Сосуд не знает почему, но она кажется ему самой красивой. Не беря тот факт, что видел других крайне мало. Она самая-самая. Она тихо улыбается им всем, рассказывает множество разных историй. Порой она просто приходит и занимается садом. А иногда, она уходит в самые глубины сада и сидит там, смотря куда-то вдаль. Сосуд один раз случайно туда забрел, но не знал, что делать. Она неподвижно сидела и улыбалась. Но ее улыбка веяла печалью, а глаза казались слишком мутными. Они знают, что Матушка плохо видит, но ее это совершенно не пугает. Говорит, что не великая беда и из-за этого не стоит беспокоиться. Он лишь подкрадывается к ней и осторожно обнимает за ногу. Никто из братьев не осмеливался к ней прикасаться, но ее печаль слишком громко звенит, отчего Сосуд нарушает табу, разбивая уединение вдребезги. Белое одеяние тут же пачкается под грязными лапками. Матушка удивленно смотрит на него и спрашивает, почему он не играет со своими собратьями. Тот лишь молча стоит рядом, крепко обнимая ее, не поднимая взора. Он остерегается, что Матушка может его оттолкнуть, но в глубине души знает. Этого не произойдет. Она понимает его, не смотря на то, что ни одного звука он не проронил. Потом молча уходит и очень долгое время не приходит. Сосуд часто смотрит туда, откуда она приходила, надеясь, что однажды Матушка вернется и расскажет еще одну историю. Что она как прежде им улыбнется. Он верит и ждет. Иногда к ним приводят поиграть сестру. Ее зовут Хорнет. Она не намного выше их всех, но внешне определённо похожа на них. Братья чуют родство. Они рады ей. По началу, она сторонилась их всех, не позволяя даже близко подходить к себе. Гордо подняв голову, ходила мимо них, когда они играли, не беспокоясь, что они испачкаются. Хорнет не любит такие игры. В ее запасе всегда было вышивание и книжечка с какими-то записями. Но однажды они втянули ее в одну из своих игр. Хорнет всячески говорила, что это все глупости, но братья чувствовали, что ей не противно. Ей тепло. Ей хорошо. Просто она живет где-то далеко, где с ней так не общаются. Не принято. Отец говорит, что, такие как она должны никогда не опускать своего достоинства. И Хорнет держит. Лучше всех держит, никому не показывая свои печали. Она всегда готова к перепалке, гордая, крепкая, гибкая. Она всегда вздрагивает, когда кто-то из братьев обнимает ее со спины. Замирает, готовая вскочить и умчаться, скидывая с себя негодника. Братья чувствуют, как ей тоскливо. Что ее руки связаны невидимой нитью обязательств. Как знания давят на ее немного сутулые плечики. Та, что никогда не опускает головы, крепко зажмуривает глазницы, глотая что-то горькое. Соленое. Терпкое. И все Сосуды тут же облепливают ее в своих прохладных объятиях. И Хорнет никого не отталкивает, не ругается, что они испачкают ее одежду. Они молча жмутся к ней, а она к ним. Они ничего не говорят. Для них слова ненужный инструмент. И Хорнет это понимает. Она привыкла к тому, что слова обязаны звучать. Ее так учили. Но с ними она и так прекрасно понимает все без глупых слов. Паутина из звуков, из которой было порой так сложно выбраться, не давала покоя. Но не с ними. В такие дни, они утаскивают Хорнет в свое гнездо и не отдают назад, когда приходит за ней мама. Херра, так зовут маму Хорнет, лишь едва заметно улыбается, хрипло смеясь. Несмотря на ее грозный вид, она мудра и проницательна. И разрешает своей дочери остаться на ночь с неугомонными собратьями, говоря им, чтобы те ее не обижали. Грозит пальцем и заговорщески щурится. Они лишь молча, не мигая, смотрят на нее, не понимая, с чего вдруг им обижать сестру. Потом все становилось на круги своя. Братья часто бедокурили, забираясь куда-то или выходя за пределы садов, но когда случалась какая-то беда, то сестра мгновенно оказывалась рядом, громко читая лекции, попутно разбираясь в проблеме. Так же когда кто-то хотел обидеть одного из братьев, то Хорнет тут же была готова к бою. Не смотря на то, что у нее маленькое тело, она с легкостью и изяществом покажет, где чье место. Правда, потом устроит ту еще трепку братьям, что влезли, куда не следует. Иногда она устраивает тренировки, чтобы те могли хоть как-то постоять за себя. И братья беспрекословно тренируются, копируя движения, иногда что-то привнося свое, не всегда понимая, почему та злится. Ему она напоминает маскокрыла. Миниатюрная, легкая, только сделай лишнее движение и все, упорхнет, махнув крыльями, не поймаешь, не догонишь. А в случае беды, уведет всю стаю, предупреждая об опасности. Она понимает, что не всех может уберечь и остановить. Но она гордо идет дальше, не смотря ни на что, делая все в своих силах. И они ей гордятся. Образ Отца был расплывчатым, далеким, бледным. Но каждый их братьев помнит его прикосновения. Как полны руки какой-то благоговейной отстранённостью, подобно мастеру, что создает каждую куклу по-своему уникальной, вкладывая в нее частичку своей души. Каждое движение отточено, ни одного лишнего движения. Но они не чувствуют, что Отец доволен своими творениями. Но и не чувствуют ненависти. Просто они не то, что он хочет. Так бывает. Строгий Отец заходит к ним редко в силу своей занятости, иногда приводя нового собрата. Он работает кем-то важным, и это важное может создать только он. И, конечно же, они все любят его, не смотря на него отстраненность. Оправдать его ожидания. Но для этого надо подрасти. Как старший брат. Он иногда приходит к ним. Он высокий подобно дереву, сильный, грациозный. Даже сильнее Хорнет. Она ему буквально по колено и сестра чувствует невольно ущемлённой. Впрочем, для братьев ее авторитет никак не падает, но она переживает из-за этого, хоть и не показывает. Им многие вещи непонятны. Сосуду кажется, что там, куда уходит старший брат, очень неуютно. Они все это чувствуют. И братья облепливают его со всех сторон, стараясь всячески подбодрить его. И хоть они не видят улыбки, как-никак, отец учил их всех одному и тому же. Но они чувствуют. Он не против этого. Старший брат подобен неподвижной статуе, не отпихивает, но и не обнимает. Но они-то все чувствуют. Они знают, что на сердце у Старшего Брата. Братья часто по нему лазают, а он не дает свалиться одному из них, когда слишком высоко забирается и срывается вниз. Иногда встает и начинает ходить по поляне, перешагивая ограды в виде цветов. Те, кто сидели у него на плечах, шее, рогах, руках, крепко держались, смотря по сторонам. Им было интересно, как видит мир Старший Брат. А те, кто остался внизу, бежали следом, изредка кидаясь в ноги. Но Старший всегда успевал перешагнуть, ни на кого не наступая. Иногда помогал вставать, если замечал, что кто-то не может самостоятельно встать. Они часто сидят вместе, в тенечке, слушая, как рассказывает Хорнет интересные истории, пока Матушка где-то далеко. Старший Брат иногда показывал сестре приемы, которые она могла освоить. И однажды принес ей сладость, чем сильно смутил ее. Хорнет поблагодарила его и долго не съедала подарок, рассматривая его со всех сторон, стараясь запомнить все нюансы. Даже попробовала зарисовать в свою книжечку. Братья долго толпились около нее, рассматривая странный предмет, что принес Старший из далекого места. И они были невольно удивлены, когда сестра разделила на них всех небольшую сладость. Каждому досталось по небольшой крошке, но это была самое вкусное, что они ели за свои жизни. Они научились принимать пищу без ртов, поглощая темным своим телом. Им не надо было много пищи, но благодаря этому можно было никого не убивать. Их тела гибкие, еще непокрытые панцирем, как у Хорнет и Старшего Брата. Впрочем, это их не расстраивает. Всему свое время. Когда Старший Брат остается с ними на ночь, то всегда дожидается, когда все улягутся, укрывает их одним большим одеялом, ложась где-то с боку. Но когда он просыпался, то оказывался чуть ли не в эпицентре всей гурьбы. Они привыкли спать в одной большой кучке. Младшие не ненавидят его за то, что его избрал Отец. Они горды им, ведь на его плечах тяжелая ноша. Он – надежда Отца. Враг оказался более незаметным и хитрым. Сосуд привык, что враги ходят, летают, ползают, а в глаза горят нездоровым огоньком. Растение - паразит уже полностью оплел Сосуд, все крепче обнимая в своих путах, не позволяя пошевелится, впиваясь в тельце своими ядовитыми шипами. Он сумел кое-как проснуться, сбросить приятную дрему, осознавая всю сложность ситуации. Гвоздь был вне досягаемости, да и растение уже крепко связывал его, не давая толком пошевелится. Ему оставалось только смиренно ждать конца и думать. Что это было? Чья это мечта? Отца, что создал его? Матушки, что смотрела на их рождение и падение в пустоту? Старшего Брата, отданного в жертву? Сестренки, что несет бремя былых времен? Собратьев, что молча смотрят вверх в ожидании… В ожидании чего? Он знает, чего они ждут. Где-то глубоко внутри они все знают это. Плащ и маска уже заросли густой травой, становясь частью этой экосистемы. В последние мгновения осознания, перед тем, как окончательно исчезнуть, Сосуд чувствовал, как из глазницы прорастает цветок. Хрупкий бутон, на тонком стебельке, нежные листики дрожат от тяжести росы. Ощущение было как в тех краях, когда приходилось хвататься за каждую выбоину, чтобы не снова взмыть вверх. Но оно было другим. Медленным, пронизывающим, впивающимся. Растение готово вот-вот распуститься, вливаясь в местную фауну, подставляя себя под свет светомух, что заменяли в пещерах свет. Сосуд чувствовал какое-то спокойное умиротворение, не смотря на то, что чувствовало тело. Этот мир и вправду прекрасен. Не смотря ни на что. Он не чувствовал вины, зная, что ни один собрат не осудит за осечку. Разве что сестренка пожурит за то, что полез, куда не надо. Такие, как он, уходили не часто, но ни один не возвращался. Ни один из них не выполнил миссию. Пока что. Но он попробовал, постарался сделать все, что в его силах. Он прекрасно знает, что он – брак. Он не подходит на роль того, кто это все закончит. Он не может оправдать надежды Отца. Он просто хочет. Нет. Они просто хотят, чтобы старший брат вернулся домой. Они чувствуют, что ему там нехорошо. Одиноко. Он не зовет никого, кто бы мог ему помочь, но они слышат. Они все слышат и чувствуют, что связано друг с другом. Они не оставят своих попыток. Чтобы ни говорил Отец. Чтобы ни говорила Матушка. Кто бы, что бы ни говорил. Это все неважно. Семья всегда должна быть вместе. И когда один из них доберется до врага Старшего Брата и Отца, то они разорвут его на клочки. Ведь брат позовет на помощь. И Бездна отзовется на молчаливый зов души, поднимаясь до Небес, утопив все во тьме. И он встанет рядом. Они все достигнут мечты. И покоя. Сосуд лишь надеялся, что сестренке не будет одиноко, когда все закончится. Он знает, она не скажет, что ей тяжело. Но она знает, что они с ней рядом. Ведь они все частички одного целого. Однажды, придет время, и она тоже вернется к братьям. В Бездну. Домой. И тогда все будет хорошо. Все будет хорошо.